запах
Тонкий запах горящей плоти,
Грубый запах горячей пищи.
Каждый будет, всегда и против,
Но находит лишь то, что ищет.
В первой букве пароля - роли
Недопризнанных не-артистов.
Слово "двое" не стоит боли
И на цыпочках вальсов...твистов...
Аум...Aus...Заумным стёбом
Дернуть струны души эстета,
Зная в кость обожженным нёбом
То, что мертвым не надо света.
Смех и смерть в ледяные губы...
Больно чувствовать селезенкой
Запах пищи - безмерно грубый,
Запах плоти - безумно тонкий.
***
Распаянным нервам безумных поэзий,
Разорванным глоткам безудержных песен,
Обугленным запахам юных гортензий
Я вру, что мой город по-прежнему тесен.
Во взорванном доме, во вскрытом оконном
Проёме без стекол я режу не вены,
А бланки - заявки на встречу с исконным,
Разумным и добрым, но слишком мгновенным...
закатом
Вскрыт закатом недавно заживший рубец горизонта,
Это небо так чисто, что точно умрет молодым.
Если я и курю сигареты, то только для понта –
Ведь с разомкнутых губ так красиво срывается дым.
Пузырек валерьянки, дешевое пиво на сдачу –
Слишком странный коктейль для сосудов, взорвавших висок.
Не проходит грызущая боль в миокарде, что значит,
Что не в жилу пошел горизонта карминовый сок.
Вскрыт закатом уродливый шрам воспаленного взгляда,
Это небо расплавлено в жидкое в щелке зрачка.
Если я и курю сигареты, то мне это надо,
А смотреть, как срывается дым – поищи дурака.
не было
Не было других, не было.
Были лишь глаза серые.
Струны натянуть нервные,
Звуки потекут первые.
Не было других, не было.
Были только дни длинные,
Ночи, когда за спинами
Крылья и пары винные.
Не было других, не было.
Песни каждый раз разные.
Струны – нервы рву грязные,
Руки лишь больней связаны.
Я уже сыта вечными
Страхами, но гриф меченый
Пьяный пьёт восторг вечера.
Не было других, не было.
верлибр
Наотмашь: «Возьмите!
Кто-нибудь!
Раз ему не нужно – берите!»
А по щекам – ртутью
То, чего не успели выжечь
Полувековые ночи
Попыток пробиться
Сквозь стену отчуждения,
До кровоподтеков на теле,
До беспамятства.
А теперь – кому оно нужно,
Такое-то?
Изодранное, в ссадинах,
В засохшей грязи пополам с кровью?..
Вот потому-то уже не криком,
А шепотом,
Просительно:
«Возьмите…
Кто-нибудь…»
рельсы
Рельсы, шпалы, поезд, купе первое –
Тамбур. Ну и что, за него плочено.
Знаешь, я бы стала носить серое,
Если бы от этого… Всё, кончено.
Рельсы, шпалы, поезд. Пишу пальцами
Буквы на стекле. Курит «Kent» девочка.
Искоса глядит… Оглашать стансами
Тамбур, так она решит – «белочка».
Рельсы, шпалы… Как тебе там, в улицах
Города-во-льду навсегда? Странные
Буквы на стекле – контролер хмурится:
Дура ли совсем или впрямь пьяная?
Рельсы… Разреветься бы мне в крайности,
Отвернулись бы, но жиды выпили
Воду. Не стесняясь своей странности,
Капли серебра вдоль путей сыпали.
***
Непонятым гениям - сахар признания,
Заслушанным рокерам - пива и смертности.
Желания - в мыслях, но в мысли желания
Суметь бы облечь, не теряя корректности.
Оборваным струнам - запястий, заношенных
Браслетами, феньками, прочими фишками,
Болеющим болью всех, некогда брошенных -
Тусовок с девчонками... или мальчишками.
Банкирам, рождённым певцами, возницами -
В певцы и возницы...в безумцы и клирики.
Потерянным девочкам с мудрыми лицами -
Глотать анальгетик стеснительной лирики.
МИнуя великих - смешных, одноразовых,
Не сладивших с болью, любовью и тлением,
За каждую страсть расплатившихся разумом,
Ура - возлюбившим непонятых гениев.
Панда Грин: запах.