Проскальзывает зверь в кипучем взоре ржи...
Проскальзывает зверь в кипучем взоре ржи,
Пчела летит домой со сладостной гречихи,
И золотистой мглой - без тени нашей лжи -
Венчает вечер вдаль растянутые пики.
Ни мысли в голове - лишь сорный цвет травы,
Немыслимый полет над радужной стремниной,
И солнце, настоявшее в огне
Сухую ясность глаз льняной равнины.
Клубится в воздухе осенний пепел...
Клубится в воздухе осенний пепел.
Грусть расставаний; перелёты птиц.
Раскроешь клюв - но не для нот - для тишины.
Когда полётность породнилась с ожиданьем
И вытеснила суету за скобки?
Рассматривает осень в лупу
Непристальных, но сумрачных небес
Мальчишек грязных - ловких воров,
Седых торговцев порнопрессой,
Не по поре беременную кошку,
Учителя с тяжелыми глазами.
И курится меж проводов и грязи
Мечта моя; с отсутствующим видом
Любовь проходит, никого не задевая.
О, сколько жизни в бестолковых буднях
Растрачено трусцою, мимолетно,
Без всякого намека на любовь.
Кому поведаю печаль? Стираюсь -
Ничейная беспечная монета,
На вешалке забытое пальто.
Седая жизнь озябла за штурвалом,
Ругается и курит трубку,
Сражается с тяжёлым морем -
Куда там, братец, всё уже пропало.
И все же - собираю жемчуг будней
(Вот странно - жемчуг будней) - и стараюсь
Я не грустить о том, что потерял.
Нет, в жизни счастья нет - оно сидит внутри,
В глубинах, за печальною завесой,
И к жизни пробуждается в молчанье,
Средь суеты отвергнутой и дыма
Осенних улиц, погруженных в сны.
Что помешает быть счастливым
Тому, кто все изведал, всем
Был вдохновлён, потом - разочарован?
Я завершён уже - хотя открыт
И пенью птиц, и отголоскам стали,
Болезням, ищущим меня,
Как пес подстреленную птицу.
Брожу под кружевом ресниц
В надежде встретить воробья живого
Или хотя бы песню сочинить,
Открыв себя, как канарейка, миру.
Уходит вдохновение по капле,
Я не пишу - я будто вдаль иду
И в небесах тону немою вехой.
Как много ожиданья! Больше жизни,
Заполненной сумятицею дел,
Бессмысленных, зато необходимых.
Седая осень смотрит на меня,
Оценивая лень мою на вес,
Заряд и спин, плечами пожимая.
Откуда в ней такая сила?
Куда она зимою пропадает?
И как живет в нас тень её чудес?
Цари, волшебница седая!
Следы поцелуев...
Следы поцелуев
в воздухе тёмном
тают, переливаясь,
как золото сонных фонтанов.
Тонкие руки дождей
спеленали дома и дороги.
Небо падает медью и маслом,
дети едят апельсины.
Мужчины идут на юг,
врываясь копытами в землю,
женщины проплывают,
окутавшись мехом истомы.
Авиакассы, мерцая,
зовут в города, где любят.
Поезда улетают
за тучи к горячему солнцу.
Следы поцелуев
в воздухе тёмном
тают, переливаясь,
как золото сонных фонтанов.
Изгибы утра голубые...
Изгибы утра голубые
В прозрачных шорохах листвы,
И в ледяной купели неба
Густой и плотный сон травы.
Рассвета розовые флаги,
И бег полян сквозь ночь к Днепру,
И погружённость в шлейф сирени
И золотую мишуру.
Из цикла "Камешки"
Философ
От людей простодушных я слышу одни похвалы...
От людей простодушных я слышу одни похвалы,
От людей утончённых - как правило, ушлую ругань.
Так кого же мне слушать? Кривить ли шаги, что прямы,
Изгибать позвоночник, в колечко сворачивать душу?
Ну уж дудки! Округлостью петь не мастак,
Лишь шипами, узлами, огнем и наждачной бумагой.
Легкомысленный пульс, зыбкий метр, быстрый шаг,
Солнце, ветер и города промельк шершавый.
Я люблю эту мягкую женщину сна...
Тип женщины - безумный, роковой...
Тип женщины - безумный, роковой,
Чудесный голос, нежный, мелодичный,
Рот, полный музыкой, и смехом, и игрой,
Глубокий, мягкий взгляд черничный.
Не полная, но в самый раз - в цвету,
Идет неслышно, будто бы летает,
И обволакивает взглядом на лету,
И нежностью таинственной мерцает.
Луна звенящею горошиной...
Луна звенящею горошиной
Поёт в живом вечернем небе,
Веселой гостьею непрошенной
Растёт на молоке и хлебе.
Кирпичны заросли закатные;
Рождая глубь душистой мысли,
Играют ветры водосвятные,
Смеются в сини, полной жизни.
Станислав Бельский: Осенний пепел.