Сергей Алхутов: Кое-что о нарративной позиции.
В англоязычной литературе владение точкой зрения, с которой пишется роман, является одним из обязательных навыков писателя. Умение грамотно использовать POV (point of view - точка зрения) каждый потенциальный литератор на западе изучает с детства, в любой школе на уроках английской литературы детям рассказывают, что такое POV и с чем её едят. В глубокой древности западные писатели творили только двумя способами - от первого и от третьего лица. В начале 20 века выяснилось, что от третьего лица можно писать по-разному. Автор может быть всезнающим (эта позиция делится на две подпозиции - всезнающий автор объективный и всезнающий автор субъективный), а может отображать окружающую действительность через фокус восприятия одного или нескольких героев. Такие персонажи называются фокальными. Главный редактор литературного журнала "Точка зрения" Сергей Алхутов не смог пройти мимо точки зрения героев, обосновав позицию фокальных персонажей. Такую позицию он назвал нарративной.
Редактор литературного журнала «Точка Зрения»,
Дэн Шорин
|
Кое-что о нарративной позиции
Думаю, мало кто регулярно задумывается над тем, что любой художественный текст написан не только каким-то автором, но и от лица какого-то рассказчика, а также в каком-то грамматическом лице.
Например, "Приключения Тома Сойера" написаны Марком Твеном (он же Сэм Клеменс) преимущественно от лица Тома Сойера в третьем лице. Не от лица Твена - это показывает кусочек, в котором Том (простите, цитирую по памяти и очень приблизительно) прижимал что-то, не помню что, к сердцу, а может, и к желудку - он был не силён в анатомии. Несомненно, сам Твен знал в анатомии толк больше Тома. Но и не исключительно от лица Тома - в первом же эпизоде (- Том! - нет ответа) описано действие, которого Том видеть и слышать никак не мог.
Точно так же, прогремевшая недавно в блогосфере "Памитка для подразделений, кто сражается при помощи шаурма" (http://eu-shestakov.livejournal.com/186101.html) написана Евгением Шестаковым от лица безымянного специалиста Аль-Каиды и в грамматическом первом лице множественного числа (чтобы убедиться в этом, надо не просто смеяться, читая этот замечательный опус, а обратить внимание на слова "наши" и "мы" в следующем куске текста: "Наши братья, водители газелей, идет к вам на помощь. Летом мы начнем продавать шаурма в марщрутках").
Впрочем, о грамматическом лице я больше говорить не буду. Писать тоже. Скажу и напишу о нарративной позиции, т.е. о том, каким рассказчиком ведётся рассказ.
В развёрнутом повествовании есть множество способов поддержать достоверность нарративной позиции - и столь же много способов сделать её недостоверной. Попробуем разобраться на примерах.
Допустим, что мы пишем рассказ от лица русского человека, живущего в средней полосе России и попавшего, скажем, в Сухуми. Нормально ли будет выглядеть, если рассказчик в рассказе всё время обращает внимание на пальмы, описывает, какие они, как пахнут, как шершавятся, какой формы у них листья? Нормально. Теперь представим, что рассказчик вернулся домой. Нормально ли будет, если он станет обращать усиленное внимание на, прости господи, русские берёзки и всё время их расписывать во всей их белоствольной красе? Первые полдня-день - да, дальше - нет. Он в этом родился, зачем обращать внимание на то, в чём ты родился? Привычное оттого и привычно, что запаковывается в уме в компактные образы, и распаковать их - процедура непростая. Если вы напишете текст так, что его рассказчик без повода обращает внимание на то, что ему привычно, вы сделаете повествовательную позицию недостоверной.
Теперь представим себе, что мы пишем рассказ от лица сухумского абхазца, приехавшего в Москву. Нормально ли будет, если рассказчик обратит внимание на, прости господи, русские берёзки? Да! А вот рассказчик вернулся на родину. Как долго он будет обращать внимание на пальмы и расписывать их прелести? Ну, вы поняли. Думаю, поняли и то, как сделать нарративную позицию этого рассказа достоверной, а как - недостоверной.
Привычные рассказчику реалии надо подавать в тексте именно как привычные - походя, без эмоций, без детальных описаний и пристального внимания. Кроме, разумеется, тех случаев, когда он, рассказчик, по какой-то причине решил обратить на них внимание. Например, ехал на лыжах по сухумскому горному склону и вписался прямиком в, прости господи, русскую берёзку.
А вот теперь представьте себе, что вам всё-таки зачем-то вот вынь да положь понадобилось описать, прости господи, русскую берёзку глазами русского человека, но без травматизма. Как это сделать недостоверно? Проще всего: взять и описать ни с того, ни с сего.
А как это сделать достоверно? Вот тут уже сложнее. Следует создать условия, в которых у рассказчика возникнет необходимость кому-то об этой самой, прости господи, русской берёзке рассказать.
Для того, чтобы иметь формальный аппарат для описания таких условий, здесь следовало бы ввести понятие апелляции, но я этого делать не буду. Скажу проще: любой рассказ - это рассказ кому-то. В первую очередь - читателю, конечно, но зачем читателю русской книги выслушивать рассказ о, прости господи, русских берёзках? Правильно, незачем!
И вот тут хороший автор введёт в повествование дополнительного слушателя или читателя, условно называемого эксплицитным. Правда, в филологии принято говорить только об эксплицитном читателе (вроде нескольких типов читателей, к которым в "Что делать?" явно и прямо обращается Чернышевский), но мы к филологии не привязаны, поэтому поговорим об эксплицитном слушателе.
Представим себе, что русский рассказчик ехал в метро и столкнулся с сухумским абхазцем. Причём абхазец только что пересел в метро прямо из опломбированного вагона и по дороге никаких, прости господи, русских берёзок видеть не мог. И сухумский абхазец спрашивает простого русского нарратора: слушай, дарагой, а что такое ваша русская берёзка? Хочу посмотреть, покажешь - дарагой друг будешь. Меня вообще-то купить послали, вай, не хочу ошибиться. Нарратор ему: да где ж я тебе их возьму, родной, они в метро не растут, не приживаются. Сухумский абхазец: ну, хоть расскажи, да? На ринок пойду - твои слова вспомню, не ошибусь. Вином угощу!
И нарратор естественным и достоверным образом рассказывает эксплицитному слушателю о, прости господи, русских берёзках. За бухло и за широкую душу.
Думаете - недостоверно за счёт деталей вроде опломбированного вагона и покупки сухумцем, прости господи, русской берёзки? Да, соглашусь я, недостоверно, но это недостоверность внешняя, это гротеск, внутренне (скажем даже: по внутренним психическим процедурам) вполне достоверный. А вот банальный рассказ русского рассказчика русскому читателю о, прости господи, русских берёзках недостоверен именно внутренне. У такого рассказывания нет побуждающего мотива.
Зачем и почему я всё это пишу? А вот зачем и вот почему: самую большую трудность при написании художественных текстов я испытываю при проработке повествовательной позиции. Скажем, в "Царе и Псе" рассказчик-грек плавно сменяется рассказчиком-индийцем, в неизданном пока романе "Инвазия" нарративных позиций никак не меньше семи, причём одна из них женская (пришлось вживаться в женскую физиологию), а в романе, который я пишу сейчас, рассказ идёт от лица простого шумерского земледельца, иногда по совместительству ещё и столярничающего. И вот когда я всем этим так пристально занимаюсь, мне немного обидно бывает читать тексты с невыдержанной и недостоверной нарративной позицией.
Обратите на неё внимание, пожалуйста. Тогда ваши тексты станут ещё интереснее.
Код для вставки анонса в Ваш блог
| Точка Зрения - Lito.Ru
Сергей Алхутов: Кое-что о нарративной позиции. Очерки о культуре и искусстве.
Точка зрения персонажей, препарированная главным редактором "Точки зрения".
14.03.09 |
Fatal error: Uncaught Error: Call to undefined function ereg_replace() in /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/fucktions.php:275
Stack trace:
#0 /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/read.php(112): Show_html('\r\n<table border...')
#1 {main}
thrown in /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/fucktions.php on line 275
|
|