Сергей Зубарев: Фальшивые отцы и ложные дети.
Анализ личности Иоанна Васильевича IV, прозванного в народе Грозным, дело не новое. Оценки, сделанные самыми различными людьми – от профессиональных историков (Костомаров, Скрынников) до классиков, каким является Булгаков (смею думать, что прежде чем сделать Грозного героем пьесы Михаил Афанасьевич тщательно исследовал все доступные ему в то время материалы о царе), и современных авторов, предпочитающих не столько историческую точность повествования и глубокий анализ событий эпохи, сколько некое «скандализирование» читающей публики, провокацию, к истории отношение мало имеющей (Бушков, к примеру) – порой кардинально противоположны. Кто-то образ правителя идеализирует, отсюда и “царь-
батюшка” и Грозный – герой народных песен и сказаний, кто-то называет его великим реформатором, сопоставляя деяния царя с деяниями другого реорганизатора - Петра I, кто-то вешает на него ярлык тирана и кровопийцы. Где же истина? Где ее искать?
Впрочем, читателям ТЗ за ней далеко ходить не надо. На мой, не скрою, влюбленный в Сергея Зубарева как нашего автора, взгляд - она здесь, в удивительном эссе, которое я бы назвала скорее «психолого-историческим исследованием».
Можно поспорить с Зубаревым, можно полностью принять его «раскусывание-разжевывание» истинной подоплеки многих событий того времени и внутренних мотивов поступков Грозного, а можно, прочитав, залезть в интернет и жадно проглотить многое из того, что всемирная паутина выдаст в поиске на слова «Иван Грозный», а лишь потом сделать выводы. Одно знаю точно – равнодушным Зубаревское исследование не оставит никого. Возможно, потому что исследований, подобных приведенному, вы больше не найдете. Ни в библиотеках, ни в том же интернете. Слабые попытки анализа, довольно таки беспомощные сопоставления личностей Ивана Грозного и Петра Великого, не более…
Жаль, что психологов так мало слушают и мало допускают к анализу историческому. Возможно, именно они смогли бы приоткрыть завесы, распутать тайны, разрешить загадки дней давних. Не столько опираясь на факты, сколько на знания непреложных законов психологии личности, ее архетипов и моделей ее поведения. Зубарев с поставленной задачей, кстати, справился блистательно.
Так что, приятного вам чтения!
Редактор литературного журнала «Точка Зрения»,
Татьяна Гринкевич
|
Фальшивые отцы и ложные дети
Сергей Зубарев
ФАЛЬШИВЫЕ ОТЦЫ И ЛОЖНЫЕ ДЕТИ.
Выводить начала власти из родительско-детских отношений вполне тривиально. Всеобъемлющая конкретная материнская власть укутывает ребёнка ещё до рождения. Чуть позже обнаруживает себя и таинственно – абстрактная отцовская. Прообразы исполнительной и законодательной ветвей. И потом, на протяжении всей жизни властные фигуры вокруг будут рядиться в родительские одёжки: цари-батюшки, императрицы- матушки, президенты-батьки, кафолические Папы, патеры, паханы, отцы-командиры, деды, отец народов и лучший друг физкультурников. В большинстве случаев руководители манифестируют себя как отцы. Родина-мать или Alma mater –явлены своим детям в виде не персонифицированных оболочек и являются скорее организующим принципом, чем прямым источником власти. В отдельных кризисных случаях родитель может снизойти на сиблинговый уровень: «Братья и сёстры, я вам не папа, защитить не могу, впрягайтесь сами».
Но в основном, мужской пол власть предержащего служит достаточным основанием для величания его Отцом. Но архетипическая роль даже рядового, тем более, венценосного субъекта менее всего определяется физиологией. Её можно оценить только по реальным действиям и их последствиям. Причём, последствия иногда имеют более отчётливый символический смысл, чем сами действия.
Рассмотрим, фактическую роль в семейной матрице социума одной исторической фигуры, часто перечисляемой в обойме отцов российской истории – Ивана IV Васильевича по прозвищу Грозный. Именно этот персонаж былинно-летописную чуждость Рюриковичей превратил в тотальный фактор российской жизни.
Главным деянием Ивана IV, затмившем в массовом восприятии покорение Казани, или ослепление зодчих Покровского собора, или убийство своего сына, является опричнина.
Освежим в памяти сведения, известные ещё из школьной программы: После ряда неудач в Ливонской войне, смерти первой жены – Анастасии Захарьиной-Юрьевой, разгона «Избранной рады», смерти патриарха Макария, измены князя Курбского
3 декабря 1564года царь Иван Васильевич спешно оставляет Москву и, взяв с собой казну, знаки царской власти, иконы, библиотеку и семью в сопровождении охраны отбывает в Коломну якобы на богомолье. По прошествии нескольких недель, останавливается в Александровской слободе в 65 верстах от Москвы и 3 января 1565 года объявляет через гонцов о своём отречении от престола, обвиняя бояр, духовенство, чиновничество в измене. Подчёркивает, что на горожан зла не держит. Манипуляция простая, но эффективная, усиливающая напряжение между аристократией и простонародьем.
Дума, боящаяся смуты, посылает к Ивану Васильевичу депутацию, возглавляемую архиепископом Пименом. Приняв челобитчиков с демонстративной суровостью и вдоволь покуражившись, Иван Васильевич соглашается вернуться на царство, но с условием: отныне он будет вправе казнить бояр-изменников или же миловать, по своему произволу. Другим важнейшим условием было образование особого царского удела.
До этого на Руси опричниной назывались уделы, выделяемые вдове князя опричь других земель. Теперь царь забирал в свой личный удел Москву, Вязьму, Суздаль, Можайск, Медынь, Козельск, Великий Устюг, Вологду, Двину, Старую Русу, Каргополь, Соль Галицкую, Балахну и Соль Вычегодскую, - уезды и торговые города, призванные обеспечить опричнину экономически.
остальные земли назывались Земством и должны были управляться боярской думой, по старому закону. В опричнине тоже была своя Дума, приказы, казна, управлялась опричнина исключительно царской волей. Впрочем, безраздельная власть царя распространялась и на Земщину.
Более чем очевидна регрессия от Отцовского Закона, каким бы примитивным он ни был, к материнскому капризу. Одного этого достаточно, чтобы остеречься называть Ивана IV отцовской фигурой российской истории.
Около месяца Иван IV готовил указ, и в феврале 1565 года вернулся в Москву. Основой тысячного опричного войска стали уездные худородные дворяне, не имевших связей с боярством. Хотя были там и князья, и бояре и служилые люди и даже иностранцы. Немецкие шпионы – куда без них в российской истории. К концу опричнины численность войска выросла до шести тысяч членов. Не сабель, не стволов, как выяснилось в столкновении с Девлет –Гиреем. Далее начался процесс наделения опричников недвижимостью. Вотчинные землевладельцы выселялись на окраины. Как это происходило, легко представить, если опричники не сдерживались ничем, и земщина практически была бесправна и беззащитна перед ними. Начался «пожар лютости».
А что ещё ожидать, если население страны было поделено на своих и чужих. И «своим» было дано право поступать с «чужими» как с врагами.
Словно с вражескими крепостями расправился царь с Тверью и Новгородом. Исследователи расходятся в подсчётах числа жертв этой карательной экспедиции – от нескольких сотен, до десяти тысяч. Так же как в оценке общего числа жертв опричнины за семь «официальных» лет её существования, от 4000 жертв[8,9] до 10000 и даже 20000.[5] При общей численности населения Московского государства к концу XVI века в пределах 6 - 9 миллионов человек. О чём тут спорить? До «красных кхмеров», конечно, далеко.
Известно, что сам царь и его опричники носили монашеское одеяние и много времени уделяли церковной службе. Историки подмечали орденский характер организации и бытования опричного войска.[4]
А. Л. Юрганов делает интересный вывод, указывая на ряд хорошо согласующихся между собой фактов:
На 1492 год, то есть, на 7000 - от сотворения мира был назначен конец света. Уже давно шли споры о причинах задержки, предлагаются уточнённые даты, но главная идея неколебима: грядёт Страшный Суд. Он обязательно пригрядёт, надо просто немножко потерпеть. Начало XVI века отмечено бурными церковными конфликтами: борьбой «иосифлян» с нестяжателями, расцветом и разгромом «ереси жидовствующих». Еретикам режут языки, показательно жгут в деревянных клетках. Общество уже семьдесят лет пронизано эсхатологическими ожиданиями. И в этой атмосфере Царь с опричниками разворачивают массированную террористическую кампанию: Бессмысленные пытки, продолжавшихся после того, как из несчастного вынимались все нужные признания, казни, совершаемые с особой жестокостью: расчленение, утопление, сожжение, варка в котлах, жарка на сковородах, травля собаками и медведями, очень уж напоминают казни грешников на Страшном Суде из лицевых Апокалипсисов.
Опричный дворец, выстроенный близ Кремля, вплоть до деталей воспроизводит Град Божий, описанный пророком Иезекиилем в сороковых главах его книги, и в главных деталях - Новый Иерусалим, описанный Иоанном Богословом в Откровении [1]
Он представлял собой в плане четырехугольник с равными сторонами. На западной стороне ворот не было, поскольку в Божьем Граде не бывает заката. Восточные ворота Града предназначались только для Бога. В опричный дворец в них входил только царь. В Граде нет храма, поскольку Бог присутствует непосредственно. За восточной оградой опричного дворца находилась крестообразная церковь без покрытия, что, полностью соответствует изображениям Города святых в лицевых апокалипсисах. [12]
Упомянем, что когда царь собирал представителей земства, они располагались всегда ошую него, то есть, слева, опричники же располагались одесную царя, то есть, справа, Так предписано на Страшном Суде располагаться праведникам и грешникам возле Судии. Тут и овчинные одежды опричников оказываются намёком на агнцев, отделяемых от земских козлищ.
На основании этих и целого ряда подобных фактов А. Л. Юрганов приходит к резонному выводу: Иван IV, по сути, моделировал Страшный Суд. Опираясь на идею сакральности, богоданности царской власти, он присвоил себе сверхчеловеческие функции. Опричнина выступала божьим воинством, праведно казнящим грешников. Более того, своевременное наказание и прижизненные муки изменников давали им шанс на спасение – в традиционном христианском смысле. Умри они безнаказанными и нераскаянными, их ожидали бы только вечные адские муки. То есть, царь с опричниками творили, в их мифологии, благое дело. Смерть от руки царя почиталась великой милостью для грешника.
В этой логике понятно и возведения себя в святые, и самоидентификация с Михаилом Архангелом, который в русской православной мифологии исполняет функции Харона – перевозчика через огненную реку, и даже с самим Иисусом Христом.
Л.Н.Гумилёв указывает, что опричнина мировоззренчески связана с ересью «жидовствующих», (сектой Схарии) - гностическим течением, отрицавшим Троицу, полагавшим Иисуса всего лишь пророком и, провозглашающим приход настоящего Мессии. Сектантами отвергались молитвы, поклонение иконам, святым мощам. Ритуалы секты были строго ориентированы на Ветхий Завет. Спасение предусматривалось лишь для немногих избранных. Гностические учения склонны объявлять материальный, тварный мир средоточием зла. Победа «Добра» при этом не мыслится без разрушения субстанции зла. Поэтому опричнину вполне правомерно рассматривать как своеобразную гностическую практику. [2]
В психоаналитическом смысле самообожествление является стандартным проявлением нарциссизма в его грандиозной ипостаси. Это особых комментариев здесь не требует. Но оно может указывать на специфические нарушения в прохождение эдипова конфликта, в результате которых ребёнок, избегнув прямого столкновения с отцовской фигурой, обесценивает и обходит её фантазийным способом, объявляя себя, например, божеством. При этом подлинные отцовские качества в нём не закладываются, не развиваются.
Факты биографии Ивана IV – утрата отца в трёхлетнем возрасте, без адекватной замены, и матери - в восьмилетнем, указывают на то, что триангуляцию он пройти не успел. Не было у него возможности освоить «отношения в треугольнике». То есть, мир навсегда остался для Ивана продолжением матери, сферой дуальных отношений. Более того, с высокой степенью вероятности, можно предположить развитие фантазии собственной вины за материнскую смерть. Подобную фантазию можно пережить, только параноидным образом спроецировав вину на других. Таким образом, невыносимая вина «матереубийцы» могла стать основным жизненным мотивом будущего тирана. Параноидность царя, таким образом, вполне могла быть результатом фиксации на травме. Косвенным подтверждением служит цепь фатальных неудач царя с его женщинами. Впрочем, психоанализ личности Ивана IV, сам по себе не слишком интересен, и годится лишь в качестве учебного упражнения. Поэтому версию происхождения сына Елены Глинской от Овчины-Телепнева-Оболенского здесь нет смысла рассматривать.
Важнее показать опасность незрелой, нетриангулированной, доэдиповой личности у власти и высветить психоисторический итог его деятельности. Понять, какие следы, проявляющиеся до сих пор, оставлены им в коллективном бессознательном.
Божественные проекции тяжелы и долго выдерживать человек их не может. Помянутая А.С.Пушкиным тяжесть Шапки Мономаха как раз происходит не от человеческой власти, а от сверхчеловеческих проекций.
В своей доопричной фазе правления Иван IV, очевидно, с трудом, но удерживался в депрессивной позиции. Утрата значимых объектов, в первую очередь, царицы Анастасии, столкнула царя с депрессивной позиции в шизоидно-параноидную, в которой субъекту просто необходим большой запас виновников. Внешне это и проявилось в виде «второго этапа» правления царя. Уничтожая виновников своих душевных мук, символически мстя за мать ( и замещающие фигуры), Иван IV, естественно, не мог не присвоить сверх - отцовскую роль. Но это «сверх» как раз высвечивает отсутствие реальных отцовских качеств. Слишком высоко забравшийся будет неизбежно ощущать приближение краха, страх перед обнаружением своей ущербности, несостоятельности. Единственный же способ как-то гасить лавинообразно нарастающую тревогу для подобных субъектов – это продолжать усиливать личную власть. Это неизбежно приводит к новому витку тревоги, но понять, что попали в самозатягивающуюся петлю, тираны и деспоты не могут. Не дано.
В этом смысле набег крымского хана Девлет-Гирея в 1571 году явился внешним проективно-синхронистичным событием, выплеском бессознательных ожиданий самого царя.
Этот набег обнаружил военное ничтожество опричного войска. Москва была захвачена и сожжена, «грозный» царь бежал из неё в панике. Вскоре он официально отменяет опричнину и запрещает любые упоминания о ней. Террор обрушивается на самих опричников. Вскоре ветераны опричнины были уничтожены, но её дух остался. Юродивый маскарад продолжался. В 1575 Иван объявил Великим князем всея Руси татарского царевича Симеона Бекбулатовича, а себя именовал «московским князем Иванцем». Можно оценивать тонкость политической игры, а можно – степень деперсонализации царя. Как будто он, легко себя обожествлявший, избегал именно царского титула.
Экономический эффект опричнины трудно вообразить. Крестьяне, страдавшие и погибавшие в этой эсхатологической кампании, массово бежали с прежних земель на Урал, в Поволжье. Пахотные земли запустевали. Начался голод. В связи с этим, как вынужденная мера в 1581 году введены Заповедные лета. Отменён Юрьев день. То есть, крепостничество было прямым следствием опричнины. Правда, крестьянам было в качестве компенсации предоставлено право неограниченно жаловаться на помещиков, что тоже наложило отпечаток на русский национальный характер. На следующий год Россия потеряла всю Ливонию. Долгая война была бездарно проиграна.
Помимо крепостничества, прямым последствием опричнины, точнее, властной дисфункции Ивана IV явилась смута.
Важным необходимым признаком Отцовской фигуры является подготовленная передача власти сильному преемнику.
Вспомним наиболее «чистый» архаический вариант, при котором власть передавалась победителю священного поединка. Убил старого царя – власть твоя. Был убит – значит, не был готов к священному бремени. Династический, то есть, родовой, материнский принцип передачи власти только на первый взгляд менее кровав. Вместо одного гарантированного трупа, трудно счесть трупики принцев, принцесс, и невозможно – всех иных членов династических группировок. Это - кровавый след материнского каприза. Подлинный Отец оставляет сильного преемника. Проблемы с преемником однозначно указывают на ложное отцовство правителя. Вспомним, что и другие псевдоотцовские фигуры - Пётр I,
И. Джугашвили оставляли после себя не преемника, но проблемы, да и своим реальным сыновьям были отцами более чем скверными.
Исторические оценки личности и результатов царствования Ивана IV издавна варьируются от полного неприятия до преклонения. Достаточно сравнить высказывания М.Н. Карамзина, С.М. Соловьёва, В.О.Ключевского, И. Джугашвили.
Научность и доказательность в оценке деятельности Ивана IV, увы, редкие гости. Чаще оценка зависит от политических пристрастий авторов.
Полную бесплодность марксистского подхода к объяснению феномена опричнины показал Б.В. Сапунов. Он доказывает, что реальная практика опричнины никак не укладывалась в схемы «классовой борьбы». И среди репрессированных, и в составе опричного войска можно обнаружить представителей самых разных «классов», сословий и групп тогдашнего российского общества, и не только российского, кстати.
«Рассматривать опричнину как инструмент вооруженного конфликта внутри класса землевладельцев- бояр и дворян, как нас учили в советское время, так же неправильно, Дворяне вовсе не ставили своей сверхзадачей ликвидацию боярского сословия, владевшего землей на вотчинном, т.е. вечном праве. Дворяне, получившие землю как компенсацию “ жалование” за военную службу, владели ею временно, на поместном праве. Их голубой мечтой, или, говоря на современном языке, сверхзадачей было владение землей на вотчинном праве, то есть самим стать как бы маленькими боярами» [6].
Важно, что при данном подходе достойное внимание уделяется глубинной мотивации действующих лиц. Вместо безликих «масс» или ходячих «концептов» появляются реальные живые люди. Указывая на то, что ни один царский указ не подрывал системы вотчинного землевладения, и после смерти Ивана IV переселенные бояре вернулись на свои старые вотчины. Б.В.Сапунов делает вывод, о том, что опричнина, была направлена против конкретных личностей, не каких-либо социальных групп.
Затем он утверждает, что опричнина представляла собой безадресный террор, необходимый только для укрепления режима личной власти, но не в малейшей степени не помогающий конструктивным преобразованиям в стране. [6] Кажущееся противоречие между «личным адресом» опричнины и «безадресным террором» легко разрешается, если рассматривать кампанию по укреплению царской власти как регрессию от объектных отношений к безобъектным.
Интересна так же аналогия опричнины и контрреформации, но она лежит в стороне от нашей темы.
Все виды террора связаны с обвальной регрессией. Пользуясь семейной матрицей, разделим виды террора на две главные группы: детско-родительский (народовольцы и царь) и родительско-детский (опричнина, сталинский террор). Возможно, наиболее распространённая детско-детская форма («Близнецы», Беслан. Заметим, что в уничтожении «Близнецов» детская тема присутствует символически, а в Беслане буквально), обычно подразумевает адресацию родителям избиваемых сибсов. Месть «нелюбимых детей» «любимчикам» здесь является приятной, но побочной задачей. Так же, за «стихийными» погромами, почти всегда обнаруживается «родительская санкция» против нелюбимых, чужих детей. То есть, в детско-детской форме террора почти всегда присутствует родительская (властная) фигура, на которую, или от имени которой работают сибсы. Родительско–родительский террор возможен в ситуации «развода» - раскола страны, или между чуждыми родителями. Но такой террор прячется в иных обликах. Например, атомная бомбардировка Хиросимы и Нагасаки, по сути – не военные операции, а именно террористические акты, притом, адресованные не только противнику.
Задачи террора в любых вариантах – заставить родителя регрессировать, то есть, утратить родительскую роль, которую можно будет перехватить, или родителю – заставить регрессировать детей до максимально беспомощного и зависимого состояния. Далее можно наблюдать интересный парадокс: с одной стороны, регрессия на довербальный уровень может провоцировать предметную, действенную агрессию, - кто не может протестовать словами, будет использовать иные формы протеста; с другой стороны, регрессия на уровень формирования объектных отношений может заменить агрессию любовью. Подобные вспышки любви к своим мучителям хорошо известны как в локальных случаях низового террора (стокгольмский синдром), так в тотальных случаях государственного террора (обожание Джугашвили).
Если государственный, родительско-детский террор подразумевает замену отцовского Закона материнским капризом, то низовой, детско-родительский террор навязывает социуму сиблинговую справедливость – наиболее хаотичный руководящий принцип.
Итак, Иван IV - нетриангулированный, доэдиповый параноид, закономерно неудачливый муж, скверный отец –сыноубийца. Как представитель династии Рюриковичей, он плох тем, что не обеспечил твёрдую преемственность власти. Профнепригодный Фёдор Иоаннович, разумеется, не в счёт, Дмитрий – тем более. Психоаналитический смысл убийства реального преемника - царевича Ивана очевиден и исключает всякие ссылки на случайность. (Абсолютной закономерностью выглядят скверное отцовство и проблемы с преемниками у других претендентов на звание исторического Отца - Петра I и Иосифа Джугашвили) Кем он стал для многих и многих поколений россиян? Если не отцовской, то, может быть, материнской фигурой?
Кто делит детей на своих и чужих? У матери могут быть любимчики и менее любимые дети. Но они все - свои. Чужим ребёнок может стать для матери в случае эксцесса: предательства, измены. Собственно, сюжетов немного - уход к отцу в случае развода, или брак с не одобренным кандидатом. Всё остальное – домашняя тирания, удушающий контроль, издевательства – суть признаки эмоционально насыщенной материнской заботы. «Я – мать, поэтому лучше знаю, что детям во благо».
Изначально делит детей на своих и чужих именно мачеха. Иван IV не годится на Мать,
он стал тотальной МАЧЕХОЙ россиян.
Если Рюрик пришёл как отчим (не важно, реальность это или миф), худо-бедно, но восстановивший порядок в доме, то закрыватель династии вошёл в историю России как мачеха, расколовшую страну на «своих детей» и «чужих детей».
Попытки заигрывать с архетипами могут обернуться бедой и для руководителя, и для страны. Бывало, примешь Вотана за Диониса, и обречешь свою страну на поражение в ещё не начатой войне, ведь где Вотан, там и Рагнарёк.
Так Иван IV вместо Архангела Михаила предстал злобной мачехой из русских сказок и актуализировал для россиян архетип сиротства. Проявляется он, в частности, в существовании небольшой прослойки «родных детей» которые не работают, а кормятся, которых родная мамаша спасает во времена кризисов, огромной массы сирот, которые не столько работают, используя невольные преимущества «сиротства»: фактическую сепарацию, вынужденную адаптивность, сколько стремятся втереться в родство, и меньшинства, ищущего зимой подснежники.
Иван IV, как известно, был первым русским царём. Этот титул он смог принять после покорения Казанского ханства. До этого момента он был Великим князем, так же как его предшественник Василий Иванович. Этот момент смены титулов может показаться современному человеку несущественным: ну, князь, ну царь, какая разница? Но разница есть. Княжеская власть изначально опиралась на дружину, гомоэротическое сообщество сибсов. При безусловной выраженной иерархии в подобных сообществах действует механизм, препятствующий чрезмерной концентрации власти у кого бы то ни было. Дружина, дающая князю власть, её же, в известной степени, ограничивает. То есть, князь в этой структуре – не отец, а старший брат. Младшие братья не позволяют ему стать отцом. В специфике древнерусского лествичного престолонаследия братский статус князя имел буквальный смысл. Наследовал престол не сын князя, а его младший брат.[7] Чтобы князю обрести статус отца, передающего престол сыну, ему нужно было убить всех младших братьев и всех племянников от старших братьев. Таким образом, переход от глубинного статуса князя, пусть даже великого, к статусу царя принципиален. Это выход из сиблинга в родительство.
Шапка Мономаха, похоже, до Бориса Годунова подломила своей тяжестью вполне легитимного Ивана Васильевича. Последний раз функцию российской короны Шапка Мономаха исполнила при венчании на царство Ивана Алексеевича. Одновременно с ним венчался Пётр Алексеевич специально изготовленным к случаю алмазным венцом. Наступала эпоха императорских венцов. Имперская идеология должна была редуцировать фактор чуждости, но это уже другая история.
Для России отцеубийство, как формирующий власть фактор, не столь существенно, как братоубийство. Разумеется, нельзя считать ответственным за всё царя Ивана Васильевича. Он, не сумевший стать Отцом, делал то, что ему осталось доступно, действовал в сложившейся до него архетипической логике, и стал ярким выразителем российской исторической драмы, в которой так мало подлинных отцов.
Сталинский «патрицид» -тотальное уничтожение отцовского авторитета в стане укладывается в ту же логику: самозваный чужеродный «братец» должен уничтожить не только всех возможных сибсов- конкурентов, но и саму идею отцовского авторитета. Тогда он остаётся единственным «Отцом народов», а Россия, пусть в форме СССР, продолжит свою стагнацию как тотальная материнская структура, правители которой либо отягощены чуждостью, либо являются вариациями сибсовых фигур.
ЛИТЕРАТУРА:
1.Библия РБО М.1994. Иез 40-48. Откр 21
2.Гумилёв Л.Н. От Руси к России М.Экопрос 1992 с211-214
3.Зимин А.А. Опричнина Ивана Грозного. М., 1964 4.Каравашкин А.В., Юрганов А.Л. Опыт исторической феноменологии. Трудный путь к
очевидности. М., 2003, с. 68-115.
5.Кобрин В.Б. Иван Грозный. М., 1989
6. Б. В. Сапунов Иван Грозный и феномен опричнины.
http://www.sir35.ru/Sapunov/IVAN_11022.htm
7.Соловьев С.М. Взаимоотношения между русскими князьями Рюрикова дома. Собр.соч.кн.19
ПВЛ СПб 1996
8.Скрынников Р.Г. Царство террора. СПб, 1992
9.Скрынников Р.Г. Иван Грозный. - М.: Наука, 1975. 10.Скрынников Р.Г. Опричный террор. - Л.: 1969. 11.Шмидт С.С. Россия Ивана Грозного. М., 1999 12.А.Л. Юрганов. Опричнина и страшный суд. Отечественная история. 1997. № 3. С. 52-75.11.
Код для вставки анонса в Ваш блог
| Точка Зрения - Lito.Ru
Сергей Зубарев: Фальшивые отцы и ложные дети. Эссе.
Жаль, что психологов так мало слушают и мало допускают к анализу историческому. Возможно, именно они смогли бы приоткрыть завесы, распутать тайны, разрешить загадки дней давних.
29.10.09 |
Fatal error: Uncaught Error: Call to undefined function ereg_replace() in /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/fucktions.php:275
Stack trace:
#0 /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/read.php(112): Show_html('\r\n<table border...')
#1 {main}
thrown in /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/fucktions.php on line 275
|
|