константин латыфич: Междуречье.(Таблицы I - IV).
Попробуем перенестись на 40 с лишним веков назад, в эпоху, знакомую в основном по иллюстрациям учебника истории. Междуречье. Стены Вавилона. Каналы, орошающие плодородные поля... Всё это сегодня воспринимается скорее как сказка, мифологизированаая история о государстве, исчезнувшем так давно, что связать это с реальностью почти невозможно. И всё же Константин Латыфич делает такую попытку. Сам автор определяет свою поэму как эпос, несмотря на то, что литературоведение относит подобный жанр к лирике. "Междуречье" - попытка разбить скорлупу, скрывающую тот далёкий древний мир, а потому одним из главных героев здесь является археолог. Конечно, автор обращается, прежде всего, к скрупулёзному читателю, который не поленится смотреть все приведённые ссылки и терпеливо отнесётся к длинной строке и трёхстопному размеру. Работая над поэмой, Константин Латыфич опирается на древний шумерский "Эпос о Гильгамеше" - местном царе, правившем в конце XXVII — начале XXVI веков до н. э. Читателю пока представлена лишь первая часть поэмы. По обещанию самого автора, продолжение последует. Отдельно стоит сказать о форме. Вы, наверное, обратили внимание на формулировку "таблицы". Это ещё один отсыл к цивилизации древнего Междуречья. Там писали не главами, а таблицами. "Эпос о Гильгамеше" изложен на 12-ти глиняных таблицах. Современные "электронные" таблицы поэмы "Междуречье", по определению самого автора, посвящены разным аспектам человеческого бытия. I - вступление и Вавилонская башня. II - ложный выбор, III - власть, IV - язык. Что ж, увлекательного путешествия в далёкое прошлое!
Редактор отдела поэзии,
Родион Вереск
|
Междуречье.(Таблицы I - IV)
Елене Новиковой
Гаданье на кирпиче не сулит жизни
(«Гильгамеш и бык неба»).
Реальность течет (Жиль Делёз «Анти-Эдип»)
… в промежутке, где реки меняют полярность (Алексей Парщиков «Нефть»)
И явились источники вод ( Пс. 17)
Таблица I
Археолог копает землю на глубину штыка.
Центр её находится там, где остриё лопаты,
что начинает вращение, верхушкою черенка
касаясь ладони, где линии словно карты
позабытых каналов. От спекшегося песка
он расчищает кисточкой кость солдата,
шедшего маршем в ровном строю колонн
вдоль этих каналов. И не казалась длинной
пустыня, где фаланга, кобра и скорпион
становились созвездиями, чтоб на глине -
клинописью света, словно пыльца, нанесён
для мастера был чертёж, который на половины
разъятые вещь и слово соединит в руке.
Сжат он в кулак жреца, стоящего на вершине
башни над городом, что на большой реке.
Лодки из козьих шкур тихо плывут к плотине.
И гребец управляет шестом. У него на щеке
татуировка рыбы. Самих рыб он видит в тине.
Плоские крыши, где ночью широк обзор.
И над сливовым садом - лестница зиккурата
видна от синей его ступени. За ними створ
ворот с барельефами. Их назвала Астарта*,
и скрылась, скинув одежду, туда, где сор
и пепел не падают вниз. На исходе марта**
наверху, где руины храмов - рекламный фон,-
на реке никого. И лишь бычьи рога у Сина***,
светятся тонким «С» поверх проводов и крон
финиковых пальм у шоссе. Через всю долину
оно приведёт в места, где уже не заметен гон
Псов на Медведицу. Где новую викторину
придумают, чтоб азартом созданный эпатаж
её победителя - ластиком стал для страха
тому, кто спасается в лифте, на сороковой этаж
взлетая до офиса, - от нового скрыться краха
фондовых рынков. Он множит себя в тираж
- от ботинок до галстука, и от лица до паха -
«В контакте» и «Одноклассниках». Только там
обретая бессмертие в каждом переплетении
реплики с репликой, линии судеб напополам
разделяя с собой. От каждой беря смятение
внезапной любви к ожиданию того, что снам
найдется вдруг соответствие, и верное ускорение
со смартфоном в глубоком кресле. Через эфир
письмена на табло появляются, словно рукою
их кто то выводит. За стеною стеклянной – пир.
Там DJ под зелёным лучом и красною пеленою
миксует две темы. На столах есть вино и сыр.
И все улицы замыкаются дорогою кольцевою.
Мы живем в междуречье, где всегда солона
под ногами земля, где для каждого межевая
полоса – напряжение вакуума, что есть вина
изначальная. И себя поочередно не узнавая
в тех, кто навстречу, словно мнимая величина,
к нам приблизился, - им заклинание повторяя:
«На островах всех стражников, трубящих в рог
невозможно увидеть. И отмерены расстояния
для шагов человека. Не пройти, не сбивая ног,
между тёмными водами. Спасительное отчаяние
нас притянет к месту, где родниковый исток
сменит все направления, перечеркнув желания».
Мы спрессованы временем в точке слиянья рек -
пересохших и полноводных. И всегда вторжения,
как самума горячего, ждем, чтобы колючий снег
таял зимой на лице. Чтоб сметались обозначения
принадлежности к роли своей до смыкания век
и дыхания хриплого. И прояснилось зрение -
для слепого дейфа на не построенном корабле
через потоки и русла - к чистому ультрамарину.
Календарь повернув, и закрыв на рабочем столе
ноутбука - все открытые файлы, взбивая перину -
видим скоропись ливня, как будто клеймо на челе.
Он сбивает всю почву, обнажая холодную глину.
*Астарта (Иштар) – в мифологии Шумера и Аккада богиня любви и плодородия. Олицетворение Венеры. Ее именем были названы главные ворота Вавилона, через которые во время новогодних процессий проносились статуи богов. Согласно мифу, чтобы спасти своего возлюбленного, она спустилась в царство мертвых, для чего, проходя семь ворот – перед каждыми должна была сбрасывать с себя часть одежды. В то время, пока она находилась в нижнем мире, жизнь в верхнем мире остановилась.
** Март у ассирийцев и вавилонян считался первым месяцем года по лунному календарю. Первым днем года считался день весеннего равноденствия. Следующие двенадцать дней происходило празднование - одной из целей которого было посвящение царя во власть.
*** Син - В городах Междуречья - Бог Луны. Отец Астарты. Изображался на глиняных таблицах в виде быка, или лунного серпа. Ему же приписывали функции управления временем.
Таблица II
Оплоты ваши – оплоты глиняные (Иов 13, 12)
Эта глина – еда для мёртвых, которые не нашли
даже следа того, кто пыль делает тёплой взвесью
в длинном, сухом туннеле. Сюда навсегда вошли
девушки с арфами, чей звук был последней вестью
для пастухов с хлыстами и коз, которых они пасли.
И солдат со штандартами. Пищею став для спеси
царя в саркофаге.* Он под красным лежит платком.
На костяке – клинок, возле кисти остывшей - чаша
для ячменного пива. Но ячмень не взойдет ростком
на камнях, где рассыпаны зёрна. И не видно дальше
шлема с клеймом Победителя, что рядом с носком
ступни – оставлен для новых побед. Чем раньше
вновь начинают войну, тем скорее заполнят склеп
наложницами и погонщиками. И для круговорота
тел - оставляя места тому, кто по поручению слеп
для шелкопряда в коконе, раскрашенную когорту
фигур - расставляет на столике, и вечный скреп
- табличку о наступлении под заложенные ворота
дворца приказывает зарыть. И в большой барабан
с колокольчиками бьют в такт. Этот ритм не меняя
им вторит хлопками толпа, и жрец наполняет чан
кровью барана, центробежной гордостью разгоняя
танец вокруг святилища, начиная в святой Нисан
новый год. В темноте Золотую статую вопрошая,
принимает опять за свои, вырезанные на чёрных
обелисках, слова о казни того, кто со своей стези**
свернёт: «Кто по рекам богов не везет, тот сорных
трав – страшнее». Из низин, где вязнут, идя в грязи,
мулы, везущие лодки, с крутых перевалов горных
несут божества в столицу. В домах, что стоят вблизи
дорог с колеёй, по печени овец о теле своём гадая,
делают за насечкой насечку на лунном календаре.
Там таблицу судьбы на шею рожденного надевая,
в глиняную лампу льют масло растущего на дворе
сезама, стену из тростника лампадой такой озаряя,
мотыгу и плуг готовят к дождливой или сухой поре,
зажженной гневом тех слов, будто спичкой серной,
что не греет на холоде. Испуганным смотрит оком
оттуда, где вторят твёрдой записью многомерной
законы движения, - тот, кто стянут ими, как соком
горьким – лист. Он страхом пленённый и верный
знанию о вине изначальной, отмеренным сроком
своим печален – в ежедневнике от десяти до ста
дел красным отметит, как собственные скрижали.
Так рисовальщик, боясь слепой белизны холста,
травы, цветы и колонны для будущей пасторали
с гербария и фотоальбома копируя в центр листа,
их совмещает кистью в картине – деталь к детали,
словно память с воображением, где тело – ферзь,
бьёт все проходные пешки, и чёрному королю
ставит в три хода мат. «Кто опаздывает - не лезь
в Крёзы, - подсказывает буклет, - пей «ТераФлю»,
не смотри в себя, если почувствуешь вдруг резь
в глазах у 3D-экрана, и дай ускорение февралю
к марту, чтобы стать равным лишь самому себе
в день равноденствия, постепенно другое зрение
обретая для самооценки. Всегда находи в судьбе
соответствия с гороскопом. И огонь, как трение
кремня в зажигалке воспринимай, и при ходьбе
оставайся бодрым. Успехом спасись от тления».
Так хранят неизменным, веря лишь в свой покой,
словно фреоном, - клон. Разом его представляя
в прошлом и будущем, поправляя одной рукой
перед зеркалом – галстук, и уверенно подставляя
бритую щеку под лосьон, стези для себя другой
не желая. И вечером, как избавление, прославляя
сон, похожий на тёмное поле, где ухающей совы
не слышно. Оно отгорожено, секретнее полигона,
зубчатой стеной. В песках за ней прорывают рвы
с ядовитой водой, и кинжалы скрестят до звона.
Там быки, у которых есть крылья, и рычащие львы
охраняют от подданных белый дворец Саргона.***
* Раскопки захоронений 3 тыс. д.н. э в Уре показали, что погребение царственных особ, в отдельных городах Месопотамии, в свое время осуществлялось со всей их свитой.
** Этические и юридические нормы в Ассирии и Вавилонии, в том числе и законы Хаммурапи, записывались на специальных чёрных обелисках, чаще всего, вырубленных из диорита.
*** Саргон, Шаррум-кен — основатель и царь Аккадского царства (2369-2314 гг. до н.э.), первым объединивший в единое государство территорию от Персидского залива до Средиземного моря. В переводе это имя означает «законный правитель».
Таблица III
…поставь над нами царя(1 Цар. 8, 5)
Саргон треплет гриву, и кормит с ладони льва.
На столе из пальмы - тмин с листьями майорана,
статуэтка Шамаша*, с которым разделены права
на блюдо из терракоты, где чёрный язык барана,
ещё горяч, пока над ним вслух произнесут слова
о союзе с тем, кто зазубренный нож от Харрана**
к Уру ведёт в небесах, выжигая им, как серпом,
на земле маршрут – отбросившим лёгкий посох,
что идут для подсчёта звёзд и снопа за снопом
в снах, что с явью равны, оттого собирая босых
со свирелями возле скипетра, чтобы те - гуртом
на четыре стороны круглолицых или раскосых
заставляли за колесницами - с луком или копьём
в ногу шагать, и песок окропляя чужою кровью,
выводить поверх тех, кто в землю зарыт живьём,
план башни и города. И снова поводит бровью
за завтраком царь. Перед ним павлины и водоём.
Голова побежденного с другой головой - коровьей
висит между пальмами, и потому прощены долги
под звук костяной трубы всем, кого долгий голод
пытает среди руин. Так верность писаря и слуги
к своему господину вяжется в узел, и будет солод
в пиво теперь добавлен, изюм к финикам в пироги.
И на сотни тел возле старого - новый узор наколот.
И дороги Процессий через проёмы разбитых стен
проложат. И потому в домашних печах - рабами
обжигаются кирпичи. По утрам не встают с колен
перед поставленным божеством, и сухими губами
неведомые слоги произнося, и в переплетении вен
чувствуя ток другой, сдерживаемый, как берегами,
памятью, которая сплавлена, что и кристалл слюды
под давлением Времени на пучок зиллионов линий
движения кислорода и кремния в капле сырой воды.
Из-за красного фона пересылает как чёрный и синий
некогда белый и жёлтый цвет в узор, где уже сады -
Змеем обвиты, и троны из кедра - на шишках пиний***
вместо копыт стоят. И гнётся, сбиваясь, тугая ось,
словно толчком подземным, вьётся единым рогом.
Но уже не Орёл на вершине горы, а в реке Лосось,****
направление подскажет. Теперь по другим дорогам
семафоры откроют движение. Там не слышен лось.
На полу ребёнок - между подоконником и порогом
знает - когда в Столице пятнадцать часов пробьёт -
на другом конце меридиана сразу объявят полночь.
Он по карте пальцем – от пустыни ко льдам ведёт,
совмещая часы с километрами, призывая в помочь*****
скорость и точность, взрослея, - с ними вперёд идёт,-
догоняя свой образ, который срисован точь- в-точь
с обложки журнала (где гранатомёт на плечо актёр,
в роли Победителя Всех кладёт) - с ним совпадения
требует, и чтобы кто-нибудь, как можно скорее, стёр
границы между желаниями. И спас их от нападения.
Чтоб в отелях, за чаевые, всегда благодарил лифтёр,
и в обед - между вином и десертом - как наваждение
не появлялся страх, который заставит глядеть назад -
туда, где с прошлым – сегодняшний день скрепляя, -
бьёт по брусчатке строй, и раскатистым эхом парад,
на Генерала держа равнение, под оркестр повторяя
приветствие, - утвердит на кварталы разбитый ряд
улиц, где в домах нажатием пульта всегда одобряя
стрельбу на экране, - режут на дольки телячий язык
в тарелке пластмассовой, белый стеклянный столик,
подвинув к себе ногой.- Я дам то, к чему ты привык,
говорит Кандидат,открывая собою рекламный ролик,
и называет моду - воротничок, застёгнутый под кадык.
Для кости и двуглавых мышц - он советует анаболик******,
растворимый в крови, как вирус в сигналах IT- систем,
открывающий файлы с Фаллосом, и обновляя гамму
десятою нотой, отменяет действие доказанных теорем.
И вычёркивает, как старьё, - маму, которая мыла раму.
Чтобы смотрящий вперёд – оставался не глух, но нем,
выводя перед зеркалом знаки, похожие на пиктограмму.
*Шамаш он же Уту - по верованиям древних шумеров был Богом солнца и тепла. Сын Бога луны Сина. Брат богини Венеры – Иштар(Астарты). Шамаш - судья, хранитель справедливости и истины. Именно он изображен на барельефе, передающим царю Хаммурапи свод законов. Отличительные признаки бога - лучи за спиной и серповидный зубчатый нож в руке.
**Харран – древнейший город в северной Месопотамии. Родина Фары - отца Авраама. В переводе означает: «место, выжженное солнцем». Ур – древнейший город в южной Месопотамии, место рождения Авраама.
*** Некоторые изображения из Ассирии и Вавилонии показывают, что основания ножек царского трона были декорированы под шишки пинии. Более ранние рисунки изображают их выполненными в виде копыт животного. Сам царский трон в цивилизациях Месопотамии часто изготавливался из ливанского кедра.
**** Орёл в различных эпосах Месопотамии и других цивилизаций символизирует огонь и вершину Древа жизни. Лосось во многих культурах – фаллический символ, олицетворяет плодородие и потусторонний мир. Он же – одна из ипостасей Змея.
*****Помощь односельчан, устраиваемая в праздник на жатву, косьбу. Всегда заканчивалась угощением и гуляньем.
******анаболики — химические соединения, действие которых направлено на образование и обновление структурных частей клеток, тканей и мышечных структур.
Таблица IV
… и на чужом языке будут говорить... (Ис28; 11)
Пиктограмма читается: «а», что значит: «поток воды».
Две волнистые линии чертит по глине стило дубсара*,
совмещая всплеск у берега, где к звёздам растут сады,
с их световым эскизом. Он всегда с частотой пульсара
мерцает в глубокой памяти, чтоб воплощать в ряды
знаков - хижины из тростника и террасы Саламансара,**
разгоняя до нового слога законченный слог, чтоб в нём
бить согласный звук гласным, открывая его для пения
к звезде Мардука, которая оттого уже видима в окоём***
с последней ступени Храма, чтоб сила лучей - терпению
жреца равнялась, когда над городом тёмным они вдвоём,
в паузе между вдохом и выдохом, слово спасти от тления
готовы. И наполняя своим дыханием горящие завитки,
сведённые в единый ритм от услышанных окончаний, -
он посылает дожди в поля, где от зноя мертвы ростки
ячменя. И в долинах, где раньше лишь вихрь песчаный
виден был, снова растет трава. Над ней возведут мостки
для подвоза пива к царю, пред которым сосуд чеканный,
с надписью этой, объявленной именем, поставлен в зал
тронный. И признано слово то - главным для церемоний.
И произносится хором с табличек, чтобы потом в пенал
глиняный быть погружённым. Под курение благовоний –
сандала и мирры – его пронесут отсюда до чёрных скал,
и начертят на камне солдаты для скрепления территорий****
в Царство, где утверждённая клинопись, равная чертёжу -
крылатых быков, колоннадных дворцов и белёных зданий, -
переписывается в миллионы таблиц. К последнему рубежу
их число приближается. Как солнечный луч в час ранний,
лишь только касаясь с одной стороны к узорному витражу,
с другой разлагается в спектр на полу, и словно пираньей,
срезается цвет от тепла, так мысль о пользе стирает смысл
знака, что множится сам собой в длительной перспективе.
Стремясь к новизне, будто к манящему северу Гостомысл,
он меняя то вид, то звук, превращается в титр к поп – диве.
В пояснение: от ракет и спутников - до вёдер и коромысел.
В этикетку для апельсина. И только в сплошном приливе
волн, несущих до изголовья дивана красных и жёлтых рыб,
которые видимы были днём - плывущими в центр картины,
ребёнок, что к матери спит лицом, и потому не боится глыб
ледяных, видит как рассыпаются, подобно слонам из глины,
названия для подоконника и стола, что краями уходят в зыбь
воспоминаний и оттуда, как будто из вязкой и чёрной тины,
возвращаются к кончикам пальцев, когда пробуждает гимн.
И закрывается, как замком, гласный - согласным твёрдым.
И больше не слышно дерева там, где вбит деревянный клин.
И камня не слышно в камне. Так памятником стала гордым
самим себе - вязь строчных букв, для которых как формалин-
время в открытой тетради. И словно прощальным аккордом
они шариковой ручкой обводятся – готовые войти в конверт
почтовый, чтоб подтвердить свою значимость под абажуром,
который за тысячу километров от них рассеивает на паркет
свет от покрашенной лампы, что выхватывает контражуром
на стене - тень, читающего письмо и сразу пишущего в ответ.
Он законченный слог между кроссвордом, чаем и перекуром
хочет продолжить, и отпереть, как домашний замок ключом, -
место, где узнана будет речь корреспондентом и адресатом.
Где до мысли о слове – теплота, как от касанья плеча плечом.
Где не записан ещё никто ни скифом и не степным сарматом.
И выталкиваются на поверхность, не запечатанные сургучом,
контуры раскрывшегося цветка, что притягивает словно атом
пчёл, несущих к другим цветкам свой дикий и терпкий мёд,
бабочек, которые летят к аркаду, белой смородине и малине.
И зажжённой конфорки газовой, синего таза, где растаял лёд
из холодильника «ЗИЛ». Их познаёт, кто на жёсткой перине -
проснулся от севшей на щёку мухи, и знающий, что он живёт
на земле, где корова пасётся с медведицей. Не думая о помине,
повторяет: «я буквы ведаю», а значит в будущие десятки лет,
все цвета и запахи в эти объёмы, словно паломники в Мекку,
стянутся: неполный стакан с кефиром, дым от тысячи сигарет
над футбольным полем, гитарист, кладущий ладонь на деку.
Чтобы стала живой пустота молчания, где никогда никого нет,
открываясь навстречу другому, и уже оживающему человеку.
*Две волнистые линии на таблицах раннего периода обозначали «поток воды». Вода по шумерски «а». Дубсаром называли переписчика таблиц в Месопотамии. Эта должность часто имела статус жреческой.
** Саламансар – один из царей Ассирии, прославившийся завоевательными походами.
*** Мардук – верховный бог Междуречья, начиная с I Вавилонской династии. В поэме «Энума Элиш» о сотворении мира говорится о том, что силой слова Мардук мог зажигать звезду. «По слову уст его звезда исчезла.“Вернись!” — приказал, и она появилась» («Энума Элиш» Таблица
IV).
***** Надписи с именем царя и его текстом в государствах Месопотамии закладывались под новый закладываемый город или на местности для обозначения присоединяемых территорий.
Код для вставки анонса в Ваш блог
| Точка Зрения - Lito.Ru
константин латыфич: Междуречье.(Таблицы I - IV). Поэма.
Попытка приоткрыть навсегда утраченный мир древнего Междуречья. Первая часть эпической поэмы
23.09.11 |
Fatal error: Uncaught Error: Call to undefined function ereg_replace() in /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/fucktions.php:275
Stack trace:
#0 /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/read.php(112): Show_html('\r\n<table border...')
#1 {main}
thrown in /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/fucktions.php on line 275
|
|