Мария Фурсеева(Россия, Москва)Ведь она всегда хотела быть писателем. В доказательство серьезности намерений даже можно привести воспоминание из пятилетнего возраста. Она, востроносый, сероглазый ребенок, с книгой на коленях терпеливо отвечает на глупые вопросы взрослых: «Деточка, а кем ты станешь, когда вырастешь? «Какую выберешь профессию, когда будешь такой большой как мама?». «Писателем», – был ее ответ. Взрослые удивленно хохотали и хлопали в ладоши, думая, что всему виной застывшая в безвременье страна, дети которой уже не хотят быть танкистами, инженерами и врачами, но еще не осознали всю заманчивость таких профессий как модель или певица. Начинать она решила сразу же с романа. Две идеи будущего произведения так и канули в лету. Нет, вру. Были тщательно обдуманы, бережно упакованы и отложены на дно памяти. До лучших времен. Третья идея появилась, смешно сказать, из ментолового привкуса жвачки. У Кундеры, например, герои рождаются из одной улыбки, а у нее вот идея из привкуса. Она пережевывалась, растягивалась, надувалась пузырями, вынашивалась одним словом. Наконец она до такой степени растянулась, что перестала умещаться в голове. Пришлось садиться за бумагу, иначе возникала опасность забыть мелкие детали. Бумага была пергаментная, ручка чернильная, свеча стеариновая, лампа зеленая (лампа – деталь ненужная при наличии свечи, впрочем, все остальное тоже – вещи фантазерские и оттого лишние в этой правдивой истории)… … Чем это закончилось? Ее хватило на тридцать страниц, и она сказала себе «с меня хватит». Персонажи не заговорили, или к ним прислушивалась. Повествование не желало течь речными водами, река оказалась с порогами и плотинами. А может просто под лежачий камень и вода не течет? Не в том же месте, не в то же время стол стал компьютерным, буквы печатными, линии бессюжетными. Разорванные строки с многоточиями. Для того чтобы не писать стало много поводов, для того, чтобы писать всего лишь один. Она наткнулась на него случайно в большом книжном магазине, на верхней полке у писателя под буквой Н: «Что есть путь творца в искусстве? Вдохновение? Но тогда – что же такое вдохновение? Мысль? Но тогда – какова же она, эта мысль? Чувство? Но тогда – каким же будет чувство? Или, возможно, это – ОТЧАЯНИЕ? Отчаяние человека, пишущего, что называется, кровью сердца своего и сердец чужих? Дар-мука, дар-пытка? Что есть путь творца в искусстве? Благословление – и проклятие…».
|
