h Точка . Зрения - Lito.ru. Олег Лукошин: Порнография Души (Сборник рассказов).. Поэты, писатели, современная литература
О проекте | Правила | Help | Редакция | Авторы | Тексты


сделать стартовой | в закладки









Олег Лукошин: Порнография Души.

Я впервые публикую на страницах "Точки Зрения" порнографическую литературу (если так можно выразиться) - и делаю это с огромным удовольствием, ибо литература эта невероятно хороша.

Итак, что входит в сборник? Во-первых, честно предупрежу всех читателей заранее: это действительно не эротика, это порнография. Местами - жёсткое порно.

Во-вторых: это художественная литература. Причём, высокого уровня.

Рассказы выстроены в некой логической цепочке: от более легкомысленных (первый рассказ - великолепная сатира) к более сложным. Основная идея заключается в создании некоего гротескного образа - интернет-маньяка, помешанного на порносайтах. Увы, очень достоверная картинка...

Финальное произведение "Пузыри На Губах Фестины" можно считать основным выводом сборника. После смерти главной героини автор пишет: "Италия – страна святых. Грешницам здесь не место". Мне кажется, что это прямой отзыв к Новому Завету (там, где о Марии Магдалине). Если же и нет - всё равно очень эффектная концовка.

В общем, я предупредил - можете читать. Или не читать, если рецензия вас отпугнёт.

Редактор отдела критики и публицистики, 
Алексей Караковский

Олег Лукошин

Порнография Души

2005

Беззаветно Влюблённые В Порнографию |Моя Подруга - Блядина |Просто Любовь |Обнажённая |Психоанализ Как Он Есть |Пузыри На Губах Фестины


Беззаветно Влюблённые В Порнографию

Моя Подруга - Блядина

Просто Любовь

Километрах в ста от города жена устала, и я перебрался за руль. Дорога была мокрой и тяжёлой, я вёл автомобиль неторопливо и сосредоточенно. Шёл шестой час, начинало смеркаться. Радио было настроено на станцию, передающую джаз. Звучало что-то из Аберкромби.
- Я встретила его на лестничной площадке, у окна, - начала жена, задумчиво улыбаясь. – Мы курили, он стоял сзади, и я чувствовала, как он разглядывает мою задницу. На мне были белые джинсы в обтяжку, и он раздумывал недолго. Уже через минуту всей пятернёй схватил меня за ягодицу.
Я почувствовал, как задрожали мои руки. Проглотив сгусток слюны, я пристальней всмотрелся в дорогу. «Только не терять контроль!» - мелькнуло в голове.
- Я сделала движение, чтобы отстраниться, - говорила она, - но и он шагнул вслед за мной, не опуская руку. Я остановилась у стены и уткнулась в неё лицом. Он щупал мои ягодицы, и я чувствовала его ухмылку. Я не видела её, но была уверена, что он ухмыляется. Он просовывал палец между половинок, плотная ткань не поддавалась, и он продавливал её всей своей силой.
Очки сползали с носа. Видимо лицо вспотело и пластиковые дужки скользили по коже. Я оторвал руку от руля и поправил их. Машина тут же почувствовала ослабление хватки. Мне стало ясно, что я могу не сдержаться.
- Может не сейчас… - бормотнул я.
Жена на мои слова внимания не обратила.
- Он провёл руками по моей талии, - продолжала она, - и схватился за ремень. Секунду постоял, а потом быстро, лихорадочно стал расстёгивать его. «Не надо!» - взмолилась я, но он не остановился. Я вскрикнула в отчаянии, но не сопротивлялась. Он расстегнул ремень, все пуговицы на брюках, молнию, а затем рывком опустил брюки до колен.
- Я прошу тебя… - снова подал я голос.
Она заговорила громче и отчаянней.
- Я осталась в трусиках и несколько мгновений он разглядывал их – полуспущенные, сбившиеся набок. Потом так же стремительно опустил и их.
- Прекрати!
Мой голос сорвался, превратившись в какой-то визг. Я сморщился и закашлялся.
- И он стал трогать меня. Тщательно, алчно, трепетно. Он сжимал мясо ягодиц в своих пальцах, словно стремясь растереть их в порошок. Мне было больно, я застонала. «Не надо!» - снова сорвалось с моих губ. «Нагнись!» - грубо выдавил он и сжал меня так сильно, что я вскрикнула. Я нагнулась.
- Прекрати! – закричал я. – Ради бога, прекрати! Я не могу так, я не вынесу этого, неужели ты не понимаешь?!
- Я нагнулась, и он стал целовать мою задницу, - перекрикивая меня, закричала жена. – Он впивался в неё губами, всем ртом, он сжимал её зубами, он кусал её, словно пытаясь вырвать из меня куски мяса. Чтобы сожрать их, чавкая и смеясь.
- Я не могу так больше!!! – завопил я. – Не могу-у-у!!! Ты мерзкая сука, ты курва! Будь проклят тот день, когда я встретил тебя!
- Он целовал меня и трогал. Его пальцы устремлялись в меня – он вводил их во влагалище и в анальное отверстие. Шевелил ими и удовлетворённо посмеивался. Посмеивался, потому что торжествовал своей беззастенчивостью над моей покорностью и наготой.
- Тварь! – скрипел я зубами. – Гадкая ненавистная тварь!
Я повернул руль и съехал на обочину. Остановился, заглушил мотор, потом выскочил из машины и, обежав её, открыл дверцу со стороны жены.
- Он стал лизать меня! – крикнула она, широко открытыми глазами следя за моими движениями. – Слюна текла по его языку, по губам, по подбородку, и он обмазывал меня ей.
Я схватил её за волосы и рывком вытащил из машины. Она упала на землю, прямо у моих ног. Я прицелился и ударил её ногой в голову. Жена охнула и уткнулась лицом в траву. Я стал бить её по бокам и голове.
- Ты не заслуживаешь человеческого отношения! – шипел я, нанося удары. – Ты – животное! Ты грязное и мерзкое животное!
Жена стонала и робко пыталась закрываться руками. По хлюпающему звуку, с которым ботинки опускались на её лицо, я понял, что оно полностью покрылось кровью.
- Сука! – выкрикнул я последние звуки своего возмущения и, обессиленный, повалился на траву.
Меня душили слёзы. Я не пытался их сдерживать. Зарывшись лицом в грунт, я заплакал.
По дороге мимо нас проезжали машины. Из них доносилась музыка, а из некоторых - громкий смех. Пустая пивная банка, выброшенная кем-то, задребезжала по камням и остановилась в метре от меня.
Жена приподнялась на руках и переместилась в сидячее положение. Тяжело подползла ко мне.
- Перестань, - провела она ладонью по моим волосам. – Не плачь.
- Что ты со мной делаешь?! – всхлипывал я. – Я слабый, я не могу так. Ты издеваешься надо мной!
- Что ты, что ты! – гладила она меня. – Как ты можешь думать такое?
Я привстал и потянулся к ней губами. Она не отстранилась. Наши рты сомкнулись, мы стали всасываться друг в друга. Я чувствовал языком её кровь – какой вкусной была она! Я слизывал её с лица жены, а она вытирала мои слёзы.
- Ты не любишь меня, - горестно выдавил я.
- Неправда! – тут же возразила она. – Я люблю тебя больше всего на свете. Я никого и никогда не любила так, как тебя. Да ведь и ты меня любишь, да?
- Я безумно люблю тебя! – всхлипнул я.
- Это и есть любовь, - сказала она. – Любовь мужчины и женщины. Просто любовь.
На заднем сиденье лежал баллон с минеральной водой. Мы умылись ей.
Сели в машину. Я завёл мотор.
- А потом, - мечтательно улыбнулась жена, - мы встретились с ним ещё раз…

Обнажённая

Ей было пятьдесят три, или что-то около этого. В фирме все называли именно эту цифру. Она была сухопарой, подтянутой женщиной, которая тщательно закрашивала седину, пользовалась дорогой косметикой и носила строгие деловые костюмы. Несмотря на тщательный уход, красота и молодость окончательно покинули её. Лицо её выглядело уставшим, осунувшимся, а глаза выражали грусть. Звали её Тамарой Леонидовной, фамилия её была Полонская. Она была владельцем и директором фирмы.
- Доброе утро, молодой человек! – услышал Александр чей-то голос. – Почему не здороваетесь?
Он первый раз встретил директрису в лифте. Он даже здоровался с ней до этого всего лишь раза три. Она всегда отвечала ему сухим кивком. Собственно говоря, Александр и видел её нечасто – она не любила светиться в коридорах. Даже на работу его принимала не она.
- Здравствуйте, - ответил он.
- О чём мечтаете? – спросила она, пристально глядя ему в глаза.
- О вас, - ответил он вдруг. Совершенно для себя неожиданно.
- Да что вы! – сухо усмехнулась она.
- В моих мечтах вы голая, - ответил Александр, не отводя глаз. – Мы находимся в вашем кабинете, и вы медленно раздеваетесь.
Тамара Леонидовна на мгновение смутилась. По крайней мере, так ему показалось.
- Вы снимаете ваш деловой костюм, - продолжал он, - юбку и блузку.
- Вы с ума сошли, молодой человек? – громко и строго спросила она.
- И ещё мне видятся старомодные подвязки для чулок – знаете, такие носили в первой половине двадцатого века. Вы медленно отстёгиваете каждый зажим и лишь потом спускаете чулки.
- Господи, какая гадость! Из какого вы отдела?
Александр перевёл дыхание и опустил глаза.
- Отдел маркетинга.
Двери лифта открылись. Они вышли наружу.
- Давно у нас?
- Три месяца.
- Что же у вас, проблемы на сексуальной почве?
- Да, Тамара Леонидовна. Проблемы.
- Проблемы надо оставлять дома. Вы женаты?
- Нет.
- У вас есть девушка?
- Нет, у меня нет девушки. Я дрочу.
Она окинула его удивлённым взглядом.
- Не думала, что у нас работают такие придурки!
Эта фирма была для него настоящим прорывом. После нескольких лет мытарств на унизительных и низкооплачиваемых должностях, он получил перспективную и денежную работу. Как ни странно, никакой радости это не приносило. С самого первого дня он почувствовал себя здесь глубоко несчастным. После трёх месяцев работы это ощущение только усилилось.
- Ну хорошо, - неожиданно подошла к нему директриса, когда он курил на лестнице между этажами, - вот я перед вами голая, и что бы вы сделали? Ну, что молчите?
Александр стряхнул в окно пепел.
- Я бы заставил вас встать на четвереньки.
Полонская поморщилась.
- Вы больной!
- Встать на четвереньки и ползать по кабинету.
Она возмущённо трясла головой.
- Вы не пытались лечиться?
- И чтобы груди болтались при каждом шаге…
- Вы понимаете, что у вас не всё в порядке с психикой?
- И чтобы раздвигалась промежность…
- Какая гадость!
Тамара Леонидовна развернулась, громко цокая каблуками поднялась по лестнице и скрылась в дверном проёме.
Александр стал пить на работе. Купил фляжку и, как в кино, отхлёбывал из неё в течение дня. Потом закидывал в рот жевательную резинку. Так постоянно и ходил – жующим.
«Что такое, - думал он, - работа совсем несложная. Сиди за компьютером и составляй графики. У меня была в десятки раз тяжелее. Но никогда не чувствовал себя так тоскливо».
- И что же дальше? - подсела к нему Полонская в столовой. Все с любопытством смотрели на них – это было невиданным событием, чтобы директриса садилась обедать с рядовым и неприметным сотрудником. – Вот я голая, ползаю на четвереньках, а дальше что? Мне просто интересно узнать степень вашей испорченности.
Она ела только салаты. Никакого мяса.
- Дальше я заставлю вас лизать свои ботинки.
- Ужас!
- Лизать ботинки и выть по-собачьи.
- Вы извращенец!
- Чтобы как бродячая шавка вы просили у меня снисхождения.
- Откуда к вам приходит такая мерзость?! Это же болезнь, это распад.
Он доедал пюре с котлетой.
- Даже сидеть с вами противно!
Она пересела за другой столик.
Александр неимоверно уставал на работе. Это удивляло. Никакой физической нагрузки, своевременное питание. Но домой он приходил, едва волоча ноги. Сидел на диване, тупо уставившись в телевизор. Долго не мог заснуть.
- Ладно, стою на четвереньках, лижу ваши ботинки и лаю по-собачьи, - подплыла к нему Полонская в бассейне. – Чем ещё удивите?
Все сотрудники фирмы в обязательном порядке должны были оздоравливаться. На выбор предоставлялся теннис, тренажёрный зал и бассейн. Александр ходил только плавать – это было единственное, что он мог вынести. Директриса, будучи прогрессивным руководителем, оздоравливалась вместе с сотрудниками.
- А потом, - ответил он, - я бы расстегнул ширинку…
- Так я и знала! – поморщилась она.
- Достал бы член…
- Конечно, конечно!
- И пустил бы вам в лицо струю мочи…
Тамара Леонидовна поперхнулась водой.
- О, господи! – воскликнула она, откашлявшись.
- Она била бы в глаза, в нос, в рот…
- Вы несчастный больной человек.
- Текла бы по лицу, по шее, по груди…
- Не желаю с вами общаться!
Она поплыла к противоположному бортику. Александр выбрался из воды и направился в душ.
Через неделю после последнего разговора на его столе зазвонил телефон.
- Да, - взял он трубку.
- Александр Юрьевич? – раздался женский голос.
- Да, это я.
- Это Полонская. Вы свободны сейчас?
- Свободен.
- Зайдите ко мне, пожалуйста.
Он поднялся, надел пиджак и неторопливо зашагал к директорскому кабинету.
Тамара Леонидовна была одна.
- Закройте дверь, - сказала она.
Александр закрыл за собой дверь. Полонская встала из-за стола.
- Значит, вы хотели видеть меня обнажённой?
Он молчал.
- Ну что же, я предоставлю вам эту возможность.
Она стала раздеваться. Сняла пиджак, юбку. Галстук и белую блузку. Старомодных подвязок на ней не было. Да и чулок тоже. Оставшись в трусах, она секунду помедлила, но затем решительно сняла и их.
- Что дальше? – метнула она в него взгляд. – Ах, да, на четвереньки и ползать!
Тамара Леонидовна встала на четвереньки и поползла к стене. Уткнувшись в торшер, развернулась и поползла в обратную сторону. Обвислые груди болтались и бились о бока. Раздвигалась промежность. Она была выбритой и ухоженной.
- Отдавайте команды! – крикнула она. – Что же вы молчите? Что там по сценарию?
Александр молчал.
- Правильно, собачий лай!
Полонская остановилась, подняла голову и завыла. Голос был дрожащим, надтреснутым и совсем не походил на собачьи завывания.
- И ботинки! – бормотнула она. – Лизать ботинки!
Она подползла к нему, ткнулась лицом в его обувь и стала языком проводить полосы по ботинкам. Александр смотрел на неё сверху и не шевелился.
- Ну теперь и вы поучаствуйте! – подняла она глаза. Взгляд был жалким, надрывным. – Следующий пункт без вас не осуществить.
Александр развёл полы пиджака в стороны. Расстегнул молнию на брюках. Достал член. Полонская вздрогнула и закрыла глаза. Струйка мочи ударила ей в лицо. Текла по подбородку, по шее. Тамара Леонидовна тихо тряслась. Александр понял, что она плачет.
Когда он вылил на неё всё, она не позволила ему спрятать член. Всхлипывающая, прижималась к нему щеками. Целовала. Член был вялый – Александр не испытывал никакого возбуждения.
- Я любила всего одного, - бормотала плачущая женщина. – Мне так казалось, что любила. На самом дела всё вздор – никто никого не любит! И он меня не любил. И я его. Только злоба, только ненависть – ты понимаешь, они приходят однажды, а наверное ты находишь их сама – находишь и вязнешь. Они обволакивают, затягивают… Мужчина? Вздор! Какой мужчина, какая любовь, какая нежность?! Ненависть! Злоба и ненависть!
Последние слова она выкрикнула. Тут же заплакала с новой силой.
- Знаешь, как я боюсь смерти! – глаза её были всё так же закрыты. – Мне шестой десяток, я знаю, что смерть близко. Вот придёт этот день – а он обязательно придёт – и меня не станет. Ты представляешь – не станет! Никогда не будет меня. Никогда! Вот сотни лет идут, тысячи идут, миллионы – а всё, а ты распалась, ты исчезла. Нет тебя!
Александр погладил её по волосам. В них блестели капельки мочи. Волосы были жёсткие.
- Ты идёшь по тёмному коридору, стены близко и почему-то мягкие. Если опереться, то рука проваливается, а ты следом. И почему-то сразу понятно, что ждёт тебя там. Мне всегда было понятно, с самых первых мгновений. Тебе нет? А? Скажи что-нибудь. Всё равно что, что-нибудь. Ну почему ты молчишь?
Она ударила его кулаком в живот. Александр отступил назад, спрятал в брюки член и застегнул молнию.
Тамара Леонидовна сидела на полу.
- Надеюсь, вы понимаете, - сказала она, поднимаясь, - что после этого вы должны  уволиться?
Она стала одеваться.
- Понимаю, - ответил Александр.
Он достал из внутреннего кармана сложенное вдвое заявление. Тут же дописал дату.
- Пожалуйста, - положил директрисе на стол.
Она, почти одетая, кивнула.
- Можете быть свободны.
Он направился к дверям.
- Александр Юрьевич! – окликнула она его.
Он обернулся. Полонская смотрела на него.
- Вы самое мерзкое человеческое существо, которое я встречала в своей жизни!
Она была сморщенной и жалкой.
- Спасибо, - ответил Александр и вышел.

Психоанализ Как Он Есть

Секретарь доктора встретила меня дежурной, но весьма доброжелательной улыбкой. Мы поздоровались. Я нервничал, но старался держать себя в руках.
- Господин Ковальчук? – спросила она.
- Да, это я.
- Генрих Альбертович ждёт вас. Пройдёмте.
Я зашагал вслед за ней по небольшому коридору с морскими пейзажами, развешанными на стенах. Коридор упирался в красивую, покрытую чёрным лаком дверь. На стене над дверью была приделана фигурка ангела.
- Генрих Альбертович! - приоткрыла дверь секретарь. – К вам пациент.
- Да, да, пусть заходит, - донёсся густой, бархатный голос психоаналитика.
Я переступил порог заботливо приоткрытой секретарём двери и вошёл в кабинет.
- Валентин Тимофеевич, - приветствовал меня рукопожатием доктор.
- Генрих Альбертович, - ответил я на рукопожатие.
Он оказался серьёзным представительным мужчиной за пятьдесят в затемнённых очках и с окладистой седой бородой.
- Присаживайтесь, - предложил он мне. – Прежде чем начать, я сделаю некоторые записи для карточки пациента. Ваш возраст?
- Тридцать четыре.
- Образование?
- Высшее.
- Профессия?
- Менеджер.
- В какой сфере?
- Торговля автомобилями.
- Семейное положение?
- Холост. Точнее сказать в разводе.
- Как давно?
- Три месяца.
- Раньше обращались к психоаналитикам?
- Нет. Это первый раз.
Доктор удовлетворённо покивал головой и, закончив писать на бланке, откинулся на спинку кресла.
- Итак, Валентин Тимофеевич, на что жалуетесь?
В очередной раз на меня нахлынула волна скованности.
- Депрессия, - ответил я. – Тяжёлая депрессия. Плюс… некоторые проблемы в сексуальной сфере.
- Какие именно?
Я собрался с духом и выдохнул:
- Неприязнь к сексу. Не получаю от него никакого удовольствия, но при этом постоянно о нём думаю. Когда оказываюсь рядом с женщиной, испытываю тошнотворное чувство отторжения. Никаких явных причин к этому не вижу.
Генрих Альбертович покивал головой и, немного подумав, сказал:
- Мы поступим так. На сегодняшнем сеансе я постараюсь выявить причину вашего состояния и наметить пути для его преодоления. По окончании сеанса я сообщу вам, какие действия намерен предпринять по отношению к вам в дальнейшем, сколько времени займёт ваше лечение и некоторые особенности его осуществления. Если таковые особенности будут иметь место, - улыбнулся он.
Я постарался улыбнуться в ответ. Вышло это несколько коряво.
- Ну а теперь, - продолжил доктор, - я прошу ваш переместиться на кушетку, снять пиджак, расслабиться. И мы немного побеседуем.


- Почему вы развелись с женой? – задал доктор вопрос.
Вопрос этот я ждал. Именно в разводе, как мне казалось, психоаналитик и будет искать причины моего неадекватного состояния. Хотя развод… Что развод, он не имел ко всему этому никакого отношения. Депрессия и сексуальная неудовлетворённость преследовали меня и раньше. Задолго до того, как я познакомился с Оксаной.
- Мы не любили друг друга. Были совершенно разными. Даже трудно сказать, почему мы решили пожениться. К тому же у неё имелись лесбийские наклонности.
- Вот как! Опишите её.
- Она высокая черноволосая девушка. Симпатичная, но вряд ли её можно назвать красавицей. Спортивное телосложение, карие глаза, улыбчивая.
- Это был ваш первый брак?
- Официальный – да.
- Были неофициальные?
- Да, в студенческие годы я жил с одной девушкой. Это была в большей степени дружба, чем любовь и привязанность.
- Как звали ту девушку?
- Её звали Алёна.
- Как она выглядела?
- Она была рыженькой, веснушчатой девушкой. Хрупкого телосложения.
- Вы лишились девственности с ней?
- Нет, девственности я лишился в школе.
- Каким образом?
- Мы с двумя друзьями заплатили деньги одной женщине.
- Взрослой женщине?
- Да, ей было за тридцать.
- Вам понравился ваш первый секс?
- Нет, не очень. Я практически ничего не почувствовал.
- В каком возрасте это произошло?
- В пятнадцать.
- Вы, или кто-то из ваших друзей бил эту женщину?
- Нет, что вы! Она была гораздо старше нас, мы относились к ней с уважением.
- Вы встречались с ней один раз?
- Нет, раза четыре.
- И каждый раз платили?
- Да.
- Каждый раз вы были с друзьями?
- Да, с друзьями.
- Как её звали?
- Не помню.
- Опишите её.
- Я плохо помню, как она выглядела.
- И тем не менее, постарайтесь вспомнить.
Я попытался воссоздать в памяти те детские полузабытые сцены. Почему-то память не торопилась выдавать их мне в полном объёме и без искажений.
Женщина, виделось мне. Голая женщина стоит посреди комнаты на коленях.
«На коленях? Разве она стояла на коленях?»
Чья-то нога вытягивается к ней и прикасается подошвой к щеке. Женщина ластится к ней, целует её и пытается лизать. Я понимаю, что нога моя. Потом я почему-то сижу на ней верхом и отчаянно смеюсь. Женщина бегает по залу – по огромному залу – он постоянно увеличивается и вдруг я понимаю, что это вовсе не зал, а какое-то поле, мы скачем по нему, у женщины длинные ноги и копыта, я подковал её на днях. В моих руках плётка, я хлещу её по бокам и улюлюкаю. Вокруг всадники, у них в руках сабли, они машут ими, а женщины под ними рычат. Я отрубаю головы, и кровь, густая тяжёлая кровь хлещет фонтанами из ран. Уставшая женщина хрипит подо мной и бормочет: «Как я хотела бы сестрёнку…»
«Что со мной происходит? Почему заболела голова?»
Я чувствовал отчаянное головокружение. Потолок и стены плясали. Меня тошнило.
- Вы занимались с Алёной анальным сексом? – слышал я голос доктора.
- С Алёной? С какой Алёной?
- Алёна – это девушка, с которой вы жили, будучи студентом.
- Ах, с Алёной… А разве я уже рассказал вам о той женщине из детства?
- Да, не волнуйтесь. Вы всё рассказали. Итак, Алёна…
- Алёна… - я пытался сосредоточиться. – Да, кажется, мы занимались с ней анальным сексом.
- Вы не уверены?
- Просто я плохо помню. В любом случае мы не особенно увлекались этим. Ей не нравился анальный секс.
- Ей было больно, неприятно?
- Да. Кажется, да. Ей было неприятно.
- А Оксана? Она любила анальный секс?
- Оксана? – я напряжённо вспоминал это имя.
- Да, Оксана. Ваша жена. Вы развелись с ней три месяца назад.
- Оксана, да, да, Оксана… Да, мы занимались анальным сексом.
- Как часто?
- Нечасто. Всего несколько раз.
- Она встречалась при вас с девушками?
- Да, к ней приходили подруги. Но если вы имеете в виду…
- Именно это я и имею в виду. Вы видели, как она занималась сексом с девушками?
- Нет, секса я не видел. Я видел, как она целовалась с ними.
- Как часто Алёна занималась сексом с девушками?
- Алёна? Разве она была лесбиянкой?
- Я спрашиваю у вас.
- Я не помню. Неужели и она была лесбиянкой?
- Вспомните хорошенько. Она обнималась с подругами, целовалась?
Две девушки. Сидят в беседке, вдали море. Поцелуи, ласки. Поворачиваются в мою сторону и, заразительно смеясь, манят меня к себе. Но я не там, меня нет там. И тем не менее я вижу.
«Это не моё. Ничего подобного я не помню!»
Бежим. Ветер и дождь. Звери сзади, их целая стая. Я слышу вой, но ноги скользят. Девушка поддерживает меня и шепчет: «Скорей, любимая, скорей!..» Глина, месиво. Ноги вязнут, я кричу, она впереди и не может дотянуться. Я оглядываюсь – волчьи пасти. Вот они, вот. Меня сбивают с ног и зубы вгрызаются в горло.
«Потерянность и покой. Мне отдохнуть бы, забыться».
- Ваша мать кормила вас грудью?
- Не помню.
- В каком возрасте она вас родила?
- В двадцать один… кажется.
- Она мастурбировала вам?
- Мастурбировала?!
- Да, некоторые матери мастурбируют своим сыновьям. Так советуют делать многие сексологи. Для снятия у ребёнка напряжения.
- Нет.
- Нет или вы не помните?
- В моей памяти нет таких воспоминаний.
- Вы видите ползущую по дереву змею. Ваши действия.
- Змею?.. – голова была тяжёлой и не желала мне подчиняться. Не удалось даже приподнять её. – Какую змею?
- Ядовитую змею. Она шипит и высовывает язык. Что вы будете делать?
- Не знаю… Понятия не имею.
- Вы должны ответить.
- Я отрываю ей голову.
Голос доктора был глухим и отдалённым. Я едва слышал его.
- Два ребёнка. Мальчик и девочка. Девочка отнимает у мальчика игрушечный пароход. Кто из них ваш ребёнок?
- Отнимает девочка?.. Забавно. У меня нет детей.
- Один из них – ваш ребёнок.
- Мой ребёнок – внутри! Он внутри меня!
- Он один из них.
- Он ещё не родился!
- Вы держите в руке мужской член. Вы хотели бы его погладить?
- Мужской член? Да, конечно!
- Вы гладите его. Что ещё?
- Я плачу.
- Вы плачете?
- Я плачу неистово. Я ласкаю его и плачу.
- Хорошо. Вы бреете волосы.
- Волосы? На спине?
- Разве я сказал на спине? Вы бреете их на спине? Это спина?
- Спина? О, чёрт, неужели он вернулся!
- Кто он?
- Мой мужчина. Мой бывший мужчина.
- Сколько лет вы встречались?
- Три года. Три ужасных года. Знали бы вы, как он неприятен мне!
- Вы венчались в церкви?
- Мне трудно вспомнить. Церковь…
- Вспомните церковь. Нечто очень важное связано с церковью.
- Церковь…
Я в белой фате, я венчаюсь. Над моей головой держат венец, я смеюсь и жду мужа. Подъезжает машина, он выходит из неё – в чёрном костюме, с розой на лацкане. С огромным букетом роз.
«А ещё он уложил лаком волосы. Первый раз в жизни. Они были такие гладкие, твёрдые и совершенно не колыхались на ветру».
Два бокала, в обоих – вино. Руки смыкаются, слышен звон хрусталя. По течению и в кратности - завлекаемы, видимы. Солнце? Да, почти что. Плотность разрывается и сквозь густые покровы пробивается первый луч. Ласка, нега, расслабленность. Меня трогают руки, скользят по груди, по животу, потом спускаются ниже… Ориентир вдали, курс прочерчен, колонны движутся. Влагой, влагой, влагой – идём и движения яростны. Прочерки, воздействия. Что-то не так? Всё так, дорогая, всё так. За приходом искры и разносятся сонмами во всю безбрежность. Сеют, жнут. Люди со сжатыми кулаками, за ними правда и ответственность. Порой в забытьи, порой отчаянием. Рухни, сойди! Отведут в конечность начертанного, объяснят позывные. Ответишь двумя длинными и коротким. Жертвенные, и топтать, топтать. Отчётлив, разумен, скор. Приходит тишина, девушки молчат и жалостливо смотрят вдаль. Вечер. Ты возьмёшь меня с собой? Ну, конечно. Конечно. И сквозь покровы, сквозь тьму – будет нестись и звать. Где же ты? Где?


- В каком возрасте вы в первый раз поцеловались с мальчиком? – доктор внимательно смотрел на меня и делал какие-то записи в блокнот.
- В семь лет, - ответила я. – Это был соседский мальчик, я плохо помню его.
- Это были только поцелуи или что-то большее?
- Только поцелуи. Я бы просто не позволила тогда что-то большее. У меня были очень строгие родители, они постоянно напоминали мне о правилах хорошего поведения.
- А с девочкой?
- С девочкой позже. Лет в двенадцать.
- Какой поцелуй понравился вам больше?
- Конечно с девочкой. Девочки нежнее.
- Ваш бывший муж часто оказывался не способен выполнить супружеский долг?
- Да, частенько. И всегда он винил в этом меня.
- Каковы были его доводы?
- «Ты холодная, равнодушная. Ты не возбуждаешь меня». Наверное, он был прав.
- Он не мог быть прав. Та девушка, с которой вы сейчас встречаетесь – она дорога вам?
- Трудно сказать. Она милая, но вряд ли я люблю её по-настоящему. К тому же мне ужасно хочется построить наконец-то нормальные гетеросексуальные отношения. Тяга к мужчинам ещё не угасла во мне.
Генрих Альбертович посмотрел на часы.
- Ну что же, Валентина Тимофеевна, - сказал он. – На сегодня закончим.
Я поднялась с кушетки, поправила юбку и причёску.
- Какие ваши заключения? – спросила у психиатра.
- Заключения позитивные. Случай ваш интересный, но вполне поддаётся лечению. Половая дезориентация – это весьма распространённое явление. Думаю, что смогу помочь вам. Цикл из десяти сеансов должен снять все противоречия в вашей психике. Вы согласны на лечение?
- Да, конечно. Я доверяю вам.
- В таком случае жду вас в пятницу в это же время.
Я взяла свою сумочку и направилась к двери.
- До свидания, Генрих Альбертович, - сказала на прощание доктору.
- До свидания, - отозвался он. – Всего хорошего.
В коридоре я встретила секретаря. Она тоже собиралась уходить.
- Закончили? - улыбнулась она мне. – Значит, можно сходить на обед.
- Вы ходите в ресторан? – спросила я.
- Нет, поблизости нет приличного ресторана. Я хожу в кафе. Оно немного пролетарское, но питаться там можно.
В лифте мы спускались вместе. Я смотрела на попку этой девушки и чувствовала, как во мне просыпается желание.
«Вот бы залезть ей под юбку», - мелькнуло в голове.
- Вы не будете против, если я пообедаю с вами? – спросила я её.

Пузыри На Губах Фестины

Фестина, девочка восьми лет, самая непослушная в большой семье крестьянина Пьетро, того самого, у которого нет двух пальцев на правой руке. День ли, ночь – Фестина никому не даёт покоя. Дождь ли, снег – она носится по двору, кидает в братьев высохшие навозные лепёшки и заразительно смеётся. Её пытаются остановить, утихомирить – куда там, разве может угомониться такой бесёнок, как Фестина? Отец качает головой, мать разводит руками, сёстры хмурятся – из-за этой Фестины на них никто не обращает внимания. Братья тоже сердятся, лишь средний, Сильвио, потакает ей в её забавах. Носится, кидает лепёшки в ответ, хохочет.
- Сильвио! – кричит отец. – Тебе уже четырнадцать лет! Скоро жениться, а ты прыгаешь, как горный козёл. И не стыдно тебе?
Слова отца заставляют Сильвио на какое-то время остановиться. Но веселье Фестины так заразительно, так естественно – она строит ему рожицы, показывает язык – не может же он оставить это просто так! Он пускается за ней вдогонку, Фестина визжит от восторга, Сильвио тоже смешно, а старые родители лишь тяжко вздыхают.
Но лучше всего у Фестины получается пускать пузыри. Она набирает полный рот слюней, надувает щёки, а потом ловкими движениями языка и губ заставляет неизвестно как возникающие пузыри кружиться в воздухе – до тех пор, пока они не лопнут. Они лопаются быстро, до ужаса быстро – как жаль! – но Фестина не грустит. К чему грустить, она наделает их столько, сколько можно сосчитать.
- Раз! – кричат соседские мальчишки, среди которых выделяется Донато, приёмный сын лавочника, он наиболее дружен с Фестиной, за что считается её женихом. Пузырь, покружившись несколько секунд, лопается. Фестина готовит к запуску новый.
- Два! – горланят мальчишки, наблюдая за полётом нового пузыря. Фестина горда собой, она в зените славы, она – королева улицы.
- Три! – радуются пацаны новому пузырю Фестины. Кто-то из них, наверное этот маленький гадкий негодник Бруно, который вечно всем завидует, тыкает в пузырь пальцем. Тот лопается раньше отмеренных ему секунд.
- Гад! Урод! Вонючка! – кричат ему дети и Фестина громче всех. Последнее утверждение особо справедливо, ведь все знают, что у Бруно постоянно пахнет изо рта. Его толкают в плечи и в спину и изгоняют из компании. Обиженный, он встаёт в стороне и завистливо смотрит на прогнавших его детей – он уже горько раскаивается в содеянном.
- Ай-ай-ай! – воткнув кулаки в бока, качает головой мама Фестины. – Как некрасиво! Марш домой! – кивает она, но Фестина не хочет уходить. Тогда, схватив её за руку, мама тащит Фестину за собой – делать это приходится буквально волоком – Фестина упирается и плачет.
- До завтрашнего дня здесь просидишь! – запирает мама Фестину в чулане.
Фестина падает на пол и, растирая кулачками глаза, ревёт навзрыд. Горе её огромно. Короткие и вёрткие соломки - украденные с полей господина Ди Пьяцци - срываясь с крыши, задевают её лицо. Прикосновения их неприятны – Фестина передёргивается и, отползая к стене, накрывается валяющейся здесь дерюгой. В доме и на улице тихо, лишь со стороны реки слышится мычание приближающегося коровьего стада – пастухи гонят его с лугов.
- Пусти пузыри, Фестина! – кричали ей мужчины много лет позже.
Она была послушна и не противилась. Высунув язык, она ловила стекавшие по лицу капли спермы, размазывала их по губам, сжималась, и-и… поблескивающие на свету, неповоротливые, хрупкие пузыри срывались с её губ и неслись к земле. Существование их было ещё короче, чем у пузырей из слюны, но восторг они вызывали куда больший.
- Брава! – орали мужчины. – Брава, Фестина!
Их члены колыхались у самого лица. Поначалу она боялась смотреть на них – они казались ей ужаснее архангела Гавриила, парившего над девой Марией, - но её красивые зелёные глаза открывались постепенно. Мужские органы были совсем не страшными. Они прикасались к её щекам и губам, лезли в уши и рот, лаская их, но и требуя ласки ответной. Фестина облизывала лоснящиеся головки, пускала их глубоко в рот, в самую гортань, отчего чуть не задыхалась, тут же выпускала их наружу, чтобы мгновением позже запустить снова. Они изрыгались тёплой и липкой спермой – иногда все разом, иногда по очереди – сперма ударяла в глаза, текла по щекам, по губам… Фестина закрывала веки и замирала. «Она как дождь, - думала она, - как его капли. Просто гуще и тяжелее».
- Ты молодец, Фестина, - говорили мужчины. – Сегодня ты в ударе.
Она улыбалась – всё же слова эти были приятны ей. Мужчины бросали ей под ноги ржавые и стёршиеся монеты, Фестина быстро и проворно собирала их.
- Бруно! – жалостливо глядела на самого маленького и большеносого. – Обычно ты давал мне на монету больше.
- Тебе хватит и этого! – бросал через плечо Бруно.
- Донато! – обращалась Фестина к другому, самому красивому, - ты был так щедр ко мне раньше…
- Жизнь тяжела, Фестина, - отвечал Донато, - я бы очень хотел дать тебе ещё, но увы… мой хозяин не платит мне больше двадцати лир в неделю, да и все их отбирает моя жена. Мне едва удаётся припрятать пару монет для тебя.
- Сильвио! – воздев руки к небу, упрашивала Фестина третьего, - неужели и ты не дашь мне чуть больше? Мне надо на что-то жить…
- Фестина… - гладил её по голове брат, - после того, как отец прогнал тебя из дома, он стал ужасно прижимистым – я больше не могу выбить у него ни одной лишней лиры. Ты знаешь, что я принципиальный противник труда, а потому жалованье ни от кого не получаю. Отец – единственный мой источник. Скажи спасибо, что он даёт хоть что-то.
Собрав запылённые гроши, Фестина шла в хлебную лавку, где хозяйка, донна Лилиана, высунувшись из окна и убедившись, что поблизости никого нет, кидала ей две чёрствые булки. Фестина отдавала деньги, а донна Лилиана, пересчитав их, захлопывала окно.
- Наша дочь – шлюха! – кричит больной и старый отец Фестины. Два года назад у него отнималась вся левая половина, долгое время он лежал в постели, но расходил всё же ногу. Рука всё так же недвижима – это ужасно неудобно, ведь на правой, здоровой, нет двух пальцев.
- Она всё же наша дочь… - грустно отвечает ему жена.
- Я проклял её! – скрипит зубами старый Пьетро. – И прокляну тебя, если узнаю, что ты носишь ей еду.
- Она – наша дочь… - отвечает жена.
- Папа! Мама! – вбегает в дом старшая их дочь Клаудиа. – Фестину убили…
От неожиданности родители встают, даже Пьетро, хоть это и неимоверно трудно для него.
- Какие-то торговцы, проезжавшие по нашей деревне, остановились у неё. Вы знаете для чего…
Улица кажется сейчас особенно грязной. На ней кучи мусора и мутная жижа, которую они месят, торопясь к Фестининому дому.
- Они удовлетворяли свою похоть несколько часов, - продолжает дочь, - а потом, разгорячённые вином и вседозволенностью, стали избивать её.
Уже пройден первый поворот. Фестина живёт на самом краю деревни – до её дома долго добираться. Но он всё ближе…
- Они привязали Фестину к столбу и пороли её плетью.
Вот и второй. До хижины Фестины совсем немного. Мать бежит впереди. Старый Пьетро, ковыляя на своём костыле, пытается угнаться за ней. Клаудиа поддерживает его за локоть.
- А потом они стали колоть её ножами. Они истыкали её всю – с ног до головы.
Вот и он, покосившийся ветхий дом. Дверь открыта, они входят туда онемевшие. Каждый слышит стук собственного сердца.
Фестина лежит на полу, в луже крови. Она ещё жива – уставившись невидящим взором в пустоту, она пускает кровавые пузыри. Они срываются с её губ, взлетают вверх и несутся, несутся… Прочь из дома – к лесу, к реке!
- Самые лучшие… - шепчет, улыбаясь, Фестина.

Итальянская земля – благодатная. Здесь всегда накормят вас вкусным деревенским сыром, везде нальют чудного вина. Люди веселы, добры и отзывчивы. Они улыбаются широкими, искренними улыбками и наперебой приглашают вас к себе. Учёные говорят, что тому способствует воздух – бодрящий и терпкий воздух Апеннин.
Италия – страна святых. Грешницам здесь не место.

Код для вставки анонса в Ваш блог

Точка Зрения - Lito.Ru
Олег Лукошин
: Порнография Души. Сборник рассказов.

23.03.05

Fatal error: Uncaught Error: Call to undefined function ereg_replace() in /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/fucktions.php:275 Stack trace: #0 /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/sbornik.php(200): Show_html('\r\n<table border...') #1 {main} thrown in /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/fucktions.php on line 275