h Точка . Зрения - Lito.ru. Андрей Моисеев: Наброски прошлого (Сборник стихов).. Поэты, писатели, современная литература
О проекте | Правила | Help | Редакция | Авторы | Тексты


сделать стартовой | в закладки









Андрей Моисеев: Наброски прошлого.

«Я столько видала всякого,
Такое мне душу жгло,
Что стала я одинаково
Смотреть на добро и зло.» -

говорит древняя рыба, плавающая в музейной витрине.
Чего никак нельзя сказать про Андрея Моисеева. События давнего и недавнего прошлого живы для него, стихи, посвящённые им, переполнены эмоциями.
Это память «всеобщей морской беды», Старой Рязани, что «превратилась в пепел и былье», храма Василия Блаженного, людей, забытых историей, и историй, забытых людьми, но –

«Будь мой давний предок из Рязани -
Кто б сидел у этого окна?»

То, что было, можно забыть, но оно остаётся в нас.

«Нет уж, друзья! Если бы все было так простенько…
Вот и поверить в сладкие сказки – нет дураков.
Маленький факт не-ослепленья Бармы и Постника –
Искра всего лишь над беспросветным мраком веков.» -

с горечью произносит автор.

Но самые светлые стихи этого сборника, посвящённые Москве, - не грозное Прошлое, но нежное ретро, где даже жуткие приметы коммунального быта подёрнуты ностальгически-романтическим флёром. Даже если История – не мать, а мачеха, можно порой заглянуть в неё, как в цветной калейдоскоп, немного изменить угол…

«Качнется прозрачное донце
Невидимой чаши времен,
Останутся небо и солнце,
И камень, что солнцем клеймен.»


Редактор литературного журнала «Точка Зрения», 
Наталья Безюк

Андрей Моисеев

Наброски прошлого

2006

О чем молчит Рыба |Старая Рязань |Ошибка |Памяти Рауля Валленберга |Парижанин |Прощальный концерт |Войди в этот город холеный...


О чем молчит Рыба

Вот эта? Вон та? Которая?..
Вам спинку или филе?..

Я Рыба. Я – кистеперая,
Последняя на Земле.

Сожженная древней лавою
Всеобщей морской беды,
Я тысячелетья плаваю
Без пищи и без воды.

Я столько видала всякого,
Такое мне душу жгло,
Что стала я одинаково
Смотреть на добро и зло.

А все, что стряслось от Каина
До нынешних смутных дней, –
Песчинка, зола, окалина
В анналах судьбы моей.

Рабы, короли, военные,
Поэты, купцы, попы –
Ничтожны их жизни бренные
И чаянья их слепы.

И эти, толпой плывущие,
Глядящие с трех сторон, –
Не худшие и не лучшие
Песчинки в реке времен.

Приелось давно, наскучило.
Нет дела до их смотрин…
Смешно, но для них я – чучело
За пыльным стеклом витрин.

Старая Рязань

Стук колесный. Чай холодноватый.
Спит попутчик. Настроенье дрянь.
Я сижу какой-то виноватый –
Вспоминаю древнюю Рязань.

Как издалека она белела!
Как дрожала в зеркале речном!
И крестился путник то и дело,
Путая действительность со сном.

Та Рязань тринадцатого века
Превратилась в пепел и былье –
В черный день внезапного набега
Завершилась летопись ее.

Что жестоким подданным Батыя,
Поголовью варварских племен,
Купола Рязани золотые,
Непонятный колокольный звон?

Не ответчик я за грех Батыев –
Сколько пало под его ногой! –
Но ведь Суздаль, Тверь, Ростов и Киев
Избежали участи такой.

Да - боялись, да - платили дани,
Шепотком роптали без конца.
Только пепел сгубленной Рязани
Не стучал в горячие сердца.

А князья, позоря честь да имя
И не видя в том большой беды,
Для сведенья счетов со своими
Клянчили отряды у Орды.

И стучали хану друг на друга,
И тонули в омутах интриг,
И сбегались с севера и с юга
Идолу молиться - за ярлык.

Весь позор Руси перед глазами!
Может, в том и кроется вина:
Будь мой давний предок из Рязани -
Кто б сидел у этого окна?

Или в том, что боль и память скомкав,
Город заурядный, как ни глянь,
Неразумной прихотью потомков
Нынче именуется - Рязань?

Будет ли за это наказанье,
Или все наказаны сполна,
Но виновен я перед Рязанью,
Хоть и сам не знаю, в чем вина.

Кое-как забуду, успокоюсь,
Да рванется эхом бабий вой –
Вихрем налетает скорый поезд,
Как кочевник с саблею кривой.

А навстречу - только ночь сырая,
Да тысячелетняя трава.
Главная Рязань... Рязань-Вторая...
Нет Рязани. Впереди - Москва.

Ошибка

Правда дошла
Через века –
Надо же, поздно как!
Значит, напрасно миф кровожадный душу нам рвал:
Царь Иоанн не ослеплял Барму и Постника –
Может быть, даже сына Ивана не убивал?

Может быть, нас брали на понт выдумкой лютою?
Может, приснились в тысячелетнем дьявольском сне
Ленин и Сталин, или Шемяка с тем же Малютою,
Чтобы мы знали: было и хуже в этой стране?

Разве молву кто упрекнет в памяти девичьей?
Не было-было, шут его знает – вспомнить сумей!
Может, никто не убивал юных царевичей,
И по подвалам не истребляли царских семей?

Нет уж, друзья! Если бы все было так простенько…
Вот и поверить в сладкие сказки – нет дураков.
Маленький факт не-ослепленья Бармы и Постника –
Искра всего лишь над беспросветным мраком веков.

Ищем с трудом, глядя назад, что-то хорошее –
Видим лишь храм да редкую милость злого царя.
Что же, пускай – в темной воде нашего прошлого
Не утонуло, не растворилось – значит, не зря.

Барма и Постник, ваша судьба – лишь исключение,
Но и сегодня, не прикрываясь давностью лет,
Прямо от храма через века льется свечение
Двух ваших взглядов,
Синих-пресиних –
Людям вослед.

Памяти Рауля Валленберга

Это было когда-то преданьем, идущим из уст.
Мы не знали об этом и знать не могли ничего.
Хорошо, что Россия поставить позволила бюст,
Плохо то, что на наших просторах не видно его.

Поднимите глаза. Получается чуточку вверх –
На него и смотреть полагается именно так, –
Прочитайте короткую надпись: «Рауль Валленберг.
Девятнадцать двенадцать –тире– вопросительный знак».

Это как же причудливо звезды Господь разбросал,
Как выстраивал судьбы людей, вовлеченных в войну,
Если шведский посланник  венгерских евреев спасал
И бесследно растаял за это в советском плену!

Даже если собрали бы лучших гадалок Земли,
Непосильным для них оказался бы странный расклад:
Молодой дипломат из богатой и знатной семьи
Словно Данте, спустился в чужой и неведомый ад.

Он по лезвию шел, на пределе физическом жил
И ночами не спал, от чужого несчастья устав.
Он не думал о жизни и смерти – он просто спешил,
Потому что в Освенцим летел за составом состав.

Но когда до свободы осталось полшага всего,
И боев канонаду победный сменил фейерверк,
Оказался кусочком картона диппаспорт его,
И безликим ЗеКа оказался Рауль Валленберг.

…Покрывало спадает, и прошлое рвется из лент.
Справедливости нет – только памяти хрупкая ось.
Это – нам, не ему. Потому что его монумент –
Будапештское гетто, которое не взорвалось.

До сих пор неизвестно – тюрьма, Колыма ли, расстрел,
Только денно и нощно шевелится где-то внутри:
Как он мало прожил на земле. Как он много успел
Перед тем, как исчезнуть навеки в свои тридцать три.

Парижанин

Мчится мир – за парсеком парсек –
Двадцать первый торопится век,
А по Парижу идет человек,
И человек этот выглядит странно:
Не Карден, не Диор, не Готье –
Плащик, тросточка, бант, канотье,
И платочек в искусном шитье
Аккуратно торчит из кармана.

Из каких-то нездешних времен
Человек в этот город внедрен.
Парижанин с рождения, он
В этом городе – вороном белым.
Будто выбрав его одного,
Век Родена, Моне, «ар нуво»
В день сегодняшний вбросил его
Инородным космическим телом.

Мимо булочной, мимо бистро
Он спускается в недра метро,
А метро и само-то старо –
Распоследнее «чрево Парижа».
Только вывески – прежним взамен,
Да наскальные росписи стен
Весь парижский метро-политен
Современят – и портят они же.

А народу в вагоне полно,
Разнополо- и –цвЕтного, но
Как в музее, где всё свезено,
Только нет никакого шедевра, –
Так и здесь, несмотря на разлад:
Этот белый, а этот мулат –
Все равно упирается взгляд,
В уни-секс, в уни-форм, в уни-евро.

И сидит человек у окна,
И везет он в себе – времена,
И какая-то гложет вина –
Есть вопросы, да всё без ответа.
Говори с ним сейчас, говори
О де Голле, об Экзюпери!..
Но мы сошли у Нотр дам де Пари –
И отправилась дальше планета.

Прощальный концерт

Гремите, лестничные марши!
Под бой тарелок по квартирам
Мы стали опытней и старше –
Пора расстаться с прежним миром.

Дверные скрипки так печальны!
Гортани труб от слез опухли.
Сегодня их концерт прощальный
На сцене коммунальной кухни.

Над неуютным этим бытом,
Над реквизитом грубоватым
Звучать заржавленным сюитам
И в дым прокуренным сонатам.

Отвесят «Брысь!» котам дворовым,
Притихнут воробьи по веткам,
Как только три звонка Петровым
Рассадят всех по табуреткам.

Театр уж полон; в ложах блещут
Халаты лучшего покроя.
Не утерпев, зарукоплещет
На сквозняке белье сырое.

И дирижер – само былое,
С трудом раскопанное в ЖЭКе,
Замрет на миг, взмахнет метлою –
И всё закончится навеки.

Войди в этот город холеный...

Войди в этот город холеный,
Накрытый июльской жарой,
Ступив на асфальт раскаленный,
Глаза на мгновенье закрой.

И взгляд, что уже дальнозорок,
Давай-ка с тобою скорей
Приблизим примерно на сорок
Оборванных календарей.

Качнется прозрачное донце
Невидимой чаши времен,
Останутся небо и солнце,
И камень, что солнцем клеймен,

Но тут же, немедленно, следом
Поток иномарочный - щелк! -
Уступит дорогу «Победам»
И россыпям клетчатых «Волг».

Преломятся, будто в кристалле,
Витрины, фасады, дворы,
Вонзятся в подкорку детали -
Слепящи, манящи, остры.

О низком и вновь о высоком
Поведает кончик иглы:
Стеклянные конусы с соком,
Футбол, «Современник», «Битлы»…

Предстанет девчонкой бедовой
Солидная дама – Москва.

Но зеркальце дрогнет – и снова
Морщины, меха, кружева…

Код для вставки анонса в Ваш блог

Точка Зрения - Lito.Ru
Андрей Моисеев
: Наброски прошлого. Сборник стихов.

04.05.06

Fatal error: Uncaught Error: Call to undefined function ereg_replace() in /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/fucktions.php:275 Stack trace: #0 /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/sbornik.php(200): Show_html('\r\n<table border...') #1 {main} thrown in /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/fucktions.php on line 275