Японская оттепель
Стало просто и пагубно, гибельно скользко.
Очарованность скрыта под слоем песка.
Снова пробовать воздух тревожно: плюс сколько?
И нетронутый снег в подворотнях искать.
Ухватиться за меч проходящего мимо,
Удержать равновесие: в теплом аду
От паденья неловко спасает Мисима
И уходит по лужам на тающем льду.
Все кренится, забыв о родстве с вертикалью,
Вновь ища виноватых, но не находя.
А циклоны-виновники тихо икают.
Выливая каскадами струи дождя.
Даже мысли скользят в никуда. И измором
Брать теперь каждый метр ледяной мостовой.
Только, кажется, эта январская морось
Просто поводом призвана стать для того,
Чтоб всю ночь расточать комплименты Мисиме
И пытаться застыть не во льду, в янтаре.
Ведь что может быть, в сущности, невыносимей,
Чем внезапно нахлынувший дождь в январе?
Прошлогодние актеры
Третий трамвайный звонок, но на улицах пусто.
С каждой минутой опять все темнее и тише.
Зрители в черном по-прежнему ценят искусство,
И на бетонных столбах зеленеют афиши.
А из-под купола цирка и тесной кабины
Смотрят, тайком удивляясь, открыто зевая,
Канатоходец с ненужным лорнетом из глины
И аккуратный водитель пустого трамвая.
Прошлой весной они часто встречались на сцене.
В жанровых пьесах и прочих случайных спектаклях.
Больше молчали согласно поставленной цели,
А иногда восклицали: «Чудесно, не так ли?»
Пряча глаза от темнеющей дышащей массы,
Репликой глупой являя то свет, то злодейство.
Лица картонных богинь искажали гримасы,
Призванные поощрять и желать лицедейства.
Было так лестно входить в узкий круг приобщенных –
Жертв декораций со страстным, пылающим взглядом.
Падая, биться коленями об пол вощеный,
В очередях за кулисами чувствовать рядом
Потные спины томящихся жаждой служенья,
Долго стоять, ухватившись за край реквизита,
Робко входить в непонятный рисунок сюжета,
Осознавая нелепость подобных визитов.
Было так просто представить себе в одночасье
Узость каната и рельсов холодное жженье,
Чтоб среди смеси наречий, глаголов, причастий
Вдруг отыскать долгожданное: выход служебный.
Солнце
Чем ниже, тем очевидней заманчивость тех мишеней,
Что прячут от новой стужи чуть скрюченные тела
И зимнюю бледность кожи стремятся лечить женьшенем,
Хранимым в прохладных недрах вместительного стола.
Чем ниже, тем деликатнее общее отношенье,
Заискивающих взглядов привычно растет число.
И в каждой артикуляции можно прочесть прошенье
О длительности свиданий с холодным дневным послом.
Манит чернота пробоин в покрове речных излучин,
Рождая желанье так же прожечь ледяной паркет.
Но чуткость стрелы бесшумной (хоть солнце умелый лучник)
Позволит лишь чуть коснуться воды в антипарнике.
В дозированных объемах нелепых жилых построек
Для каждого очень важен очаг на худом холсте.
Но вечные постояльцы, рассованные по трое,
Лишь греют своим дыханьем замерзшие уши стен.
В пыли видят легкий иней и чувствуют все острее
Конвекцию как причину единственного тепла.
А в красном углу жилища – озябшая батарея.
И тщетно стекло буравит вонзившаяся стрела.
***
Окончанье апреля – приют холодам,
Не успевшим до срока, отвергнутым стаей,
Долго шедшим сюда по размытым следам
Позапрошлой зимы. Календарь не листая,
Не понять пустоты побелевших равнин
И смятенья, как перед разлившимся Нилом.
Виновато разводит руками раввин,
Ощущая причастность к неведомым силам.
Эти дни озаглавлены вздохом зимы
И нетающим снегом в квадратах колодцев.
И опять о набеге великих хромых
Беспокоятся тени земных полководцев.
Не оставлено места в истории лет
Для сомнений, тревог, беспричинной печали.
Лишь апрельская зябкость смогла повелеть
Прикоснуться к тоске. Неохотно встречали
Беспокойных посланцев холодной земли,
Вновь заставивших долго искать среди сотен
Незнакомых, забытых, неузнанных лиц
Одичавших охранников белых полотен.
***
Полярный круг
Избавленьем от жарких заклятий соседнего юга
И пристанищем зим чуть надменных, но мягких, как вата,
Ожидаемо стало пространство полярного круга,
Неподвластное видимой точности пи-эр квадрата.
Здесь царит удивительно крепкий союз светотени
И свободного времени, склонного видеть пороки
В повсеместной привычности суточных переплетений
И отведшего ночи и дню очень странные сроки.
Пролетит на метле госпожа или вспыхнет болото –
Ареал заколдованный вьюжная скроет портьера.
У запретной черты раскаленный неузнанный кто-то
Будет вновь остановлен невидимой тенью барьера.
Не проникнуть, должно быть, и ночью в холодные недра,
Вынимая пригоршни земли постепенно, послойно.
Мерзлота – только повод для тех, кто попотчеван щедро
Строгой магией неощутимой границы условной.
***
Караваном железным опять в Подмосковье
По дороге, лежащей вдоль тесных лачуг,
Где сгущается медленно Средневековье,
Подступая стихающим звоном кольчуг.
Тишине, в этот час назревающей, внемля,
Мелким шагом по острой осенней траве
Молча ходят, мечтая о западных землях,
Ланцелоты из чахлых пустых деревень.
Не заметив внезапно пришедшую старость,
Они верят в свой скорый удачный поход.
Только нет лошадей, да и сил не осталось.
И нет времени, ведь в этот сумрачный год
Тут в окрестностях дни и минуты короче.
Но о времени помнит средь здешних лесов
Лишь песок нераспаханных сонных урочищ –
Бывший служащий бывших песочных часов.
***
Свое меняющий обличие. На стук
Копыт по гравию спешащий, торопливо
Надев изношенный копеечный сюртук,
Простившись скованно с вишневой тьмой залива.
Лишь отражение в растроганной воде
Слегка замешкавшись, останется на годы
Немой иллюзией присутствия. Везде,
Где столь же сумрачна цветная непогода
Терять мгновенно обоняние и след,
Как неуказанную ноту в партитуре,
Необходимо, чтоб, забыв о ремесле,
Увидеть в час неприближающейся бури
Далеких сполохов несеверный пожар,
Подобный ждущим толкования фигурам.
Сжимая кисть сорокалетнего пажа,
Грустить по преданным забвению авгурам.
Сопоставляя время с временем пути,
Переводить невольно месяцы в сажени.
Жалеть часы, когда-то сданные в утиль,
Считать шаги в уме и жаждать отражений.
***
Кто-то плакал всю ночь. Рассвело. И растаяла в воздухе жалость.
Полпути до зимы, полпути до весны – выбирай.
На колени упала, лицом к раскаленному снегу прижалась,
На остывшие угли подула, шепнув: «Догорай».
Но уже решено: не умчаться отсюда в сверкающей бричке.
Остановит привычка – безжалостный страж-часовой.
…А в московском метро, догоняя друг друга, бегут электрички.
И Москва засыпает и молится над головой.
Хоровод из заснеженных пальм и подстриженных осенью елей
Может стать окруженьем, но только не может – толпой.
Как не стать никогда хрупким чашам весов вариантом качелей,
Как не будет слепым раз услышавший небо слепой.
Как не будут по пыльной дороге лететь разноцветные брички,
Как не будет услышан сквозь время несущийся вой.
…Но в московском метро, догоняя друг друга, бегут электрички.
И Москва, и Земля вечно движутся по кольцевой.
Ольга Котомкина: Подборка стихов.