Инвентаризация «Я»
«Знанье предмета» обманчиво, так же, как смех,
что беспричинно и немо в простуженном горле
колет меня, раздирает на части и кормит
свежими мыслями, новостью ставшими тем,
кто узнаёт меня, тем, для кого пустяком
выглядит сложность, кто склонен просчитывать выдох.
Я воплощение горечи, черствости, пыток
(чаще душевных), следя за своим языком,
мыслями, действием, курсами ценных бумаг,
купленных вами и тут же обрушенных мною,
редко бываю действительно чем-то доволен.
Часто собою. Броженья в пытливых умах
я признаю, как ума неотъёмную часть.
Как признаю за собой и ошибки, и право
не отвечать ожиданьям свидетелей, равно,
как и своим ожиданиям не отвечать.
"Громко сказано"
Всех, кого, подпуская на пушечный выстрел,
Я любил (может, сказано громко), кого
Я под выстрел глазами подвёл, роковой
(Может, сказано громко), лукавый и быстрый,
'
Всех прошу извинить мой охотничий пыл
(Может, сказано громко), простите. Лукавить
Нету смысла, как пламя не тушат руками,
Так, возможно, и я недостаточно был
'
Прямодушен, усерден, беспомощно болен.
Я прощенья прошу, никогда не просил —
Мне не горько, достаточно молод, красив
(может, сказано громко), пусть милый, не боле,
'
Не об этом сейчас, уж простите меня,
Вы во мне не ошиблись, пусть груб и рассеян.
Всё смешалось во мне: и пустыня, и север,
и прохлада садов, и базарных менял
'
Обиталище — всё, и дитя, и старик.
Может, сказано громко, однако замечу:
Не корите меня, дурака, бессердечен
Я давно, своё сердце одной подарив.
"Ощущение языка"
"бегло..."
Румянец на щеках почти болезнь,
Когда и небо бело, будто простынь,
И воздух бел от пущенных колец
И завитков, табачным дымом в проседь
Сползающих. И хочется забросить
Повыше солнце, выйти, сесть в метро
И, глаз не поднимая, долго ехать,
Прислушиваться к говору, контроль
Теряя с каждым новым взрывом смеха
Галдящих школьниц, выползти наверх…
И, непристойно долго глядя в небо,
Опять курить, закусывая хлебом,
Запасливо оставленным для тех
Случайных птиц, как школьницы весной,
Ликующих, пьянеющих свободой.
Как холоден теперь канал Обводный.
Как я к нему немыслимо жесток.
***
Сколько времени мы потеряли (ещё потеряем!)
Правдопевцем не стал, а они — от меня матерями.
А они, отменяя меня, всё сильней матерели,
Эти грустные девочки, точно билет лотерейный,
Зажимавшие крепко в ладошке, сплетённый узлом,
Мой язык, в перерывах… которым я, чаще назло,
чем нуждою заставленный, рифмы на землю роняя,
заплетался в признаниях, точно играл на рояле,
не умея играть, инструмент беспрестанно терзая.
Раз за разом валю самый сложный на свете экзамен
"300 знаков с пробелами"
я обанкрочен, начисто, только вдохом,
выдох - уже превышенье лимита «жить».
знаешь, выстраивать домики так, на лжи,
не интересно, а если серьёзно - по**й.
впрочем, прости, не сдержался. сегодня мат,
как и экспромт, отраженье попытки выжить,
верх лицемерия, ты понимаешь, ты же -
точно такая же лампочка в сорок ватт.
"До краёв"
Бурая жидкость (не кофе, а ядерный чай)
в горле полощется. Мысли на грани абсурда.
Нежность моя эмигрирует бегло отсюда.
Нежность моя, оголтелая, шарит в лучах
и не находит ни места гнездовья, ни птиц,
точно таких же, быть может, уже оперённых.
Нежность моя, переросшая хлопок пелёнок,
учится падать, уставшая грохаться ниц.
"Вещи_и сны"
***
больше честности. ты, растворяясь во мне,
пропускаешь один за другим апперкоты.
больше честности, милая, с теми, кто смел,
больше честности с теми, откуда и кто ты
знает точно, кому не приходится лгать,
для кого недомолвка страшнее обмана.
больше честности, милая. больно и мало
тихих омутов, боль заглушающих. гладь
застоялой воды не способна на чудо.
‘
может я,ослеплённый, гляжу без прищура,
как ложится светило на кромку воды,
и от этого мало что вижу поодаль.
поступай же, как знаешь, как будет угодно,
будь самою собой - золотой поводырь.
"Дожди и зной"
Дожди и зной как будто заодно.
За окнами не весть что, ветер кружит
не листьев прах, а каменную стружку,
гоняя в вихре, вспарывая дно
'
зонто'в послушных, вызванных некстати.
о, как бы я, укрытый под зонтом
калеченым, полезным быть за то,
что лишь стою, хотел бы Ей. И сватьей
'
назвал бы тот природный катаклизм,
что заставляет прятаться под крыши,
тех женщин, что, происходя из бывших,
не станут боле нынешними. Вниз
'
свой взгляд стремящими и льнущими к руке
едва ль знакомой, стиснувшей, как саблю,
эфес зонта. И, чуть смущаясь, сами
за спину прячущими купленный букет.
Женечка Ортин: Ощущение языка.