Бессилие
Положение ждать вынуждает
в неизменной позе,
в ней любое движенье развеет
все сны о погоде.
Не доводят до выхода двери
без надписи «closed»,
а мой ключик, насквозь проржавевший,
к замкам не подходит.
Ощущаю, как горечь обиды
душевной чаши
заполняет объемы пространства,
все меньше в ней места.
Все труднее нести ее дальше,
и, не расплескавши,
задержать в горловине бессилье
комочком теста.
Остается смотреть, как стремится
временная пехота,
иссушая людей, словно листья
в березовой чаще.
Приближаются неумолимо
к системе отсчета
мое прошлое с будущим, чтобы
уйти в настоящем,
на прощанье шурша под ногами,
замирая без ветви
в положении, где невозможно
мне что-либо сделать.
Ни одной из секунд не осталось,
что требует действий.
На единственной двери знак «open»,
ведущей из тела.
Я способна мосты навести все
и выстроить город,
пока шаг совершаешь навстречу,
безмерно скучая.
Я прожду тебя вечность, сомнений
разгоняя морок,
вне времен отмеряя эпохи
перелетами чаек.
Рефлексия
Возмездие
Небо сияет надраенной палубой
англо-корвета,
плывущего выбить из Франции
колонии Нового Света,
и кажется тоже нацией,
вставшей с рассветом
безбрежностью бронзовых шлемов
бесплотных, но храбрых воинов,
готовых бороться с системой
любой, против Бога настроенной.
Взвив ослепительно-яркий
солнечный вымпел,
познавшее дух победителя,
от твердь покрывающей сыпи
избавится войско стремительно...
Небо пылает грозой колесничего войска
египетской армии
перед сраженьем с гиксосами,
накрывшими, словно самум,
Среднее Царство заносами.
Умерший Бог воплотится,
сияя величьем, из тлена,
и небо не будет столь шелковым.
Враги преклонят колена,
давясь дождевыми потоками.
В поиске
Рассеянный взгляд не собрать
из осколков разбросанных дюжины
в стремлении вновь отыскать
того одного, долгожданного.
Обиды конгломератом
спекаются в горле простуженном.
Нужно пройти по окружности,
чтобы начать все заново.
Кто-то коснулся плеча
неожиданно, но участливо.
Я оглянулась в надежде
знакомства, подумав — фантастика...
Пусто... всего лишь ветер
в спину подул податливый
времени, что убирает людей,
словно кусочком ластика
стирает художник- график
свои неудачные опыты.
Лакмусом ластик проявит
на холст одиночества профили,
чтобы расклеивать их
на рекламных щитах, стенах комнаты,
словно портреты любимого,
вечно гонимого мной к Мефистофелю.
Алхимия голоса
По телефонному проводу —
вене пластмассовой капельницы
льется целительный голос
вглубь слуховых каналов,
в душу зажавшего трубку
нервно-дрожащими пальцами,
ждущего каждого слова
крошку голодным шакалом
близкого мне человека.
Горло связует атомы
звуков и букв в молекулы,
что чередой радикалов
вылечат отравление,
вызванное утратами.
Так расторопша из печени
тяжесть выводит металлов.
Жажды в пустыне молчания,
вымершей от одиночества,
больше не вытерплю, дайте мне
басом напиться желанным.
Сердце, сведенное холодом
мыслей, топить только хочется
тембром твоим — одеялом,
греющим пряжей гортанной.
Словно живыми диполями
слово, цепляясь за` слово,
облик воды принимая,
вырвется жизни смыслом —
влагой в почву иссохшую,
смелостью в мир опасливый…
…белой материей шелка
черные полосы выстлав.
Благодарность
Голыми нервами,
зажатыми меж позвонками,
ты пронесла меня, мама,
на больной спине через бездну,
держала над ней
обездвиженными руками,
невзирая на тяжесть
тебя не сломившей болезни.
Сердце бездушное
мне оценить не позволит
подвиги, что совершала
день изо дня, прилагая сверхсилы.
Благодарить тебя нечем,
кроме любви, глухой к твоей боли,
беспомощной и непохожей,
на ту, что мне щедро дарила.