Владимир Караковский: Оригами.
Оказывается, буки, коки и люки умеют тихо побукивать, пококивать и полюкивать. Это знают «гугнивые медиевисты», знает король Песец Длинношерстный, который (чёрт знает что такое в самом деле!) схватил «по дороге в летнюю оборзенцию некуцый приступ подлянки». Теперь будем знать и мы…
Присмотритесь: как глубокомысленны стенографические записи некоего Вовы, который отчего-то оказался в тесной комнате, «где много разных безделушек» (рассказ «Стенография»). Поневоле вспоминается анекдотическая запись в дневнике: «Вчера долго читал свой пейджер. Много думал». Не менее изысканны «духовно-нравственные искания» чёрной кошки в темноте (рассказ «Чёрная кошка»): «Здесь одно существо – это я. Опять же, как это доказать?» Э, милая, это если и не основной, то один из самых главных вопросов философии… А уж утончённое общение Понтушка с Бубном-Бубенцом и Банкой-Жестянкой – это, братцы мои, списано с натуры.
И если всё же непонятно, для кого написан рассказ «Impossible», для каких таких знатоков языка Шекспира и что делать другим читателям, у которых под рукой нет словаря, то миниатюра «Оригами», завершающая цикл (поэзия, осенняя грусть и одиночество в толпе большого города) – это для тех, кто тонко чувствует русский язык и, в то же время, не чурается литературы абсурда. «…всё равно время ушло, и не догнать его, и не попросить вернуться… только смятое оригами втоптано в грязь днища автобуса…»
Редактор литературного журнала «Точка Зрения»,
Алексей Петров
|