Филмор Плэйс: Софья и Лев.
Ощущение приятное, человечное, понятное... Есть удачные места в тексте. Но главная мысль слишком подчеркнута автором. Вплоть до утрирования: "Софи, посмотри, пожалуйста, мой новый рассказ. Называется «Лев и собачка».
- Хорошо, Лёва, - Софья равнодушно взяла блокнот с рукописью и положила прямо в лужицу пролитого кофе. - Ты уже придумал, кому его можно продать?"
Непонимание и так ощущается читателем, даже более чем. Чуть-чуть перебор, имхо.
Редактор литературного журнала «Точка Зрения»,
Наталия Май
|
Софья и Лев
Он сидел у раскрытого окна и смотрел наружу, погрузившись в свои мысли. Было пасмурно и влажно, на легком июльском ветерке лениво шумели деревья, резко и отрывисто вскрикивали галки. И вдруг в какой-то момент бледно-серые облака разошлись, и теплое вечернее солнце залило сад. Заблестели плотные темно-зеленые листья на вишневых деревьях, встряхнулись старые тополя. И откуда-то повеяло слабым ароматом жареного картофеля.
«Как в Севастополе», - вздохнул он. Тихая печаль с новой силой пронзила его. Как давно все это было, как нереально, как призрачно, словно бы в другом мире, в другой жизни, с кем-то иным… Он закрыл глаза и с неожиданной нежностью вспомнил яркий маслянистый свет луны, грязные промерзшие окопы, свинцово-синее зимнее море внизу, и далекий аромат жареного картофеля. Такой же, как сейчас, будто ничто не изменилось…
- Лёва!.. – неожиданно донесся из дальней комнаты неприятный женский голос.
Он вздрогнул и непроизвольно раскрыл блокнот. Вверху страницы было отчеркнуто название нового рассказа «Лев и собачка». Он на секунду задумался, подыскивая самые нужные слова, и торопливо записал: «В Лондоне показывали диких зверей…»
«…После долгой бурной ночи любви пышные черные локоны Мари слегка потеряли свой блеск, но красота их от этого только усилилась. Ее чудные зелено-голубые глаза сияли. Одетая в новое темно-синее платье с плиссированными воланами и маленькими прелестными рюшами на рукавах, Мари могла затмить своей красотой даже Венеру.
Когда в дверях появился Эжен, Мари, положив свои чудные белые ножки в кресло, читала модный развлекательный роман из нравов парижской жизни. Краем глаза заметив импресарио, Мари не переменила позы, но лишь чуть-чуть приподняла свой царственный носик. Зная свою вину, Эжен тут же встал на колени и робко попросил разрешения войти.
Царственная Мари прекрасно слышала робкий шепот своего возлюбленного, но она решила немного его помучить. И вот, когда Эжен в третий раз попросил разрешения войти и уже потерял всякую надежду, Мари милостиво кивнула: «Ползи ко мне на коленях». Высокий красавец Эжен со слезами благодарности подполз к Мари и припал губами к ее прекрасной маленькой ступне, обутой в великолепную персидскую туфельку на высоком каблуке. Мари закрыла роман и немного полюбовалась своим коленопреклоненным любовником. Ей было приятно сознавать, что она может делать с мужчинами все, что угодно…»
Софья вздохнула и отложила перо. Красивая, ухоженная женщина с густыми каштановыми волосами, зелеными глазами и холеными нежными руками, она могла бы считаться красавицей, если бы не злое, вечно недовольное выражение лица. Вообще-то Софья начинала писать дневник, но неожиданно в повествование вошла маленькая история о Мари, Эжене и Люси, и Софья решила непременно ее записать. Софья пригубила рюмку с мятным ликером, снова взяла перо и, немного красуясь, написала на новой странице:
«Он (не могу же я писать в моем дневнике это его еврейское имя) опять пишет. Целыми днями только пишет и больше ничего не делает. Он не думает, откуда берутся деньги, он не думает, что мне, может быть, невыносимо скучно в этой дыре после Москвы, он все пишет и пишет. И добро бы, если бы от его писательства был какой-нибудь толк, но пока - только одни расходы. Просто удивительно, насколько он безволен и глуп. Почему я, слабая женщина, должна все за него делать?»
«Тюрьма, - тихо вздохнул про себя Лев, закончив писать и по-прежнему глядя в раскрытое окно, - нет выхода…. Зачем, зачем все так устроено? Почему мы не можем просто жить рядом, как живут два цветка, два дерева, два ручейка? Просто жить…. Почему мы не можем, не стараемся понять друг друга? Ведь диалог – это умение соглашаться, умение находить общие точки соприкосновения.… Неужели с каждым из людей творится нечто подобное? Или, быть может, только я таков? Может, я вообще не создан для семейной жизни? Но как же быть с детьми? Разве не ради них вся моя жизнь?.. А Софья, это же все напускное, она же совершенно не приспособлена к жизни, как я могу ее бросить?..»
«В очередной раз убедилась, как он необразован. Опять просил меня посмотреть французские диалоги в его сочинениях, и я снова нашла ошибку. Просто удивительно, как можно не знать таких элементарных вещей. Да еще это его еврейское имя…»
Софья с раздражением захлопнула дневник и топнула ножкой, обутой в синюю персидскую туфельку. Новая мысль пришла в ее голову, и, пригубив кофе, Софья возбужденно продолжила историю о французских любовниках:
«…Высокая, немного меланхоличная белокурая красавица Люси вошла в тот момент, когда Мари с ненавистью била Эжена персидской туфелькой по лицу. Коленопреклоненный Эжен покорно сносил удары, и все старался поцеловать левую руку Мари. Люси со слезами на глазах тоже упала перед Мари на колени и попыталась защитить своими руками Эжена. Сгоряча Мари несколько раз попала туфелькой и по нежным рукам Люси. На руках Люси тут же заалели кровоподтеки. Эжен, из носа и губ которого текла кровь, приложил платок к разбитым губам и снова и снова смиренно просил у Мари прощения за свою преступную связь с Люси. Люси рыдала.
Наконец Мари смилостивилась над коленопреклоненными любовниками и позволила им в знак прощения поцеловать ее руки. Эжен с нежностью надел на великолепную ножку Мари персидскую туфельку и, не в силах сдержать накативший восторг, поцеловал ее маленькую ножку. «Боже мой, как они глупы, - вздохнула Мари и с неожиданной жалостью посмотрела на несчастных влюбленных. – Ведь мне абсолютно все равно, какие у них отношения. Просто я люблю власть».
«Как ребенок радуется моим ошибкам. Сегодня опять умышленно переврал слова, а Софья была ужасно довольной. Иногда она бывает удивительно мелочной…»
Лев закрыл глаза и вдруг вспомнил, как в детстве они с братом Николаем ходили с крестьянскими детьми в ночное. Он вспомнил черное ночное небо, усеянное крупными яркими звездами, прозрачную, словно воздушную луну, печальные морды лошадей, долгие неторопливые ночи, освещенные волшебным пламенем костра. Вспомнил, какие удивительные истории о древних героях рассказывал Николай, с каким увлечением слушали его крестьянские дети.
«Эх, если бы мне хотя бы половину таланта Николая, - вздохнул про себя Лев, - хотя бы четверть его внутренней свободы…. Ибо если не сегодня быть счастливым, - с неожиданной тоской сказал он себе, - то когда же – потом? после смерти?..»
И вдруг ему стало страшно…
- Лёва, - снова раздался из дальней комнаты резкий металлический голос Софьи, разгоняя его мысли.
- Да, душа моя, - громко ответил он и поднялся из-за стола. – Я иду.
В предчувствии чего-то неприятного Лев прошел по комнатам и вышел на половину супруги. Та картинно сидела, положив ноги в кресло, и с таким видом, словно ожидая, что он станет на колени и начнет каяться в несуществующих грехах. Лев поцеловал в подставленную прохладную щеку и протянул блокнот:
- Софи, посмотри, пожалуйста, мой новый рассказ. Называется «Лев и собачка».
- Хорошо, Лёва, - Софья равнодушно взяла блокнот с рукописью и положила прямо в лужицу пролитого кофе. - Ты уже придумал, кому его можно продать?
Лев Толстой махнул рукой и ничего не ответил. Вечность снова заглянула ему в глаза.
Код для вставки анонса в Ваш блог
| Точка Зрения - Lito.Ru
Филмор Плэйс: Софья и Лев. Рассказ.
Рассказ (или миниатюра) о непонимании, о двух параллельных мирах - Льва и Софьи.
27.03.07 |
Fatal error: Uncaught Error: Call to undefined function ereg_replace() in /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/fucktions.php:275
Stack trace:
#0 /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/read.php(112): Show_html('\r\n<table border...')
#1 {main}
thrown in /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/fucktions.php on line 275
|
|