Полина Федорова: Гиперборея - Московия.
Рассказ Полины Фёдоровой "Гиперборея - Московия" - это, по сути, не столько рассказ, сколько смешанный цикл - прозаически-поэтический. Форма очень интересная - и очень органичная, стилизованная под дневник (или, с оглядкой на современность, - записи в личном блоге). Героиня Полины, пожалуй, очень схожа с современными молодыми женщинами-умницами, ведущими блоги, тоскующими по любви, находящими её - и страдающими от несовпадения ожидаемого с действительным. А ещё - и, пожалуй, вот это-то качество не так-то часто встречается у современных молодых образованных дам - она очень честна с собой. И - беспощадна к себе.
Редактор литературного журнала «Точка Зрения»,
Лиене Ласма
|
Гиперборея - Московия
Valeu a pena? Tudo vale a pena…
Fernando Pessoa, "O mar português"*
Московский дневник
1
У меня никогда не выйдет любви с мужчиной, который угостит меня мохито на спрайте или роллами с майонезом. В остальном я не строга.
Мне доводилось пить выдержанный porto из пластикового стаканчика на берегу Москва-реки, закусывая миндалем и горьким шоколадом. Мой спутник, португалец, только за голову схватился; впрочем, портвейн, по его словам, был так себе. Как и все в Московии, кроме девушек, но он мне этого не сказал. С ним у меня вообще ничего не было: начинался Великий пост, а к Святой неделе Ренато (так его звали) уехал из нашего Третьего Рима в свою солнечную Лузитанию и окончательно – чуть ли не до июня – увез с собой хорошую погоду.
А я сейчас – у нас шесть вечера, и рабочий день только что закончен – по первой июньской 30-градусной жаре сижу на летней террасе некоего не особенно ладного (как и все в Московии) заведения и очень нехорошо улыбаюсь на предположение моего спутника (на сей раз никакой экзотики, просто верстальщик из нашего отдела рекламы) о том, что я, как и прочие девушки, должна любить мохито и роллы. О да, пусть даже на спрайте и с майонезом, можно смешать.
2
Меня зовут Вероника, и за спиной у меня Гиперборея – тысячи километров снегов, тайги и вечно сумеречного, пасмурного неба.
Целую вечность – почти три года – назад я была лучшей студенткой лучшего филфака за Каменным Поясом. Тема дипломной работы звучала как песня, вернее, как тот самый духовный стих, о котором я ее и писала. Как и многие студентки, я была влюблена в своего научного руководителя – высокого 45-летнего мужчину с достоинством небожителя, поставленным ораторским голосом и репутацией светила духовности нашего города. И он тоже был ко мне неравнодушен.
Он был женат – на преподавательнице того же филфака, и меня это останавливало, но, конечно, вряд ли могло бы остановить окончательно. Всё шло к одному – оставалось только защитить диплом. До защиты я не соглашалась: это было бы уж чересчур пошло.
Однажды тусклым и теплым апрельским днем – это был вторник Светлой седмицы – в бесконечном коридоре третьего корпуса я столкнулась с Александрой. Это была жена моего учителя, подтянутая женщина с лицом умным и строгим.
– Христос воскресе!
– Христос воскресе, Ника! – она посмотрела на меня так, что сердце ушло в пятки. – Постойте, я кое-что вам скажу. Не здесь: пойдемте в «Весну» – там варят хороший кофе в турках.
Мягкое и теплое серое небо, как одеяло, накрыло меня с головой, пока мы шли пешком целую автобусную остановку по хлюпающим от талого снега улицам.
Мы проговорили целый час. Я плакала, не скрываясь – да и скрывать пока было нечего.
И впредь уж точно не будет, о, могу побожиться вам, Александра Львовна. Я никогда не полюблю человека, который называет пасхальный кулич кексом и смеется над родными за то, что они соблюдают Великий пост. В университетской столовой, надо заметить, я в это время ни разу не замечала у него на тарелке ничего скоромнее макарон. А то, как я прятала от его взгляда свой непостный кефир, достойно целой синематографической сцены. Ха-ха, вы все еще опасаетесь, Александра Львовна?
…
Через три месяца – это были три месяца молчаливого избегания, общения только по необходимости и полускрытой враждебности с обеих сторон – я защитила диплом, а еще через три дня уехала в ночь на скором поезде, единственном, соединяющем столицу Гипербореи с Третьим Римом. Он уходил за час до полуночи, и у меня за спиной ничего не было, кроме тысячи километров тайги и вечно сумеречного пасмурного неба.
3
Ренато – дизайнер интерьеров. Мне – очевидно, в качестве знака особого доверия – он отрекомендовался: «художник». Но я не оправдала оказанной мне чести – спросила: современный ли – из тех, что ловят ветерки в запаянные колбы, составляют инсталляции из собачьих какашек и продают за миллионы? Ренато рассмеялся: нет, он вовсе не современный художник и, живи на столетие раньше, наверное, пришелся бы очень по душе наивному ценителю прекрасного, но где же их теперь сыщешь! Поэтому он рисует море, кораллы, фантастические подводные дворцы, освещаемые отражениями небесных светил и огней святого Эльма, зарабатывая при этом на кусок хлеба с толстым слоем масла дизайном интерьеров для московских нуворишей. «Предпочитаешь бидермайер?» – снова не сдержалась я. И он снова расхохотался.
4
Я придумала сюжет…
Я придумала сюжет – «чуркомобиль» на ночных улицах Москвы, не знаю уж, какой марки. Платье, в которое была одета женщина, в неудобной позе сидевшая на заднем сиденье автомобиля. Впрочем, его не придумала – у меня есть такое: атласное, серо-розовое, без рукавов, с бантом на груди, с пышной юбкой до колен (по низу – трогательный воланчик из сетки, как бы невзначай выглядывающий из-под подола). Ничего особенного – подгулявшая молодая женщина едет домой после затянувшихся гостей или чрезмерно бурного ресторанного веселья.
Я умею выглядеть «ничего особенного» после таких разговоров, которые ужаснули бы любого из тех, перед кем я столь старательно разыгрываю это «ничего особенного». Не вызвали бы осуждение или возмущение – нет, показались бы диким, как проявления жизни иного биологического вида.
Так, собственно, иногда казалось даже моим собеседникам по этим разговорам.
Ренато, однако же, удивить практически невозможно. Границы его мира, как и моего, могут раздвигаться почти до бесконечности.
Но этот сюжет – даже если мне удастся разыграть его с живыми актерами – я Ренато не расскажу.
5
Играть в опасной близости от границ дозволенного, исподволь расшатывая несущие конструкции своих принципов, я любила с отрочества. Такой игрой были мои отношения с научным руководителем. Он отчасти понимал это и обставил всеми трогательными подробностями, колебаниями и сожалениями, вычитанными из классической литературы. Тот «пасхальный кекс» убил всю прелесть игры, но оставил нетронутым мой вкус к подобным забавам. Когда меня тянуло на этот риск, переставали существовать моральные соображения, общественное мнение, даже жалость к возможным жертвам моих недетских забав – это было сильнее меня. И даже самое невинное приключение я обставляла так, что внимательный глаз мог заметить под невыносимой легкостью бытия, под очаровательной безнравственной расслабленностью, под неистово-разболтанным гламуром тучных лет Московии – эту дерзкую и утонченную нервность, темный огонь, неутихающее еле слышное дрожание и пульсирование бездны. Я знала, какие силы могли носить мое лицо, как маску, – даже тогда, когда считала, что они могли бы найти более привлекательную личину.
Но Ренато останется по ту сторону этих игр.
6
Над ухом струной лиссабонской гитары звенит тетива:
Близко бронзовокожий ангел, Атлант-Эрот.
А значит, мест, где не страшно, теперь стало целых два –
В сердце сибирских метелей и у западных вод.
И, звона стрел не боясь, можно склоняться к небу в воде
Гиперборейских ручьев и лузитанских морей:
Та, что прошла в миллиметре, и вправду едва не задев,
Летела почти без шума и не была твоей.
Здесь дневник обрывается.
Гиперборейский эпилог
1
В городах Гипербореи почти всегда сумрачно от серо-лиловых туч. Но сегодня, 1 сентября 22-го года сумерек, неожиданно ясно. Стылая заморозочная просинь между непривычно белых облаков. Небо смотрит из выщербин асфальта, наполненных водой вчерашнего дождя, в которой мокнут первые в этом году опавшие листья. Как и поныне в Московии. Я когда-то знала, как это выглядит, но теперь ничего не помню: когда высылают, всегда стирают память.
А во внутреннем помещении студенческой библиотеки бело-серый полусвет, что бы ни было за окнами. Окна слишком маленькие и слепые, в них никогда не проникает достаточно света – моют их только изнутри.
Теперь я работаю тут и готовлюсь в аспирантуру. К тому самому светочу духовности с ораторским голосом, которому я и обязана своими четырехлетними приключениями. Наверное, они были веселыми и стоили того. Я долго привыкала к своему новому отражению в зеркале – там я очень, очень изменилась.
А у него теперь другая пассия. Говорят, ей он обещал, что разведется с Александрой. Но он не разведется. Не удивлюсь, если он когда-нибудь вспомнит старое и сделает мне ребенка. Не буду дурой и не стану сопротивляться.
Так и догонит меня судьба мамы, бабушки, прабабушки и прочих: целое столетие в нашей семье женщины рожали без мужа и преимущественно девочек.
2
А за Каменным Поясом не расходятся облака,
А за Каменный Пояс добром людям ходу нет.
На другом краю мира тонет в море закат –
Если б можно было по воздуху, ты бы пришел ко мне.
А под Каменным Поясом – стужа подземных рек,
А над Каменным Поясом – граница ночи и дня,
Человеку пройти невозможно, но кто из нас человек?
Если б ты хотел, давно бы нашел меня.
...
Если ты захочешь - найди меня!
--
* Стоило ли оно того? Всё стоит того.
Фернандо Пессоа, "Португальское море"
Код для вставки анонса в Ваш блог
| Точка Зрения - Lito.Ru
Полина Федорова: Гиперборея - Московия. Рассказ.
Рассказ Полины Фёдоровой "Гиперборея - Московия" - это, по сути, не столько рассказ, сколько смешанный цикл - прозаически-поэтический. Форма очень интересная - и очень органичная.
16.06.11 |
Fatal error: Uncaught Error: Call to undefined function ereg_replace() in /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/fucktions.php:275
Stack trace:
#0 /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/read.php(112): Show_html('\r\n<table border...')
#1 {main}
thrown in /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/fucktions.php on line 275
|
|