Снег идёт

-С ума ты со мной сойдёшь, - сказала тётушка московскому племяннику, приехавшему пожить на две недели.
-Ничего. Не сойду.
Дядя умер скоропостижно, встал ранним утром гулять с собакой, откинулся на спину и глаза остекленели; тётушка, прожившая с ним сорок лет, оказалась в бездне того одиночества, хуже которого не вообразить…
Двое сыновей, внуки – всё так, но у них своя жизнь, один из детей – в другом городе, другой заходит, конечно; и вот племянник, близкий и любимый, московский, приехал пожить: мол, вдвоём легче…
Ходил гулять по утрам, топтал февральский, изодранный многими каблуками снег; бродил по переулкам, думая иногда – зайти ли на кладбище?
Но шёл вместо этого в парк, где со смотровой площадки открывался роскошный вид на Оку.
Стоял, курил, вспоминал детские каникулярные месяцы, которые жил у дяди с тётей на даче, игры с двоюродным братом.
За грибами часто ездили, на озёра купаться, и всё казалось бесконечно-солнечным, счастливым…
Тётушка готовила обеды, ужины, возилась с рассадой.
Разговаривали, вспоминали, и дни, заверченные вокруг странной оси, точно сбивались куда-то, съезжали быстро.
Вечерами забегал брат, расспрашивал, как, что, приносил еду…
Племянник тоже покупал.
Небо февраля было серым, безрадостным, и томило в душе нечто, текло странным соком воспоминаний…
Надежд?
Племянник относительно молод.
-О чём мне мечтать, - говорила тётушка, возясь с рассадой. – Вот Геню бы во сне увидеть.
….вдруг вспомнилось, как крестился в одной из калужских церквей, и священник – друг Геннадий – был огромным, как из Лескова изъятым; и гулко всё отдавалось в большом пустотелом соборе.
Дачные картинки калейдоскопом мелькали перед глазами.
Тётушка старалась всё время что-то делать, а с собакою – ризеншнауцером Атой – гулял племянник; быстро освоился, с какими собака дружит, с какими враждует.
Проходили мимо катка во дворе.
Мальчишки кроили лёд, а сам так и не выучился, а Геннадий катался хорошо, пробовал учить…
Снег падал.
Дни шли…