Русский феномен

Где-то в дебрях лесов скитался, искал скиты, искал сектантов, вслушивался в их радения, переливавшиеся ощущением русского Христа.
Или креста, когда позабыто, кто должен быть под ним.
Скитался.
Пропадал.
Якобы разучился писать.
Писал ярко, образность заплетая пёстрыми нитями:

Дракон железными когтями
Зарницу выхватил из рук
И водрузил крыло, как знамя,
Под трубный звук.

И вот на ледяном просторе —
Отчаяние тишины:
Там обескровленные зори
Ужасны и, как ночь, темны,

Там, саваном скрывая долы,
Бредут леса
Да обезумевшие села
Вонзают вопли в небеса.

Русская мощь и нищь проступала сквозь его стихи – нет! питала их: и та, и другая.
Пимен Карпов – фигура таинственная, тёмная, мистическая.
Одарённый поэт, в котором слышались отголоски Клюева и Есенина, выбредающий на дорогу, что ведёт к городу, чтобы сойти с неё; медленно, постепенно добавляющий обороты к собственной реальности: чтобы быстрее крутилась, чтобы изведать, наконец, тайну смерти.
…кажется, она интересовала его, как одного из персонажей Платонова, рассматривавшего смерть, как переезд в соседнюю губернию, связавшего себя ноги, когда бросился в воду, чтобы не поплыть, не выплыть из смерти.
Верил ли Платонов в возможности Китежа?
А П. Карпов?
Многое собирается, расступятся берёзы, заиграет беспредельный свет, просквозит видение отроку Варфоломею, Нил Сорский будет будить братьев: дабы сном не отвлекали себя от трезвления сердца.
Многое вольётся и в русла строк Пимена Карпова: представляющего собой очень русское, запредельное, поэтическое явление…