Плисова забирала бабушка, тебя мама, и шли вы, второклассники, обогнав их, вдоль стен старых домов, шли к троллейбусной остановке, и он рассказывал о своей будущей поэме.
С двоюродными братьями Алёшей и Олегом ходили в сад, потом в первый класс; и носились, носились бесконечно по московским дворам, переходящим один в другой, играли на площадках, простеньких тогда, гоняли на великах…
Школа располагалась в уютной низине одного из переулков, а отдали туда – потому, что английская, и каждый день ездить нужно и возвращаться на троллейбусе…
Ещё был Алёша Черёмухин, внук композитора, живший в соответствующем доме, где квартира была с высоченными потолками, и коридор, длинный и таинственный, казался бесконечным.
Помнится – Алёша хорошо рисовал: и всё машины – летели куда-то гоночные, плавно плыли грузовики…
Олег, позвонив в дверь, зовёт гулять.
-Не могу, - отвечаешь. – Учу музыку.
-А сыграй что-нибудь, - просит.
И стоит, прислонившись к притолоке, слушает, как криво льются звуки из-под твоих не музыкальных пальцев, а двор манит: вот он: на первом этаже жили, и можно было вылезти из окна, пока не вделали решётки…
Почему не виделся ни с кем после переезда, перехода в другую школу?
Ведь дружили истово, надеясь – на всю жизнь.
Москва велика – другой район, как другое государство.
Но – не виделись, не виделись с твоих (и их) десяти, и стар почти уже, седобород, перебираешь никчёмные, только тебе принадлежащие фантики воспоминаний…