Огненная лава борща, в густоте которого стоит ложка, с маленьким озером сметаны, разводимой медленно на волокна в великолепной красноте.
Пышный, перчёный венгерский гуляш – заливаемый янтарным токаем…
Столы, ломящиеся от яств земных: тяжёлые, как диски, караваи, круги ветчины, истекающие соком, курчавая зелень петрушки и сквозная – укропа…
Скворчащая на сковородке картошка: постепенно золотящаяся; дольки её, обрастающие коричневатой корочкой…
На берегу реки, в перерывах между ловом: картошка печёная, колбаса сырокопчёная, белейшее деревенское сало, твёрдые, в пупырках малосольные огурцы.
Ноздреватый, дышащий сытостью чёрный хлеб: роскошь его: и трапеза, совершаемая на воздухе, будто подчёркнуто прекрасна…
…отказ от еды?
Аскетизм?
Тогда зачем такое изобилие?
Копчёный угорь, нарезаемый маленькими ломтиками, текущий жиром, как экзотический плод соком; вырезка, медленно теряющая красный цвет на сковородке, вырезка, хорошо поперчённая, сдобренная чесноком.
Пиво в запотевшей кружке: жидкий янтарь счастья…
Ага.
Обжорство грех?
Раблезианство, слоящееся сочными ломтями, втягивающими в себя всех, кто соприкоснётся с оным…