Дмитрий Гендин(Россия, Москва)«Почему я родился собой?» – этим вопросом я задавался лет в пять. Я мог бы быть совсем не собой, не этого пола, имени, имел бы другой внешний образ, другую семью. И как это значительно родиться собой! Тогда я был для себя почти Богом, уникальность собственная даже не сравнивалась с другим, с внешним. Я – это не случайно, нужно, у меня есть великая роль в этом мире. Со временем это чувство притупилось; просто, другие, наверное, думают так же. Я бы не стал давать взятку астрологу, если место и дата рождения зависит от звёзд, потому что мой проездной билет на этой планете далеко не так плох. Увы, я не был сделан в Советском Союзе, я там родился, выбрав самую жирную и крутую во всех отношениях союзную республику – Россию. Помню один вечер. За окном было темно. Телевизор тараторил. Родители волновались. Что случилось? Родители объяснили: в стране переворот. Какого-то дядьку поймали на даче и не отпускают. Да, это ужасно, когда тебя с дачи не отпускают. Я представил наш одноэтажный домик, нашу маленькую дачу, а вокруг рассадил солдат. Дам-с, жалко дядю… СССР вскоре исчезло. Из воспоминаний откровенно патриотического характера сохранился случай с потерей звёздочки от пилотки, моей «солдатской шапки». А солдатская шапка без звёздочки уже не солдатская, а тот на ком она сидит – не солдат. Желание быть советским солдатом тоже со временем как-то притупилось. Ах, я же не назвал вам город! Ничего особенного: Иркутск. Серый асфальт, тополя и клёны, близость места действия всех пушкинских сказок и греческих мифов (мои любимые сказки от бабушки), озера Байкал. В этом озере-море я так и не искупался. Я слишком городской житель был. Сидел дома, который находился в самом центре Иркутска. Если смысл названия нашего Пионерского переулка я ещё понимал, то улицы Карла Маркса, Урицкого, казалось, были названы в честь каких-то сказочников (никаких обид, товарищи марксисты!), а вот что такое «сухебатора» прояснилось намно-о-ого позже. Зимой Иркутск превращался в Изумрудны город (ледовый городок на центральной площади), а снег был тёплым от радости. Сибирская суровость это миф, а точнее такая же сказка. Я ровесник Чернобыля (не города, а аварии). Физикам, биологам, магам и философам ещё предстоит выяснить, что мы, родившиеся после этой аварии, совершенно такие же люди, как и родившиеся до. Девятое октября 1986-го был четверг, и я серьёзно забыл, что это значит. Какие-то мы особенные – рождённые в четверг. Мои дни рождения были самыми значительными днями в году, поэтому оставили самые яркие мнемонические пигменты. Ещё бы, столько игрушек дарили! Сложно объяснить, чем для нашего поколения были черепашки-ниндзя. О них мечтали, про них смотрели мультфильмы, им подражали. Кумиры, идолы? Лежат теперь где-то в коробках, пылятся. В детском саду меня не любили за очки. Зато в школе полюбил я. Её звали Маша. Она была чувствительным ребёнком с длинными русыми волосами, с белыми колготками, килтом и серой кофточкой. Я иногда провожал её до дома. Я плакал о ней. Мечтал взять за руку. Я ей тоже нравился. Мы были в миге от счастья, но неприятельские бесовские силы отбросили от ворот рая. Родители развелись, до этого надломив мою психику дюжиной скандалов. Мама увезла меня в Москву. Мечта исчезла не сразу. Вся моя значительность, весь потенциал нужен был лишь для Маши. Но встретившая дождём Москва не могла заменить её. В 1998 году я оказался в Москве. Ещё бы месяц и экономический кризис не дал бы нам перебраться в столицу. Учился не плохо, старался. В 2001 году умерла бабушка. Я не ценил её. А ведь сейчас мы многое могли обсудить. Она была интеллигентным, добрым, верным и настоящим человеком. Это вызвало кризис в душе. Я бросил свою школу и стал учиться в Киношколе. Я попытался найти другую любовь (любовь к Маше остекленела). Аня была младше. Она сама обратила на неё внимание, сама попросила её провожать до метро. Я влюблялся в неё всё сильнее, но молчал, как молчал и с Машей. Весной, когда нимфетка расцвела, у меня окончательно поехала крыша, и директор предложил мне три месяца посидеть дома отдохнуть (старания в учёбе не вызывали сомнения), просто почитать классическую литературу. А Аню провожали другие. Я вернулся в свою школу, которую и закончил с серебряной медалью. В 2004 поступил в МГУ. Увлёкся творчеством Набокова, который залечил сердечные раны, стал философствовать. Маша и Аня теперь изменились, они теперь не девочки. А я один. Но любовь и счастие грядут.
|
