Наталья Безюк: Коммерческая тайна.
Прочитав рассказы Натальи Безюк, долго тупо смотрела в монитор и думала: «А почему же тайна – коммерческая?». Ну бывает))). Сначала показалось неудачным само название сборника, потом поразмыслив немного, решила: «Публикую». Эти рассказы похожи на жизнь. Сумасшедший дневник сумасшедшей девушки, путающей личные тайны с коммерческими. Диалоги здесь настолько реальны и интересны, что представляешь, как все описанное в этом небольшом сборнике происходило в действительности. Здесь есть стилистические погрешности, и любители классического слога, вероятно, сборник не воспримут, хотя не знаю, бывает всякое. Мне показалось, что все эти тексты – части одного романа, которого не было. Хорошо бы все-таки сложить все осколки воедино.
Редактор литературного журнала «Точка Зрения»,
Анна Болкисева
|
Коммерческая тайна
2005Полный сюрвей. |Горячий цех |Роман, которого не было |Про голубые колготки |Рассказ ветерана
Полный сюрвей.
Горячий цех
Горячий цех
- А кому полисы, свежие горячие полисы! Пучок – пятачок! Вы видели наш новый операционный зал? Айда!
Зал потрясает. Нечто среднее между баром на космической станции и Reception пятизвездной гостиницы.
- Приходит клиент и говорит: «Мне ваш полис не нравится. Позовите мак-менеджера». Выходит начальник отдела в клетчатой рубашке и успокаивает его: «Не волнуйтесь, я выпишу Вам полис лично, прямо на ваших глазах».
- И форму введут… Бело-синюю, как у стюардессы.
- И пилотки.
- Юбочки короткие.
- Из-за прилавка край все равно не видно.
- Сделают такую, что видно, и будешь стоя приветствовать: «Э-эй, свободная касса!»
- Ну, посмотрели? Домой.
«Дома» факс завален бумагами.
- Чья бытовка? Кому бытовка пришла, я спрашиваю? Тебе нужна бытовка? Синяя, два на три? Чертежи зачем-то прилагаются…
- Факс примите пожалуйста! Не знаю кому, меня попросили по этому номеру…
- Ну ладно, давайте…- гнусит трубка.
- Смотри, какой у меня факс. На полтора миллиона! Не веришь? Вот, посмотри, подпись настоящая…
До какой степени человеку надо, чтобы его ценили! Особенно начальство. Нет, особенно девушки.
Когда мы все волею судеб оказались в одном доме, осмотрелись, посчитались, как нас оказалось много! Так много, так , что прямо преисполнились гордости и как были, так и побежали в столовую, лишь только она открылась, а там – ух, как нас там много!!!!! И это еще не все? Еще сотни две подтянутся? А вот еда уже кончилась.
- Что-то у тебя с трудовой дисциплиной плохо. Одни курсы в голове, а работать кто будет? Наверно, не тому тебя учат. Куда идешь сегодня?
- На турецкий.
- Скажи что-нибудь.
- Ашаыдаки келимелери.
- Как айзер на базаре. Эх, если б мы знали, что ты язык учить пойдешь, то не закрывали бы свое представительство в Турции. А то работать же некому…
- А NN?
- Холостой он. Кто ему там будет рубашки стирать? Пойдет по турчанкам, и местные отрежут ему …уши. А это в страховом деле… Как же без этого?
- Черт, быстрее, быстрее надо… Успеют или нет?
- Что успеют?
- Ключ мне новый дать. Электронный.
- Так их же только с понедельника использовать будут.
- Так вот мне и надо до понедельника. Чтоб готов был.
- Не дали?
- Дали. Поломался, понимаешь. Таблетка из этой пластмасски выскочила и куда-то закатилась…
- Даа…Еще ввести не успели… Вот балбес… Ты когда наберешь, скинь мне шаблон.
- Зачем это?
- Да я сам свой потерял, потерял…
- Весь день такой – и пожрать не успел нормально, и переговоры не пошли. Еще убыток этот на четыре лимона. А началось все с того, что я ряженку не купил…
Уж сколько раз твердили миру,
что мы не пьем с утра кефиру
Но как с друзьями повидаться
И не сорваться….
Весна. Улица Лесная. «На Лесной» рифмуется с «весной».
Вот так:
Звенит трамвай на улице Лесной
И воздух пахнет новою весной.
Или так:
Вот, наслаждаясь солнцем и весной,
Спешит трамвай по улице Лесной.
Или так:
Поблизости с «весною» и «Лесной»
Любая рифма кажется смешной.
Однако трамвай не «спешит» и не «катит», и даже не звенит, хотя, вот еще минуту назад, звенел сердито. Веселенький такой автомобильчик, одиноко брошенный посреди улицы (Лесной, Лесной), намертво перекрыл движение. За ним столпились (мы считаем по количеству женщин в оранжевых жилетах) три, четыре…Пять трамваев!!! Через полчаса рассерженные пассажиры чуть-чуть подвигают нос автомобиля. Пробка потихоньку рассасывается. Еще через полчаса появляется женщина, блондинка (вот чтоб мне провалиться!) и начинает спорить с ДПС. Какие еще помехи движению? Вот же едут все!
А мы глазеем на это с пятого этажа, прилипли расплющенными носами к окнам. Марево плывет над крышами троллейбусного парка, в такую погоду они кажутся Парижем, а в плохую – Стокгольмом.
А вот и осень на Лесной, уже вторая осень, уже и выпить мы успели за год с момента переезда в новый офис, и дни рождения пошли по второму кругу… Все меняется, даже традиционная водка, которую у нас дарят мужчинам по этому поводу в конторе, теперь от другого производителя.
- А новому сотруднику что дарить? Он такой молодой еще… Такую же бутылку?
- Да, такую же, как всем. Только с соской, - это веский голос руководителя. Который во всех самиздатовских календарях фигурирует исключительно как сицилийский мафиозо, и, кстати, не только потому, что каждый год ездит отдыхать на Сицилию.
Сын его работает здесь же, и оба они похожи профилем на хищных птиц: старую, на все плевавшую со скальных высот, и малую, толстенькую, со влажным пушком на голове и разобижено оттопыренной нижней губкой.
Надо мной – я специально считала – пять непосредственных руководителей. Один из них почти постоянно спит, разложив перед собой документы, благодаря счастливой привычке не храпеть.
- Все, собирайся, поедешь в Питер.
- Чего это?
- Надо делать осмотр статуи Аполлона, сюрвей.
- Поехали вместе, нужно же мне с чем-то сличать…
А какие у нас на Лесной дрозды! (На самом деле, это подстава. Каждый рассказ должен рано или поздно кончиться, но бессюжетные зарисовки патологически не могут завершиться логически. Поэтому я пользуюсь счастливой возможностью убить двух зайцев – порвать с рассказом и поучаствовать в конкурсе на лучшего дрозда.) Дрозды у нас на Лесной лесные, мощные.
Например тот самый мафиозо, который в свое время добродушно хвастался перед вами, как спер из южного санатория пальму – «надо же было хоть что-то оттуда захватить» - влетает с утра в нашу комнату с выкаченными глазами и ревет моржом:
- Развели мне тут! А ну уберите всю эту трахомудию!!!!
Я что, я, в силу семейных обстоятельств, знакома с военно-морскими традициями, и примерно представляю что такое трахомудия. А вот за Козлевичей краснеющих (Москва, высшее образование, в армии не служили) мне обидно, и хочется сказать, что здесь не казарма, и добавить при этом еще пару «командных слов», массово поражающих гражданское население, которых мафиозо, как лицо штатское, видимо, знать не должен.
Что это на него нашло?
- Генеральный директор на последней встрече отметила, что надо направлять молодых сотрудников в регионы, для приобретения опыта работы. Слышали, вы, молодые сотрудники? Сейчас соберетесь в двадцать четыре часа – и в регион! Поработаете там годика четыре и вернетесь сюда, руководителями! – мать моя Родина, думаю я при этом, вжавшись в кресло, еще руководителей? Может, хватит их уже?
- А! Вот вы, вы – жарко вам было в Индии? У нас большой север и Дальний восток, там прохладно! Или откуда вы там в Москву приехали?
- А вот вы? Что у вас за проблемы каждое утро? У меня никаких проблем с детьми не было! У меня будильник всегда срабатывает, я в лифте почему-то не застреваю, ни каблуки у меня не ломаются, ни ногти!
- Что? Вам не надо в регион, потому что вы уже старенькие? Тогда на пенсию к чертовой матери, а опыт свой в ухо себе засуньте! Прошли те времена, у нас скоро останутся одни маркетологи!
Руководящий и направляющий палец упирается поочередно в каждого.
На этой радостной ноте – «всех вас в регионах сгною, не видать вам карьерного роста, как своих ушей» - он довольно хлопает дверью. Нашей хлипкой дверью о нашу хлипкую стену.
Минут на десять воцаряется молчание. Потом раздается первый возглас, испуганный и возмущенный одновременно:
- Да что это с ним?!
- Может, его самого на пенсию попросили?
Да, на всякое начальство есть свое начальство.
А вот молодежь, привыкшая все повторять за старшими (я, как мать, очень хорошо это знаю) буквально через пять минут, копируя начальственный рык, с угрозой отвечает кому-то:
- Ты что у меня, в регион захотел? Ща получишь… в рррррегион… Роман, которого не было
Сегодня
Книжка в шоколадной обложке закончилась. Я закладывала ее оберткой от шоколадки, такого же сладкого цвета, как тайна, растущая во мне, и когда я прятала книгу в стол, золотые буквы шептались с черными, жившими на страницах цвета ванильного мороженного. Мои пальцы, бежавшие по строкам, были словно корни, тянущие жизнь из земли. Моя речь, напитанная чужими мыслями, стала загадочной для меня самой. Потом, с грустью погладив загорелую спину первой, самой сладкой книги, я вышла на весеннюю улицу, полную синего воздуха. Оттуда со мной вернулись две другие истории: одна голубая, как весеннее небо, другая зеленая, как первая трава, но обе были холодны, как лед. Они предвещали конец романа, который так и не начался. Романа, которого не было.
Вчера
Как смешна бывает любовь некрасивых людей. Безответная любовь неудачника. Счастливая взаимность двух неудачников. Неудачники ходят за мною, хмурое лицо, должно быть, означает серьезность чувства.
«Какие твои любимые цветы?»
Я люблю все цветы. А еще люблю свободу. Не только свою.
Но свобода и разум – вещи, пожалуй, взаимоисключающие.
Все мои подруги – незамужние - смотрят «Дневник Бриджет Джонс» и пытаются завести роман. Их настроение невольно передается и мне, человеку многосемейному, потому что весеннее солнце и –
«Ужасно занят, ужасно. Устал уже бодаться со всякими козлами…»
Тут я осторожно смотрю по сторонам, стараясь не оглядываться назад: легкая добыча не станет сладкой.
Бывают, оказывается, мужчины, которые мне нравятся и при этом читают книжки.
Знаешь, какой мой любимый рассказ у Шекли? Про ирландское рагу. Про то, как можно быть круглой, белой, правильной луковицей или острой, рыжей, язвительной морковкой. Бриджет Джонс даже не луковица, а вареная капуста. Она делает не то, что хочет, потому что ничего не хочет. Она не умеет даже поддаваться соблазнам. Все ее вялые телодвижения выглядят отвратительно.
Две девушки, сошедшиеся на почве любви к одному мужчине, за обедом пожирают его глазами.
«Вы крайняя?»
«За мной еще человек подойдет. Вы знаете, нас трое».
«Да все уж знают».
А он рокочет что-то о книгах, не менее интересное, чем сами эти книги, причем я стараюсь вникнуть в смысл сказанного. Мучительно пытаясь абстрагироваться от интонаций. От того, что передо мной стоит интересный мужчина, не просто умный собеседник. Да он и вправду говорит что-то интересное! Настолько, что одна из присутствующих здесь дам толкает его в бок: «Не грузи!»
Вот и ступай к своим «не грузи», «скоро буду», «хочу вон то», «посмотри на себя», «bless you», в конце концов, потому что бегать за юбкой – еще куда ни шло, но бегать за брюками… Даже выражения такого нет.
Сегодня
Много тайн в столе. Чтение книг под столом в рабочее время, словно в школе под партой. Чужие книги, чужие мысли, прилипчивые, как зараза. Ворох собственных мыслей, разношерстных, растрепанных, клокастых. Память предает нас гораздо раньше, чем это принято замечать. Вот они, твои романы, которых ты не помнишь. Они были. Они в этих желтых страницах, в этих синих чернилах. Наверно, роман со словом – самый долгий роман, который только и был на самом деле, длится вместе с тобой и умрет только вместе с тобой.
Вчера
«Вы крайняя?»
«Знаете, за нами еще один человек…»
Ничего. Мы выросли. Прошли времена, когда все были первыми. Сейчас это было бы по меньшей мере смешно.
Оказалось, что бедность не всегда сопутствует молодости. Мы уже обеспечены, хотя все еще молоды. От мужчин пахнет хорошим табаком, дорогим одеколоном, кожей и бензином. От женщин – мандаринами и легким вином.
Выходя на морозную улицу, смеешься: флирт на службе запрещен до шести.
Возвращаясь домой, согреваешься в объятьях: здесь только тебя и ждали.
Хуже рассматривать останки погибшего ужина, холодные и бесполезные, как вчерашний день, и думать: вот еще один мой день прошел в ожидании, а любить надо –
Сегодня
В моих ушах поселилось эхо легких ножек Золушки, сбегающей по бесконечной лестнице дворца. Полуночная стрелка строго поднимает палец, словно призывая к ответу. И Золушка торопится не то скрыться, чтобы кануть вместе со вчерашним днем, сохранившись в нем прекрасной, как мошка в янтаре, не то успеть запрыгнуть на подножку дня наступающего, чтобы не остаться в обнимку с крысами и тыквой. Но пока никто не знает ее решения. Она просто бежит, и потому неподсудна.
Однако ей отпущено всего двенадцать ударов.
Первые романы, которых не было, черным снегом падают на бумагу.
Поздние романы, которых не было, прячутся в железном сейфе компьютера. Один щелчок – и полжизни уходит под воду, как Атлантида.
Обязательно ли решать, обязательно ли делать сомнительные ставки? Возможно ли замереть посреди вязкого времени, между двумя ударами?
Обе руки тянутся каждая за своим яблоком, но у меня только один рот.
Тот, кто назовет заветное слово, выпустит на волю волшебника, скрытого в темной пещере.
Тот, кто войдет в дом, отыщет в нем красные шторы, музыку и свет.
«Здесь только тебя и ждут».
Ждут.
Свечи успели оплыть.
Музыка глохнет.
Ноги танцоров устали повторять однообразные па.
Утомленное веселье перевалило за полночь.
В рассветной полумгле все яснее проступает -
Завтра Про голубые колготки
Рассказ ветерана
Это сейчас у нас в организации больше тысячи человек, и с кем попало не здороваются. А тогда нас было сто двадцать, и знали мы друг друга не то что в лицо, а кто чем дышит. И в кабинет начальника зайти можно было вот так, любой вопрос решив с порога. С другой стороны, кара в случае чего настигала так же незамедлительно, хотя и проносилась, подобно шквалу. Хорошее было время, самый конец советской власти. Партком, профком. Я вот была в профкоме, вместе с Витькой, ну, вы его знаете, он сейчас замгенерального, и в кабинете с нами сидел зам начальника отдела, по кличке Хоттабыч.
А он и был из себя Хоттабыч, одно лицо. Вот как-то сунул он свой крючковатый нос в ящик стола и обнаружил там страшный беспорядок. «Развели бардак», - проворчал он в бороду, и начал разбираться. Ничего удивительного в этом не было, каждый месяц он начинал с наведения порядка в столе. И первого апреля, не думая о дальних последствиях, Хоттабыч принялся выбрасывать всякие лишние предметы, которые как раньше было выбросить жалко, так и теперь. Поэтому, прежде чем отправить ту или иную вещь в корзину, он честно предлагал ее нам.
Так на сцене появился наш следующий герой – финский электронный градусник. «Что это?» - спросил Витька, заметив блестящий приборчик. «Градусник, - откликнулся Хоттабыч, занося руку над корзиной. – Испорченный. Врет, как отчетность». «Ой-ой-ой, оставьте нам поиграться!!!» - дружно закричали мы.
Следующие полчаса мы прикладывали градусник к разным местам, включая руки, лоб, папки на столе, оконную раму… За этим занятием нас застала машинистка, женщина весьма любопытная. «Что это?» - наклонилась она над градусником, исправно выдававшим непонятные цифры. Любопытство сочеталось в ней с неимоверной разговорчивостью, что и повлекло за собой совершенно чрезвычайные последствия.
«Это прибор такой, - сказал Витька из-под стола, куда специально уронил карандаш, потому что предвкушение розыгрыша уже заставляло его давиться от смеха. – Радиацию мерить». «Зачем?» - удивилась машинистка. «А… В медицинских целях,» - ляпнул Витька первое, что пришло ему в голову. «А зачем это вам?»
Если уж врать, то врать беззастенчиво. «Видишь списки, - сказала я, помахав перед ней какой-то бумажкой. – Приказ от нашей поликлиники, всем замерить радиацию и данные сдать». «Ой, пойду девчонкам скажу,» - она подобралась и убежала, а из-под стола появился совершенно красный от смеха Витька.
«Списки, списки давай! – замахал он руками, приплясывая от нетерпения. – Сейчас пойдут!» И пошли. Новость, с легкого языка машинистки, разлетелась быстро. Недостатка в желающих «замерить радиацию» не было.
Вы, молодежь, можете возразить, как же это взрослые люди на градусник купились. Напомню, ребята, что это был глубоко советский год, и ненаша техника кому попало на глаза не попадалась.
Дзинь-дзинь. «Алё!» Это Светлана Михайловна. Она тогда уже при коммунизме жила, у нее муж был замминистра. Конечно, и поликлиники там были другие. Вот еще, на нашу голову… Не дай бог… «Светлана Михайловна, - говорю, - вы же не из нашей поликлиники, в списках вас нету…» «Ну солнышко, ну лапушка. Ну вы же меня знаете. Вы мне так померьте. Я к вам сейчас зайду». Ту-ту-ту…
И вот они все вокруг нашего стола роятся, как пчелы, а Светлана Михайловна сзади привстает на цыпочки, через плечи заглядывает и тянет свое: «Ну солнышко.. Ну вы же меня знаете…» А мы знай себе измеряем. И вдруг…
Раздвигая всех, как ледокол, к столу приблизился Петр Петрович и провозгласил: «Мне – без очереди. Я в «Хитромаш» сейчас уезжаю и до завтра вряд ли вернусь». А Петр Петрович был у нас тогда начальник управления.
«Не волнуйтесь, - говорю, - Петр Петрович, мы и завтра еще будем мерить, и послезавтра. Пока все данные не соберем». Нет, и все. Померьте ему сейчас. Не сходя с места. Он в «Хитромаш» уезжает! Ой, что будет!
Померили.
Назавтра, утром, второго апреля, то есть, вызывает нас Петр Петрович к себе, на ковер. Витьку, меня и Хоттабыча.
«Всех уволю, - кричит, - выговор с занесением, объяснительные пишите! Не понимаю я такого юмора! Предупредить не могли! А я еще в «Хитромаше» всем рассказывал – какая забота о людях, радиацию всем меряют… А они слушали, завидовали…»
Код для вставки анонса в Ваш блог
| Точка Зрения - Lito.Ru
Наталья Безюк: Коммерческая тайна. Сборник рассказов.
16.01.05 |
Fatal error: Uncaught Error: Call to undefined function ereg_replace() in /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/fucktions.php:275
Stack trace:
#0 /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/sbornik.php(200): Show_html('\r\n<table border...')
#1 {main}
thrown in /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/fucktions.php on line 275
|
|