прабабушка
« Где татарин побывал…»
Из роддома меня отвезли к прабабке. Где первым, извините, делом я обделался.
- Хороший знак, - сказала та. – Примета такая…
Пока меняли пеленки, она прочла специальную молитву для новорожденного. Стоило ей закончить, я обделался вновь.
- К удаче, - уверенно заявила прабабка. – Генералом будет!..
Собравшиеся родственники дарили подарки. Говорили тосты. Кто-то спел песню в мою честь. Я опять… набезобразничал.
- К счастью, - не сдавалась прабабка. – К богатству! К процветанию!..
Не берусь сказать, чем бы закончилось это странное соревнование. Меня, уснувшего, отнесли в соседнюю комнату. Прабабушка осталась с гостями.
Зная о ней мало, начну с выдуманной истории…
В конце семидесятых ушедшего столетия, поехала она в Москву навестить любимых сыновей. Погостила с недельку у одного, у другого. Посетила ВДНХ. Покаталась на такси. Осмотрела Кремль и Мавзолей. Задержалась у памятника Минину с Пожарским. В чертах князя обнаружила внезапное сходство с Эмилем Кио – цирк накануне.… От сравнительной анатомии ее отвлек визг тормозов…
Черное, будто смоль, авто с мхатовской чайкой на капоте, остановилось подле. Дверца приоткрылась и жирная, обутая в импортный полуботинок нога выпросталась на брусчатку. Затем вторая. Мало-помалу из недр лимузина выбрался и утвердился перед ней, никто иной, как «любимый и дорогой наш» Брежнев Леонид Ильич.
- Здравствуй, Гульсум-апа! – обращался далее к прабабке легендарный генсек. Здравствуй, дорогая! Приветствую тебя в столице нашей необъятной Родины! Жму руку твою трудовую!.. - и так далее.
История, как я и говорил, выдуманная. Более того! - от начала и до конца выдумана она самой прабабушкой. Грешила она на старости лет подобного рода творчеством.
Представьте себе изумление собеседника, когда своим тихим, без тени наигрыша голосом, она вещала о имевших место встречах со Сталиным, Брежневым… Практически весь партаппарат СССР имел честь пожать руку и перекинуться парой слов с Гульсум Дулатовой-Аблязовой. Лишь Троцкий упорно отсутствовал в ее «воспоминаниях». Не жаловала старушка наркома обороны…
«…За красавицей Наилей – мы тогда еще в Казани жили, ухаживал один студентик. Заочник, между прочим… В свободное от занятий время, предложение сделал. Отец Наили воспротивился: «Он не мусульманин». Та – в слезы… Студентик уж и магометанство принять хотел. Но… Переписывались они долго, долго… А звать его было Ульяновым Володей…»
Малограмотная прабабушка читала, писала и разговаривала на четырех языках. Татарский, таджикский, узбекский, фарси и русский – получается, пять... Увлекалась французскими романистами. Раз принесла домой сумку, набитую томами Дюма, Бальзака, Стендаля: «Повезло на распродаже»… Разбиралась в географии и ветеринарном деле. Была, короче, не такой уж и малограмотной.
Бесхитростные, словно песнь жаворонка, ее истории производили сильное впечатление. Мои друзья детства знали их наизусть и с ножом у горла требовали продолжений.
«…Раньше, еще в тридцатых. Перед войной… Мужа тогда часто в командировки посылали, в отдаленные районы… тогда еще очень много басмачей в горах пряталось. Контрреволюционеров… Они на мужа зло затаили – что он за Советскую власть… В одну из командировок он меня с собой взял… Мы уже назад возвращались, когда напали на нас. Сзади. А Диганьш плохо стрелял… Я главарю в ногу прицелилась и выстрелила. Ранила его. Остальные убежали…»
Диганьш Якубович Дулатов скончался в 1972-м. Намного раньше супруги. Человек образованный, он работал ветеринаром. Лечил кур, овец, лошадей, коров и домашних голубей. Ассистировала ему прабабушка. Похоронили его на мусульманском кладбище. Это естественно…
Детей у Гульсум Дулатовой оказалось трое. Из рослых красивых детей никто не обнаружил сходства с матерью. Маленькая, словно подросток, она негодовала на мужа:
- Диганьш! Это ты их рожал, или я их рожала?
- Вместе…
Что наполняло жизнь моей прабабки смыслом? Чего ей недоставало? О чем она мечтала? Не знаю… Чужая душа – потемки. Жаль конечно… Не удержавшись от очередной глупости, вспоминаю ее любимую присказку: «Лучше сделать и пожалеть, чем не сделать и пожалеть». Логично…
прадед
Прадед писателя Бабеля был раввином. В рядовые иудеи его разжаловали за… кощунство. Довольно редкий случай.
Мой прадед раввином не был. Он был муллой. Одновременно… членом коммунистической партии. Случай уникальный.
Абдулла Абдурахманович Сайдашев. Его полное имя. Год рождения 1891.
Отец его, Абдурахман Сайдашев, был муллой. Дед муллой. Прадед муллой тоже.
Братья отца жили в Казани и занимались коммерцией. Довольно успешно. Сайдашевым принадлежали заводы, фабрики, магазины готового платья…
Предприимчивый и успешный в делах дядя Рауф построил, а затем спустил на воду пароход. Назывался «Богатырь.
Всего у прадеда было одиннадцать родных сестер и братьев. Даже для того времени семья считалась большой. Хозяйство – лошади, коровы, без счета – куры, пчелы… К работе с последними прадед питал особенное пристрастие.
Дважды совершивший хадж в Мекку, отец прадеда был едва ли не святым по мусульманским понятиям. К нему приезжали из Казани, Пензы, Уфы, Чистополя… Приезжали, думаю, не из праздного любопытства.
Взгляды он имел достаточно оригинальные. Так, на вопрос одного из прихожан: «Что лучше - жить или умереть?» - без колебаний ответил:
- Без разницы. Потому и живу…
На пожертвования верующих, на денежные влияния обеспеченных родственников была построена мечеть. Мечеть Сайдашевых. Так и называлась.
Стояла она в местечке Кабаны, на берегу одноименного озера. До сих пор стоит…
К работе с пчелами прадед питал особенное пристрастие. Влекло его чувство риска и ювелирной ответственности.
Имел место случай… Пересаживая матку, царицу пчел, он нечаянно растревожил улей. Обитателям (обитательницам?) это не понравилось. Они стали кусаться. Прадед начал орать, отмахиваться. Побежал, наконец…
Полдня опухший, с узенькими щелочками вместо глаз, он отмокал в прохладной воде, приютившего его озера. Потом все прошло…
Проблем с профориентацией прадед не испытывал. Старший сын – изволь продолжать дело отца. Его отдали учиться в Казанское Духовное Училище.
Изучали Коран, языки, всевозможные мусульманские молитвы, обряды и так далее. Прадеда хвалили. В характеристиках на него, преобладали лестные отзывы.
Свои безусловные ученические успехи он перемежал чтением книг Майн Рида, Скотта, Купера. Их герои, рыцари без страха и упрека, кому они не нравились? В марте ему исполнилось четырнадцать.
Февральские события 1905-го года прадед воспринял с энтузиазмом. Ходил на демонстрации. Самостоятельно выучил и перевел на татарский «Мы жертвою пали». Трогательно прятал под рубаху красный бант. Изматерил городового…
Кое-что дошло до отца. Состоялся разговор. Короткий и необременительный.
- Учиться будешь?
- Да, папа…
- Смотри у меня.
Выражаясь педагогическим языком: «Интересы подростка были направлены в надлежащее русло».
В 1912-м Высшее Духовное Собрание, находившееся в Уфе, принимало экзамены на сан муллы. Среди выпускников был мой прадед. Оценки – по всем предметам «отлично». Школа закончилась. Начиналась жизнь.
Накануне Великой Октябрьской, неугомонный дядя Рауф наладил сбыт татарской мануфактуры за океан. Дело его стремительно расширялось. Понадобился надежный помощник.
- Кому же довериться, если не родному брату?! – взывал дядя Рауф.
Отец прадеда соглашался с ним:
- М- м да… Но мечеть…
- Мечеть? Передашь сыну. Пора уже…
Что он имел в виду, говоря «пора», я не знаю. Зато знаю дальнейшую его судьбу. Дядя Рауф действительно успел все свое движимое и недвижимое имущество перевести в наличность. Из России бежал в США.
Недавно, в программе о русских американцах, прозвучала фамилия «Сайдашев». Не о потомках ли дяди Рауфа шла речь? Может и быть…
В двадцать пять лет, прадед возглавил мечеть Сайдашевых. Духовный лидер, он обратился к своей пастве с призывами … о свержении Керенского. Майн Рид ли ему с Купером в голову ударили, или еще что другое… Агитировал он вдохновенно. Сказывались высшие курсы богословия…
Были среди его начинаний весьма и весьма достойные. Своими силами он организовал в уезде курсы подготовки учителей из коренного населения. Открыл школу и не одну. Проводил сбор пожертвований в пользу нуждающихся…
Будучи муллой, прадед оказался ярым сторонником большевиков. Оставаясь большевиком, искренне веровал. Лицемером он не был. Скорее, он был авантюристом. Само собой попадал в разные истории…
Один раз его хотели убить. Свои же. Братья-священослужители. Коллеги, если можно так… Кажется, там были замешаны какие-то деньги…
- Он кафир и детей ваших кафирами (неверными) хочет сделать, - пустили слух злоумышленники. – Бей его, правоверные!
Правоверные отделали прадеда так, что он не мог двигаться и с трудом разговаривал. Полуживого заперли в караульном домике. Дело было в четверг…
В пятницу, возвращающиеся из мечети мусульмане, останавливались у домика. Интересовались: «Жив еще?» Наиболее ретивые выдвигали проекты казни. Например, повесить в ближайшем овине.
Прадед собрался с силами. Обратился к собравшимся:
- Люди! Много невинных, пророков и чудотворцев было оклеветано завистниками. Многих замучили до смерти…
Недаром, ох недаром прошли годы учебы… Первыми расчувствовались, заплакали женщины. Дети захныкали у них на руках… Краем сознания, прадед констатировал слезы у двух карауливших его охранников. Взвыл, чей то пес!..
Впоследствии прадед любил повторять, что это была лучшая в его жизни проповедь. Почти три часа бился он за свою жизнь Единственную и, как настаивают атеисты, неповторимую…
Спасли его, вовремя подоспевшие односельчане, возглавляемые учительницей русского языка. На учительнице прадед впоследствии женился…
- Меня бы и так выпустили из этого домика, - задирался прадед перед женой.
- Ногами вперед, - ответствовала супруга.
Несколько месяцев прадед серьезно болел. Революцию встретил лежа в постели.
Кроме революции и свадьбы, которую справили по выздоровлении, еще одно важное событие произошло в его жизни, – прадед вступил в партию. Пополнил ряды… Из сочувствующего стал участвующим.
На обсуждении его кандидатуры всплыл, было, вопрос о происхождении. Начались дебаты: принимать - не принимать, достоин - не достоин. Слово взял большевик Николай Суханов:
- Товарищи, - начал он, – автор «Капитала», человек происхождением чуждый, так сказать… ортодоксальный жид-расстрига на содержании у капиталиста-эксплуататора… создал Евангелие и Библию нашей Революции. То есть, оказался полезен. Более того, – необходим. Диалектику надо знать, товарищи. Я кончил, - закончил Суханов.
Прадеда приняли. Заполняя анкету, новоиспеченный коммунист в графе о роде деятельности указал: «Мулла Лаишевского уезда». Ему объяснили, что к чему. Исправил на «пчеловод».
Если раньше мечеть Сайдашевых была просто популярна, теперь толпы верующих стекались посмотреть на «красного муллу». Это переросло в своего рода шоу… Народу в молельный дворик набивалось столько, что, бьющий поклон, обязательно упирался лбом в чужие пятки…
- Не возгордись, Абдулла, - предупреждала мужа прабабка.
Тот смеялся:
- Некогда…
В то время прадед возглавлял областной отдел народного образования, председательствовал в местной парт ячейке, открыл театр и даже поставил в нем несколько революционных пьес. Думаю, общественная деятельность была его призванием. Работа с людьми – талантом.
Авторитет его рос будто на дрожжах. Карьера набирала обороты. Будущее рисовалось ясными и чистыми линиями, как профиль Ленина на транспарантах… И тут.… Прадед арестовал комиссара. Военного областного комиссара. Облвоенкома…
Было так. Вернувшись из Казани, - делегат съезда Советов, он, в числе остальных, голосовал за переименование Казанской губернии в Татарскую республику, - переименовали ладно… вернувшись, он застал у себя дома односельчан, которые требовали, просили, умоляли о защите и справедливости:
- Хлеб, Абдулла… муку отбирают! Помоги!..
Потомок Тохтамыша грозно свел брови:
- КТО посмел?!
Ему объяснили кто – облвоенком. Прозвучали слова «экспроприация», «раскулачивание». Прадед задумался: «Легко сказать: Абдулла, помоги… Комиссар – представитель власти. Власти трудящихся…С другой стороны, остановить его – представителя власти трудящихся, просят трудящиеся же… Мм! Следовательно, наказав этого плохого человека, я лишь исполню приказ, отданный мне Властью!..»
Это зыбкое логическое построение, не обманувшее бы и ребенка, придало ему решимости. Прадед дал команду(!) и подлеца взяли под стражу. Отобранный хлеб вернули. Трудящимся… История не заканчивается…
Тесть злополучного комиссара оказался никто иной, как… комиссар. Уже районный. Райвоенком…
В порыве мщения за поруганную шуринову честь, тесть снарядил трех красноармейцев. Карман и совесть одного оттягивал письменный приказ об аресте «Сайдашева А. А.»
Тучи сгущались и должен был грянуть гром. Но… Лишь оперотряд постучал в ворота и предъявил свои полномочия:
- Разрешите попрощаться с женой… - прадед был безукоризненно вежлив, грустен, тих, подозрений не вызывал.
Согласились. И зря. Через полчаса, когда им пришло в голову, что прощание затягивается, Сайдашева А. А. и след простыл.
- Чухнул, сволочь! – не без восхищения выразился тот, что был с приказом.
Прадеда исключили из партии…
Вскоре следствие, возбужденное по его делу, посыпалось – люди, как один встали на защиту человека, спасшего их от голодной смерти. Ему предложили вернуться. В ряды. Он отказался… Представляете? Взял и отказался – мол, чего-то неохота, ребята… Губили «внуки Маркса, дети Ленина» и за меньшее проявление нелояльности.
Прадеду посчастливилось. Ошарашенные его отказом «товарищи», поначалу спустили дело на тормозах. А потом он и вовсе убрался из Казани. Уехал. Далеко. В Среднюю Азию…
До Ташкента прадед не добрался. Осел… звучит как-то… остановился в Душанбе (Таджикистан).
Устроился на работу. Воспитал сына. Ухаживал за любимыми пчелами.
Ему исполнилось пятьдесят, когда началась Великая Отечественная. Сына призвали, и тот прошел всю войну. Воевал с Японией. Вернулся. По обычаям того времени, его посадили. Вернулся вновь… Отвлеклись…
Прадед надолго пережил жену. Дождался правнука – се азмъ есмь.
Смутно помню невысокого старичка в бархатной татарской тюбетейке, в вязанной женской кофте, в сандалиях на босу ногу… Лето. Вечер. Маленькая «домашняя» пасека. Мохнатый народец, дружелюбно гудя, укладывается спать. Мы едим мед…
Любил прадед пить портвейн и играть в шахматы. В свои девяносто четыре под настроение обыгрывал восемнадцатилетнюю внучку. Если та брала верх, сердился: «Не умеешь играть!» После удачной партии, радовался и посылал внучку в магазин. Раз, сыграв ничью, лег спать и уже не проснулся.
Осталось после него немало (я, например). Среди прочего, восемь тетрадных листов в полоску. На них неразборчиво, старческим почерком - не жизнь, нет - на них путанный, маловразумительный порыв в бессмертие. Достойный, хотя бы, любопытства.
Незадолго до смерти, прадед решил сходить в театр. Заранее купил билет. И… опоздал. Спектакль закончился. Зрители расходились. Прадед невозмутимо предъявил свой билет и попросил разрешения ненадолго пройти внутрь.
- Всю свою жизнь я пытаюсь поступать именно так,
объяснил он
- Как это «так»? – поинтересовался билетер.
Действительно – как? Как?!.
мама
Мать моя, в силу своего гордого характера – иных причин я не нахожу, день начинает с бурного выражения недовольства миропорядком как таковым.
- Сволочь – кричит она, и просыпается вся квартира.
- Скотина! – и сосед за стенкой мелко вздрагивает во сне.
- Вредительница! Перестань грызть мои тапочки! Ф-фу!
«Вредительница» - овчарка по имени Николь Кидман, прячется под диван, но про нее уже забыли.
- КТО вечером ел и не убрал за собой посуду? – перекликается мама на мотив сказки о Маше и трех медведях.
- ГДЕ мои очки?
- КОГДА, наконец, перестанет течь кран в ванной комнате?
Завершающим аккордом к утренней аппосионате – трубный призыв ко всевышнему:
- ГОСПОДИ, КАК МНЕ ВСЕ ЭТО НАДОЕЛО!!!
Мама – стихийный бунтарь, природный реакционер одиночка, идейный бузотер. В ней это от деда по отцу – в свое время, тот, сын уважаемого человека, покинул отчий дом, чтобы поучавствовать в известных событиях 1917-го года. Поучавствовав, бежал… Уже от самих событий…
- Зачем, - как-то поинтересовалась мама, - бежал?
- Происхождение того… - отвечал мой прадед. – Подкачало…
Это чистая правда. Отец прадеда был знаменитым муллой в дореволюционной Казани. Служителей культа, тем более знаменитых, не жаловали. Не жаловали и их родственников.
Урожденная Сайдашева, мама хоть и предпочитает, чтобы к ней обращались русским именем «Наталья», но по паспорту она – Нурания Шамильевна. Отец ее – Шамиль сын Абдуллы. Имени отца Абдуллы-револлюционера я не упомню. Знаю, что до сих пор в Казани стоит мечеть, возведенная и, по сути, принадлежащая роду Сайдашевых. Короче, известную долю маминого экстремизма стоит отнести насчет «голоса крови», там, «зова предков» и так далее…
Однажды мама чуть не совершила перелет из Екатеринбурга в Москву, непосредственно верхом… на крыле самолета. Было так…
Мест не хватало. Во что бы то ни стало, она стремилась улететь. Перехватив у трапа кого-то из членов экипажа, взмолилась:
- Возьмите…
- Куда? – задали ей резонный вопрос. – Мест нет.
- Возьмите…
- Нет.
Молча, скинув рюкзак, она стала привязывать его к пропеллеру. Вскарабкалась на фюзеляж.
Командир корабля беспомощно заматерился. Вновь подогнали трап. Нашли место. Устроили.
В школе мама училась так себе. Сбегала с уроков. Один раз, подкараулив, избила старшеклассника – тот, вроде обозвал ее «шкелетиной». Вызвали отца…
- Уважаемый Шамиль Абдуллаевич, прошу вас поговорить с дочерью. Как можно скорее…
Дед не стал оттягивать утомительную процедуру. В присутствии избитого старшеклассника, его родителей, директора и педагогов он начал:
- Молодец, доча, хвалю! Но следующий раз… бей, чем потяжелее. – Обернувшись, он «успокоил» притихшую педколлегию. – Главврач республиканского отделения черепно-мозговых травм – наш близкий родственник…
Как-то я все пропускаю, что родилась мама, росла и выросла в Душанбе, столице Таджикистана. Родилась там ее сестра. Родился я. Моя сестра тоже родилась в Душанбе.
После окончания школы мама решила поступать в Горный институт. Ее приняли. Пять лет, с геологическим молотком наперевес, она осваивала профессию гидрогеолога.
Таджикистан – республика высокогорная. Памир – крыша мира. Фанские горы… Приходилось карабкаться на такие склоны, что не всякий альпинист-разрядник преодолеет. Проходить в день десятки километров. Оберегаться от ядовитых змей, пауков, которых в Средней Азии великое множество.
Был случай… Их с подругой загнал на дерево и почти сутки терроризировал огромный бык. Девушки кидались в него спелыми ягодами тутовника. На светлой шкуре оставались фиолетовые подтеки…
Академические мамины успехи превосходили годы школьной неразберихи. Училась она хорошо. Поумнела, значит…
«Распределение молодых специалистов» – понятие, нынешней студенческой братии малознакомое. И тем не менее… Распределили маму в Свердловск – ныне Екатеринбург. Там она познакомилась с моим отцом. Вышла замуж. Родился я.
Отец пил и они расстались.
Когда мне шел шестой год, я помню, отец умер. Диагноз: «воспаление поджелудочной железы» - причина смерти многих профессиональных алкоголиков.
В тот год мама перебралась из солнечного благодатного Таджикистана в Заполярье. Огромные заработки, амнистированные и беглые каторжники, вечная мерзлота, продолжительность жизни ниже среднего. Меня взяли с собой…
Поселок, где мы жили, находился километрах в пяти, что ли от моря Лаптевых. День и ночь шли взрывные работы - добывали золото. Вернувшись со смены, мать рассказывала:
- Бульдозерист с седьмого участка сращивал траки. Увидел между гусениц – желтое. Самородок! Отнес в контору… Наши спецы покрутили, повертели. «Где – говорят – другая половина? Ищи, а то сядешь…» Бедолага мало не весь трактор по частям разобрал. Нашел, слава богу. «Другой раз, - кричит, – увижу эту гадость, выброшу к чертям собачьим!» Правильно…
Золота было много. Вдруг золото кончилось. Прииск иссяк, и мы уехали обратно в Среднюю Азию.
На севере мама познакомилась с Бердниковым Виктором Васильевичем. По приезду в Душанбе, сыграли свадьбу. Появилась на свет моя сестра. Кстати, по паспорту – Наташа. Наталья Викторовна…
Между делом умерли Брежнев, Черненко Андропов - я не уверен в последовательности. К власти пришли демократы. Разрешили частное предпринимательство, инициативу Мать с отчимом открыли кооператив.
Казалось, судьба, наконец, улыбнулась ей. Здоровая, сбалансированная семья. Интересная, высокооплачиваемая работа. Перспективы…
Тем временем, реформы по переустройству любимой Родины зашли в тупик. Республики потребовали самоопределения. Грянул гром. Восставшие аборигены стали убивать русских и русскоязычных вообще. Занятно, что мама подпадала у них под эту категорию. В Приморье, положим, куда пришлось бежать, ей искренне, от души и без затей, раз бросили вслед: «Нерусь черномазая…» Несправедливо как-то…
Да, пришлось бежать… Тихий океан не разочаровал, но и не поразил воображения. Находка казалась, чем-то вроде огромного железнодорожного вокзала с кораблями вместо вагонов. Владивосток не тянул на звание Столицы Края. Надо было жить…
Мама жива- здорова – это главное. Почти привыкла к местному климату и японским автомобилям с правым рулем. По прежнему бодра. По прежнему, в силу своего гордого характера – иных причин я не нахожу, день свой начинает с бурного выражения недовольства миропорядком, как таковым…
джон куприн: Где татарин побывал....