Синоптик
Канцелярия бога закрыта, хозяин в отлучке.
И синоптик ушел восвояси, мыча: «Твою мать!».
Стопки сводок, исписанных матом, разложены в кучки,
Можно стряхивать пепел, окурки тушить и плевать.
Наплевать на прогнозы - попробуй забить на погоду.
Ждут "чего-то восьмого" скелетики вялых мимоз.
Под окном козья морда Китайского Нового года,
А в почтовую щель опустили «счастливый» прогноз.
Напиши его тысячу раз, раз-о-шли всем знакомым.
В небывалую стужу бывалые вяжут носки.
Скоро будет весна, потерпи, она выйдет из комы,
И синоптик вернется, он врать разучился с тоски.
Зима. Колхозница
Зима приходит в дом со стылою водой
на подоконнике. Цветы от скуки вянут.
Рассветный мрак, сиречь, коровий неудой.
Селяне ждут, когда морозы грянут.
На печь к колхознице высушивать навоз.
А ей выслушивать ворчание свекрови.
Топить лепешками. Напечь лепешек воз.
До алых щек. На молоке и крови.
И снова чайник на дрожжах хрипит, сипит.
И стынет чай в руке, пока рука подносит
стакан ко рту, слегка дрожа. И разум спит.
В такую пору каждый нерв – агностик.
Мой каждый зуб сейчас – и стоик, и адепт.
Путь просветления открыт для самогона.
В наш строгий быт зима привносит столько лепт,
к герани подсевая белладонну.
Запас июльской чуйской травки не иссяк.
Хватает зелени в карманах и в пакетах.
На печь к колхознице, забить большой косяк
и зиму полюбить, почти как лето.
Желтый грех
Желтоногие женщины,
Там где волны стихают на желтом песке.
В небе желтые трещины,
Из которых стекает расплавленный зной.
Солнце в виде проплешины
В голубом парике кучевых облаков,
А в Сибири заснеженной
Я строгаю кораблик из желтой сосны.
Я живу здесь в надежде
Окунуться однажды морскую волну,
Не снимая одежды,
И почувствовать мокрую соль на губах.
Оказаться поверженным
В жаркий полдень у ног желтокожих девиц,
Чтоб узнать, как же грешен
Желтый зной в феврале, до прихода весны.
Для Olwen
Эй, скитальцы!
Приходите в жилище мое отогреться.
Сон на пяльцах
из теней и зевот вам хозяйка сплетет
у камина.
Пусть метет по ладам не крещендо, а скерцо
на равнинах метель
на крещенье всю ночь напролет.
Эй, бродяги,
дом мой сложен из бревен по двадцать саженей.
Бога ради
запечем в очаге четверть туши быка.
В бочках пиво
с доброй пеной вот-вот завершает броженье,
так разлива весной
ждет, во льду истомившись, река.
Эй, варяги,
ваши вороны, вороги, бороды веером...
Сколько браги,
нужно выпить, чтоб вслушаться в пенье сверчков...
В этом доме
копья молний ломает под сводами гром,
и в истоме хмельной
тлеет пламя на стеклах зрачков
Снегурочка
А в тереме морозно и светло,
От вздоха иней на окошке ляжет.
И девица склонит свое чело,
На снег колючий, как на пух лебяжий.
Красавица, как ранний свет, бледна
Все оттого, что горницу не грела.
Сидит с утра до вечера одна,
Грустит, скучает, мается без дела.
Снегурочка! Морозен день с утра,
Застыло солнце в небе, индевея,
Опять играют в салочки ветра
В твоей светелке в башне Берендея.
Стоит река, вода ушла под гнет,
Я сам таюсь от холода за печью
И терпеливо скалываю лед
На сердце после каждой нашей встречи.
Снегурочка, я зиму не терплю.
С тобой светло, но холодно у сердца.
Ах, дурочка, я так тебя люблю,
Что снегу рад, отчаявшись согреться.
Графика
Понаехали граверы с теплых стран,
Привезли набор китайской туши
И на белый снег копируют Коран:
Арабески, точки, завитушки.
На асфальте тени вдоль и поперек,
Словно литография на меди,
Как офорт, прилип к домам ночной ларек,
Черно-бел и безыскусно беден.
Листья жухлые раскатаны в ковер,
В голых парках грех не поваляться!
Вот и бродит неприкаянный гравер,
Полирует матрицы до глянца.
Остальные где-то сгинули в лесах,
Тушью на снегу оставив метки.
Адский труд у них: до чертиков в глазах
Выводить сучки на каждой ветке.
Перья чинены, и ручейками в снег
Слита тушь. Февраль бликует в стали.
И мычат граверы что-то о весне…
Погляди, не близится весна ли?!
Миша Санкин: Дядя Миша-сан: ЗИМА.