h
Warning: mysql_num_rows() expects parameter 1 to be resource, bool given in /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/sbornik.php on line 14
Точка . Зрения - Lito.ru. Игорь Анфиногентов: Памяти М.М.З. и не только (Сборник рассказов).. Поэты, писатели, современная литература
О проекте | Правила | Help | Редакция | Авторы | Тексты


сделать стартовой | в закладки









Игорь Анфиногентов: Памяти М.М.З. и не только.

Несколько юмористических рассказов, написанных под явным влиянием творчества Михаила Зощенко (М.М.З.).
«- Это, знаете ли, очень обидно – подобные речи выслушивать! Тут и так очередь, понимаете ли, и народ нервный, пихается, так если еще на тебя всякая пьянь глотку рвать будет, то куда же тогда трудовому человеку пойти после рабочего дня!?»
Манера Зощенко заразительна, и многие, кто пытались писать смешные рассказы, не избежали этого влияния. И это, мне кажется, очень даже неплохо. Мне кажется, что вообще очень полезно иногда «баловаться» пародиями на классиков: тогда у автора и глаз становится зорче, и рука увереннее, и вкус ко всяким необычным словам и их комбинациям вырабатывается правильный. Опираясь на такие крепкие плечи, можно в конце концов дотянутся очень высоко и многого добиться.


Редактор литературного журнала «Точка Зрения», 
Алексей Петров

Игорь Анфиногентов

Памяти М.М.З. и не только

2005

Генофонд |Немой монолог |Ботинки


Генофонд

Вот было время раньше. Какие личности на белый свет производились. Вожди и, не побоюсь этого слова, предводители! Сашка Невский там, например, или Минин и Пожарский, не знаю, братья они что ли. А сейчас? Нет, в наше время люди уже не те… Генофонд нации, говорят, поиздержался. И что это за хреновина такая хитрая, генофонд этот? Ну вот где он, скажите на милость, располагается? Ежели, к примеру, в казне государственной, али на объекте каком засекреченном, то как же отцы наши, политики, его проворонили? А может, и не они вовсе, и не проворонили, а иноземцам продали? Ведь утекли же в свое время денежки партии нашей единственно левой в банки заморские. И вообще, раньше как говорили: загнивающий запад… А какой же он загнивающий, если у них там чистота такая, что даже в сортире плюнуть некуда. Я-то сам там не был, врать не буду, а вот товарищ мой, Мишка Кукушкин – тот аж два раза наведывался. Повезло подлецу. Хотя сам он так совсем не считает. Я, говорит, туда больше ни ногой, ни за какие коврижки. Нет, посылайте кого-нибудь другого. Но тебе, уважаемый читатель, вряд ли будет интересно слушать рассуждения такой малообразованной личности, как Мишка. Не понравилось ему там, видите ли, прохвосту. Не такая он и птица важная, чтоб бумагу из-за него марать.

Но все же один случай, который с ним на этом западе приключился, я, с вашего позволения, расскажу. Только, чур, Мишке – ни слова, а то он, чего доброго, драться полезет. Нет, вы не подумайте, он вообще-то смирный, когда трезвый. Но вот выпьет – беда… Прямо спасу от него никакого нет, так любит в физиономию кому-нибудь съездить. У него теперь собутыльников только я один и остался. Меня он не трогает, уважает. Ты, говорит, брат писатель, полезное существо. Я люблю иногда книжку какую прочесть, говорит. Но вот если он узнает, что про него пишу – вздует, как пить дать. Так что все между нами.

Приехал как-то Мишка по путевке рабочей в Германию. Или там по заданию профкома – я не знаю. Да это и не важно. Если сейчас каждую мелочь вспоминать, то и целой книжки не хватит. Высадился он, значит, с поезда. На вокзал, получается, выходит, стоит – озирается. Чужбина все-таки. Немцы вокруг под ручку прогуливаются чинно так. Лопочут что-то не по-нашенски. Носильщики с тележками снуют. И – все так спокойно, никакой суеты. У нас-то, предположим, на вокзале чихнуть негде, чтоб соседа не обрызгать, а там – ничего, свободно. Можно даже пройтись этаким франтом, расправя плечи и дыша полной грудью. И никто не скажет: «Ну и что ты, дубина, растопырился как на бульваре?». Постоял так Мишка, постоял, и призадумался. Приехать он приехал, а как гостиница называется, в которой ему жить положено – забыл. А по-немецки Мишка, надо сказать, ни бе, ни ме, ни кукареку. Черт его знает, может, он вчера выпил лишнего или скушал что-нибудь несвежее, а только не помнит, хоть тресни. Вертится что-то на языке, а что именно… Ну, делать нечего, решил он прогуляться пока, аппетит заодно нагулять, и вспомнить. Может, думает, найдет озарение на свежем-то воздухе. А не вспомню, думает, так на вокзале перекантуюсь, не впервой.

И вот идет он, Мишка этот, по улице ихней. А город, надо сказать, не Берлин. Маленький такой городишко. Домишки этакие опрятные стоят в два этажа. Это только потом стало известно, что в пригороде у них всегда так, но откуда же Мишке, человеку полуинтеллигентному, об этом знать. А улицы у них, немцев-то, одно загляденье. Цветочки всякие в клумбах произрастают, а на тротуаре – ни соринки. У них, у буржуев, мусор принято в урну кидать. Придумают же, вот хитрые бестии. Подумать только! Так потом этот мусор за городом не сваливают, а отвозят на фабрику и пе-ре-ра-ба-ты-ва-ют. Тьфу ты, слово-то какое длинное. Они из отходов бумагу, например, разную делают, или там пластмассы всяческие. Автор не силен в этом вопросе, поэтому заранее просит прощения, если что напутал.

Так вот, идет, значит, Мишка по тротуару, мозгами скрипит.  Насвистывает, может быть, что-то невеселое.  Как же, не до веселья ему – шутка ли дело, название гостиницы забыть. За нее уж и деньги уплачены. И тут видит он, подлец этакий – выходит на крылечко из домика старушка какая-то. Благообразная этакая старушенция. И принимается эта старушка крылечко мести. А потом шваброй тротуар мыть. Мишка, по правде сказать, забыл, зачем и шел. У него столбняк, может быть, начался. А старушка знай себе шваброй елозит, и хитро так по сторонам посматривает. Что произошло дальше, автор, даже будучи в ударе, и не сочинил бы.

Мишка, он – парень простой, до мозга костей наш, русский. Постоял он этак с полчаса в оцепенении, а потом челюсть отвисшую захлопнул и на бульвар возьми да и сплюнь. Забылся, может быть. Привычка у него, например, такая. Или наследственное, автор в его генеалогии не разбирался. И вот сплюнул он, подлец, на сверкающий тротуар, и дальше пошел. Но не тут-то было! Старушечка та взъерепенилась, хуже некуда. И даже преобразилась как-то вся сразу. Глаза, к примеру, молнии мечут, волосы развеваются, изо рта вместе с брызгами ругательства, может быть, вылетают. И шваброй размахивает, и ногами топает – одним словом, ведьма на старте. Мишка, само собой, сразу и не сообразил, в чем дело. Он видит – у старой припадок начался, может быть, или падучая. Надо же врача. А вокруг, как назло, ни одного самого завалящего докторишки не наблюдается. А вдруг она бросаться начнет? Тем более что она на своих неверных от времени ногах уже совершила пару коротких перебежек в его сторону. В общем, растерялся парень. И, не будь дурак, припустил бегом. Пару переулков пробежал, налево свернул, потом еще квартал миновал и только там остановился. Стоит, отдышаться не может, дыхание у него, может, с непривычки сперло. Но вот он отдышался, огляделся – ба, куда попал?! Где теперь вокзал, где та злосчастная старуха – не поймет. Так бежал, что и по сторонам оглядеться не успевал. Шутка ли – версты две отмахал. Тут, к примеру, не то что он, а и лошадь, если ее заставить сломя голову нестись, не вспомнит ни черта. Тем более что он, может, не лошадь, а человек, с красной буквы этого слова.

Страна чужая, город тоже, по улице разгуливает буйная старуха – у Мишки голова кругом пошла. Присел он на корточки, в себя чтоб немножко прийти, очувствоваться, так сказать. А мимо него немцы ходят. Один подошел, пролепетал что-то и монетку кинул. Мишка оторопел по-первой, а потом видит – еще кинули, и еще. Тут, надо сказать, воспрял он духом: денег, думает, сейчас наберу, и в любую гостиницу заеду. Даже, может, на колбасу с французской булкой останется. И, для удобства сердобольных граждан, снял он кепку со своей вихрастой головы и на мостовую положил. Только тут, откуда ни возьмись, шкет маленький выскочил, кепку – хвать, - и бегом, юркнул в подворотню и был таков. Чуть не заплакал тут Мишка от обиды и сожаления. Не кепку ему было жаль и не гривенники немецкие – за подкладкой документ у него был спрятан, личность удостоверяющий. А без документа куда же он? Даже в поезд не пустят, чтоб домой уехать, не то что в гостиницу. Хотел было за мальцом побежать, да куда там –  того уже и след простыл. Так бы и сгинул он, наверное, на чужбине. Побирался бы, например, до старости. Вот любой другой на его месте точно так бы и поступил. Но вы не знаете нашего Мишку. Он не он, если выход не отыщет.

Решил он в полицию местную обратиться. Так и так, мол, товарищи господа участковые, пропадаю, подавайте мне справку или еще что, лишь бы домой добраться самым скорым поездом. Сказано – сделано. Отыскал Мишка с грехом пополам полицейский участок, заходит, значится. А там… Батюшки-светы! Старуха та буйная, давнишняя его знакомица, что-то своим шепелявым ртом полицейскому внушает. Мишка наш парень смекалистый – старушку под уздцы, руки скрутил и собрался уж было ремешком сыромятным связать для верности. А сам полицейскому на пальцах объясняет: старушка, мол, буйная, и везите вы ее, гражданин начальник, в самый строгий дом для сумасшедших, а не то она половину города до нервных болячек изведет, а то и укусит кого. Лечись потом от бешенства. Но полицейский, почему-то, не пожелал внять искренним Мишкиным увещеваниям, а, недолго думая, дал ему дубинкой по башке. Что было дальше – история умалчивает. А только очнулся Мишка в поезде. Он, чудак, с верхней полки сверзился, да головой об столик и ударился. Поезд, например, на стрелке качнуло, а он и упал. Выругался тут Мишка в сердцах по матушке, поднялся, воды из стакана с подстаканником попил и обратно полез. Спать.

Так что, уважаемый читатель, как ты уже, наверное, догадался, это все ему приснилось. И старуха ненормальная, и гривенники немецкие, и даже беспризорник. А ехал он в тот день как раз к буржуям в гости, на съезд какой-то или конференцию. Только у него там все нормально прошло. И в гостиницу устроился, и винца выпил, и по шее, кажется, не наклали. А, вернувшись, он поведал мне свой страшный сон, и макушку предъявил, на предмет опознания шишки. Шишка, действительно, была.

А ехать он туда, сукин сын, не хочет потому, что ему в прошлую поездку пройдоха-бухгалтер на заводе командировочные задержал. До сих пор, кажется, не отдает. Только это уже другая история.
А где и причем здесь, спросите вы, генофонд? К чему же тогда все эти рассуждения о нации и русском духе? Уважаемый читатель, дело ведь не в генофонде вовсе. И не в международных отношениях. Они лично мне не интересны. Дело все в том, что вот простой русский человек – буян, может быть, и не дурак выпить – является сегодня предметом целого повествования. А вы говорите – генофонд…

Немой монолог

«Ну, все! С меня хватит! Натерпелся. Ведь сколько раз говорил ей, чтобы дома сидела, не путалась с кем попало. Но разве ей объяснишь, шалаве? Ругаешь ее, бранишь — она смотрит так жалобно, и ведь вижу — все понимает. Ну, не утерпишь, приласкаешь — она и рада. Да только стоит мне выйти за порог, по долгу службы отлучиться — глянь, её и след простыл! И где шляется, зараза, непонятно. Пару раз не утерпел, отлупил, как сидорову козу. Сначала ремнем её охаживал, а раз ей метлой досталось, по мягким-то местам. А как же? Смотрю как-то, играются, голуби, на лужайке! Хоть бы спрятались куда. Ну, как тут было удержаться?
Нет, я не пойму, ну что она в этом кобеле нашла? Тощий как жердь, одни кожа да кости. Голова маленькая, сплющенная какая-то, а глаза злые. Одно слово — дебил! И все время зубы скалил. Ну, уж я ему показал кузькину мать! Даром, что черенок был новый для лопаты — так огрел, что мама родная!
А другой раз смотрю — с любимцем барыни важно так вышагивают, прямо перед окнами. Я не посмотрел на его происхождение и так отделал, что он долго меня теперь помнить будет. Да и куда ему, малохольному, деться от меня было? Ноги-то короткие, кривые, на таких далеко не убежишь.
Но теперь — точно хватит! Прихожу вчера домой — лежит, стонет, только что слезами не заливается. Ну, я же не каменный, у меня сердце есть. Повел её на утро к костоправу нашему. Тот даром, что мужик темный, а болезни лечит не хуже докторов. Он для фасону на язык ей посмотрел, потом зачем-то пальцами в живот потыкал… «Поздравляю!»,- говорит. Ну, я ничего не понял, только руками развел. А он, курицын сын, как заржет! «С прибавленьицем!».
Вот уж верно говорят, как обухом по голове!
Приволок я эту стерлядь после домой. Вот сижу теперь, думаю, что дальше делать. Да уж придумал! Мне её приплод нагулянный даром не нужон. Теперь у меня с ей одна дорога — до речки. А там — камень на шею и в омут головой. Да ее, не себя. Пущай бы она раньше соображала, когда с кобелями местными шашни заводила. Все, решено»!
- Герасим! А, Герасим?! Поди-ка, милый, во двор. Подмести уж пора — глянь-ка, пылюка какая!
«О, кажись, меня кличут. И точно! С этой псиной совсем о работе-то и позабыл. Ну, теперь вот подмету, а ужо и утоплю ее».
- Герасим! Где ж ты делся?
«Да иду я, иду. Уж и одной минуты без меня не могут. Вот дура-баба!
Ну, вот он я»!
- Му-му.

Ботинки

Решил я тут на днях к дружку своему заскочить. Не виделись – ух, как давно. Он как ярмо себе повесил, так и пропал. А что: жена каждый день получки требует, ребятишка кричмя кричит – короче, не жизнь, а сказка. Страшная сказка.
Ну так вот, решил я к нему зайти, проведать, как говорится. Сам честь честью, прикупил по случаю пол-литра, закуски кое-какой, и пошел, значит. Тут надо сказать, что день-то выдался дождливый, на улице льет, как из бочки, а у меня, как на грех, зонт поломался. Вот ведь надо было ему, заразе, поломаться. И ладно бы совсем, скажем, напополам переломился, – нет ведь. Так вроде, с виду, еще ничего, держится, а раскроешь – он как тюльпан, все лепестки кверху. И никак не хочет, подлец, обратно загибаться.

Ну да делать нечего. Раз решил – значит, так тому и быть, надо идти. Вот у меня всегда так – если решил что – все, как отрезал. Да вы кого хотите спросите – кто Саньку Митрохина знает – всяк вам и поручится, что я слово держу и задний никогда не даю. Так и в тот день.

Я, первым делом, как из дому вышел – сразу в луже воды зачерпнул. Ботинком. А ботинки у меня, к слову сказать, никудышные. На левом подметка на честном слове держится. А на правом каблук сточился, почти до пятки. Мне уж давно мужики на работе говорили, что починить надо, а нет – так новые купить. Да только где я им денег напасусь на новые-то. У них-то, небось, как взаймы попросишь, так сразу все рыло воротят, а туда же – новые. Починить – вот это дело. Но, братцы мои, с починкой у меня небольшой казус вышел. Есть у меня недалеко от дома рынок. Там всякой всячиной торгуют - и магнитофоны «Хрюндик», и серебро столовое, и пирожки с капустой. Только пирожки эти я не ем и вам не советую – гнилая она, капустка-то. Такой дух стоит, что даже кошки чихают. Так вот, есть на том рынке, кстати говоря, мужичок один – ох, и мастер он ботинки править. Вот не постесняюсь этого слова – профессионал в этом полезном деле. И идти к нему недалеко, и берет недорого… Да вот незадача – повздорил я с ним. И как повздорил…

Дело, в общем-то, ни на понюшку табаку, но принцип мне дороже всего. Вот кого хотите спросите – Санька Митрохин за принцип не то что родину, он пол-литра отдаст не задумываясь.
Значится, в принципе все и дело. Стою я, этак с месяц назад, в очереди. Сервелат, кажется, финский привезли. Да только мне сервелат этот даром не нужен. Я за ней, родимой, за «беленькой» стою. Стою я, значит, никого не трогаю. И чувствую тут, что кто-то в бок меня пихает. И ведь настойчиво так пихает, что мать его ети. Вот ведь, думаю, сволочь, гад, очередь и так напирает, со всех сторон лезут, один прохвост уж нацелился на голову мне взобраться. Но меня учить не надо, очередь для меня – что для карася пруд. Я локтями малость поработал, матюгнулся пару раз позаливистей – а в этом мне равных не сыскать – вроде легче стоять стало. А тут нате вам – новая напасть. Нет, вы, граждане, подумайте только, что же это такое творится – расейскому человеку не дают спокойно свои законные пол-литра купить. Ну я обернулся, вдохнул поглубже, да как гаркну на эту назойливую личность трехдневным перегаром! А уж потом пригляделся – ба, это ж дядечка с рынка, сапожник наш. А они, сапожники-то, известно, народ шустрый – за словом в карман не лезут. Они, если хотите, бранной грамоте с малолетства обучены. Так и он, утеревшись поначалу рукавом, гляжу – воздух ртом хватать начал, что твоя рыба.

- Это, знаете ли, очень обидно – подобные речи выслушивать! Тут и так очередь, понимаете ли, и народ нервный, пихается, так если еще на тебя всякая пьянь глотку рвать будет, то куда же тогда трудовому человеку пойти после рабочего дня!? Ах ты, сукин кот! Да за такое и по морде недолго схлопотать! Мать твою так и разэдак…
Вот я вам честное слово даю, все бы ему простил, и даже кота этого, сукиного сына, но мать… Вот кого хотите спросите – да я за мать бутылку не пожалею, так по голове трахну, что мало не покажется! Пустой бутылкой-то. А как же – тара все ж таки, сдать можно и на портвешок добавить.
Я ему тут и выдал, где я видел всю его родню до седьмого колена, и оплеухой присовокупил. Ну, скажу я вам, братцы, и началась жара! Сапожник-то наш заблажил, будто режут, и в атаку ринулся. А я, знаете ли, не люблю, когда мне кто-то в физиономию немытыми руками тычет. А может у него там холера? Так я, значит, и уклонился, а сзади меня, к слову сказать, один дядька стоял. Смирный такой дядечка. Все лысину платком вытирал – жарко ему, видите ли. Так сапожник ему прямехонько в бровь и заехал! С дядечки того всю апатию сразу как рукой сняло. Заревел, как медведь, и – на обидчика, локтями при этом пихаясь, прямо скажем, некультурно. Короче, заварилась тут каша. Где-то уже прилавок разбитым стеклом зазвенел, самые ушлые хвать с него, что под руку попало, и бежать. Продавщица, тетка дородная, зычным голосом стала призывать какого-то Васю из подсобки, чтоб помог ей удержать нахалов. Суматоха полная!

А я, кстати, из толчеи той в числе первых утек. С бутылкой за пазухой, знамо дело! Кто-кто, а я своего никогда не упущу.

В общем не знаю, чем там дело кончилось, кого-то, кажется, в отделение забрали, а кого-то и посадили под шумок, да только сапожник тот с тех пор на меня волком глядит. Как мимо прохожу, он начинает всякие гнусности в мой адрес отпущать. Да только я внимания не обращаю. Что я, дурак, что ли, на базаре с ним связываться? Да ему там каждый торгаш сват и брат. Наваляют еще.

Так что и хожу я теперь в таких ботинках, непочиненных. А тут, как назло, лужа эта. Постоял я, похлюпал водой в ботинке, и… плюнул! Решил домой идти. Выпить у меня есть, закусь тоже какая никакая имеется – не пропаду. А друг и так никуда не денется. Его эта мегера от себя ни на шаг не отпустит. Да и вообще, идти к нему резона никакого нет – ни выпить спокойно, ни закусить. Я ему лучше завтра с автомата на углу позвоню.
Но вот ботинки… Ну что ж ботинки. Переживу. На завтра, кажись, ясную погоду обещали.

Код для вставки анонса в Ваш блог

Точка Зрения - Lito.Ru
Игорь Анфиногентов
: Памяти М.М.З. и не только. Сборник рассказов.

01.05.05

Fatal error: Uncaught Error: Call to undefined function ereg_replace() in /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/fucktions.php:275 Stack trace: #0 /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/sbornik.php(200): Show_html('\r\n<table border...') #1 {main} thrown in /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/fucktions.php on line 275