СПРОСОНОК
Оживает ребенок
в жаркой дреме белья,
воспаряя спросонок
над волной забытья.
Воздух страха и хвори,
каменист и тяжел,
от недельной неволи,
как стена, отошел,
вместе с комнатной пылью
уплывая во тьму,
дав свободу – усилью,
проясненье – уму.
Сквозь февральский анамнез,
его беглый петит,
детский этот анапест,
как снежок, шелестит.
2 марта 05 г.
ЭПИТАФИЯ
Вот живет себе человек,
одинокий, как человек.
Никуда его не зовут,
не берут его никуда.
- Вот я тут..
- А зачем ты тут?
- Тут мой стол,
табурет,
еда.
- Ты зачем, человек, живешь,
ходишь мимо нас, человек?
- Чем же я вам так нехорош?
- Просто ты живешь, человек.
Просто ходишь ты мимо нас
или рядом в лифте стоишь.
Лишний свет берешь,
лишний газ,
по паркету скребешь, как мышь...
- Ну простите, я виноват,
столько зим прошло,
столько лет.
Никому я ни сват, ни брат.
Я живой еще или нет?
Просто я ходил мимо вас,
долго-долго, видать, ходил,
никого от себя не спас
да конфоркой пустой чадил.
Позабудьте мой рост и вес,
не зовите меня никак.
Я на самом краю небес
усмиряю мышиный шаг.
17 марта 05 г.
МЛАДЕНЦУ
Не ходи: там тебя убьют.
Не смотри туда.
Там песок раскален, как трут,
и горит вода.
Там торчат остриями вверх
камни да кусты.
И меж ними – собачий брех,
вой до хрипоты.
Там заброшенный стадион,
жестяная ржавь
добредут до конца времен
посуху и вплавь.
И земля там разделена
на дворы и рвы,
и затаптывает стена
стебельки травы.
За стеною той – еще три,
а над ними – жесть.
Дом такой, как наш - посмотри.
Даже люди есть.
Каждый взял себе по стене,
распахнул окно.
А во рву, на песчаном дне -
глухо и темно.
Там живут, кто найти не смог
ни стены, ни окна.
Им не нужен ни ты, ни Бог,
чтоб глядеть со дна
на лопух, лебеду, вьюнок,
на жестяной уют –
туда, где выживешь, мой сынок,
или тебя убьют.
27 марта 05 г.
КИНО
Рот истерзав и платок носовой –
Чей это профиль парит над Москвой,
От бытовухи отпрянув?
Что за кино? Ах, не все ли равно?
Было недавно и было давно,
В пору нетрудных романов.
Трудный роман и нетрудный роман,
Синий билетик, шипучий стакан,
Место в ряду серединном.
Дяденька слева газетой шуршит,
Тетенька справа от страха дрожит
Перед экранным блондином.
Праздный сюжет по экрану ползет –
Тихая заводь, зеленый осот
Рядом, у станции Сокол.
Белое платье скользит по траве
Белой капустницей в синей Москве,
В звоне троллейбусных стекол.
Тетенька справа роняет слезу,
Дяденька ищет соринку в глазу,
Смяв на коленях газету.
Парус белеет в зеленой воде.
Тетенька, счастия нету нигде,
Даже в кино его нету!
Я вам серьезно сейчас говорю,
Глядя на млечную эту зарю:
Опыт, вы знаете… опыт.
Скоро уж двадцать, вы знаете, лет,
Выход вон там… только выхода нет,
Пусть это вас не коробит.
Вон из Москвы! Я сюда не ездок!
Век мой измерен, и час мой истек,
Путь мой туманен и спорен.
Сорок минут, чтоб успеть на вокзал.
Что ж ты тут делаешь, провинциал,
Чацкий, Онегин, Печорин?..
ЮГОСЛАВСКОЕ РЕТРО
Рваный мрак югославского фильма,
Молоко светового ствола…
Костоломка, чадильня, давильня
Кипяченую кровь разлила.
Пахло кожей, резиной и потом,
И прыщавый непуганый галл
То ли клацал затвором (ну что там?),
То ли реденький воздух глотал.
На дорожной арийской резине
Забредая в чужие миры,
Черногорское мясо возили,
Чтоб кормить дармовые костры,
Словно махом единым из рая
Прямо в наспех сколоченный ад…
И терзается плоть, догорая,
И рессоры на кочках скрипят,
Человечье сливается пенье,
Хрипота и погибель его
С каждым деревом, с каждою тенью,
Словно это поет божество,
Не давая рвануться из зала
В ослепительный город дневной,
Где не знают, что времени мало
Меж войной и войной и войной.
26 апр. 05г.
Евгений Сухарев: МЛАДЕНЦУ.