1. к третьей королеве моих сердец
фей темноты мы узнаем по маленькой
чашечке кофе без сладкого сахара,
стуком за дверью и бликами зеркала...
эта зима очень много наплакала
долгим молчанием, круглыми датами,
снами столицы и теплыми мехами,
песней заветной нейлона динамика.
долгие сумерки - сладкая патока...
стены больницы искали спасение,
руки твои нарывались на простыни -
может молитвами, может везением -
снова автобусы и воскресения,
губы шептали: "счастие, господи!"
чистыми песнями, громкими матами.
милая девушка... взгляды бездонные -
верила мать и боялись предатели,
небо кружилось холодными вальсами...
сила от бога и сестры от матери,
завтраки, ужины, белые скатерти -
снова фарфоры под тонкими пальцами,
снова апрели и ночи влюбленные.
фей темноты провоцируем в армию -
здесь им война острой розой, ладонею -
списки героев останутся в памяти...
я тебя видел - уставшую, сонную -
милая девушка - взгляды бездонные -
если твои облака кем-то заняты,
не превращаю их в страшную манию,:
свет, зеркала... входят дамы и публика,
длань королевы пажами обласкана
(слезы в шелках только где-то несмелые),
шум, карнавал - сны венчаются сказками,
лицами смелыми, страшными масками,
пудрами дивными, тонкими мелами -
кружится танцами ваша республика!
я - колпаками, гольфами, перьями
да бубенцами шаманю объятия,
гордыми взглядами, музыкой медленной -
странный ваш паж - контратака проклятиям,
ладаны, бусы, большие распятия -
все в этой дружбе старинной и преданной,
где все другие любовны постелями.
а короли ваши - сильные голосом
все под венцы вас уводят, печальные,
крестятся, каются, с неба спускаются...
я ловлю блик на кольцо обручальное,
солнцем вхожу в ваши свечи венчальные -
пусть в ваших окнах цветы распускаются,
втаю в их корни оборванным колосом.
фей темноты мы узнаем по имени -
все телефонные списки прочитаны,
кофе остыло, конфетные фантики...
и пронесутся они, как молитвами,
медленным шепотом, громкими свитами...
мы растворим не нейлоне динамика
песни аккордами - резкими, сильными...
будем смеяться остывшими тризнами,
будем бродить по квартире, как странники,
в координатах запутавшись гением...
дым сигарет и полночные пряники,
кольцы, параболы и многогранники;
нам бы дивиться концертному пению, -
боже, у нас даже нет телевизора!
в вашей квартире останусь за шторами
плакать и прятаться, жить паутиною
и с домовым что-то прятать под ковриком,
ярко светиться красивой картиною,
солнцем взрываться, осколочной миною,
мыслью, желанием, чаем с шиповником,
не проливаясь на скатерть с узорами.
пусть не любили - любовь не заслужишь,
даже не видели, не телефонили,
все по конвертам и по фотографиям,
годы сплетали и чаши наполнили,
ноты придумали - песни исполнили,
только по письмам и по монографиям
помню, что веришь, знаю, с кем любишь,
знаю, как больно, если холодный
снег под ногами, вечер, трамваи,
видел и ад одиночества белого,
и потому я тебя понимаю -
падаю также, также взлетаю,
слезы в шелках тоже где-то несмелые,
пепел на людях, песни и моды.
все же мы вместе, хоть километры
руки ломают, сплетают дороги -
просто семь лет - это тоже немало,
и короли ваши - тоже не боги,
пусть наши годы безжалостно строги:
время не с нами, жизнь разбросала,
вижу вас часто северным ветром,
чувствую тихой бесцветной луною,
знаю теплом по твоим батареям,
яркой помадой, рождественской маской.
будут еще холода и апрели -
стану прохладой, сердцем согрею -
фей темноты не искать в старых сказках,
фей темноты называю собою.
2. постапрель
полиция дождей ломала руки,
брала за нервы, стыла на ладони -
я пропускал в себя пустые звуки
и погибал за чистоту мелодий.
и вроде посылали децибелы
на двух волнах других радиостанций -
я не дрожал, и свет остался белым,
способным гибнуть мраком и бояться.
апрели - двери. заперты и скрыты,
но я ломал замки по фотоснимкам
и в них входил под шепот своей свиты
под купола - внаслышку и вобнимку.
епископы нагладили по лужам
волну в эфир - практически цунами,
и даже тот, кто был тогда не нужен,
мой старый бог, он оставался с нами,
курил и прятал ледяные пальцы,
дрожал минор - и гибли атмосферы,
на двух волнах других радиостанций
он отпевал мои больные сферы.
мой тихий бог... он целовал минуты,
и мы в минутах проживали вечность,
на паутинах пауков запутав
и предрекая реки, словно речи...
апрели - гады. целятся в упоры,
их оптика тонка - почти хрустальна,
и взводят утром плавные затворы,
и пули воют ночью так печально.
мне эти тайны - не молитвы небыль,
а лишь - неверный звук аккордеона -
мне б убежать, забыть про это мне бы,
лишь бы не плавить снайпером патрона.
я выхожу из дома, улыбаюсь
и прячу в отворот плаща улыбки.
я, как и вы, в своих кругах вращаюсь,
и, как и вы, считаю за ошибки
неверные мелодии трамваев
и голоса, что не подходят к роли
я на прикладе метками считаю
и, как стрелок, не думаю о боли.
апрели - звери. это зоопарки,
кормлю с руки, кривлюсь от их укусов,
что из того, что держат свои марки -
у них нет сердца, голоса и вкуса.
но их инстинкт - кровавый зов шакала,
не ошибался, звал к нелепым сценам.,
земля людей, как мусор разбросала,
арестовали ливни - полисмены.
и двери, стены, потолок и сырость,
холодный чай (готовится недолго),
пусть милостыня или просто милость -
его глотаю. где-то тянет волга
потоки грязи. где-то есть саратов,
он мокрый, робкий, но уже проснулся -
я потерялся списками солдатов,
я на войну ушел и не вернулся.
я не люблю таинственных прелюдий,
я напеваю jazzz - я знаю ноты,
и музыка хранит, и гибнут люди,
и в мертвых петлях тают самолеты,
и корабли нашли смертельномели,
и я тону, но только знаю точно -
апрели были, но уже сгорели,
апрели стали буквами без точек...
3.теологика
4. крайняя
по дорогам разбойничать песни других,
доплясаться до тихой луны, как реки,
заоправить в оправы янтарные стих
и дивиться ему, как изгибам руки.
добежать по молочным путям до травы
и вскормить небеса своим млечным путем,
не сдержать от любви на плечах головы,
и стерпеть сто свечей подвенчальным огнем.
рыскать волком в крови старой падали. знать
тропы дивных зверей, что запрятала ночь.
волком гибнуть. рождаться орлом и летать,
и последнюю грань, как всегда, превозмочь.
обретать на крыле три волшебных пера
и манить человечество в тайны весны,
через тонны воды и опалы костра,
через скрежет зубов, через боли десны.
доиграться до неба. не думать о нем,
а грошами найти на случайном пути.
и теперь - не один. мы отныне вдвоем -
я и небо мое. значит дальше идти,
не сгорая в лучах. перешагивать шаг,
на второй, чуть спеша, осторожничать ход,
и за пазухой помнить разорванный флаг,
и распятьем крестить этот дивный поход.
5.стая
четыресты сотен крылами вдыхая,
от рая до рая летит моя стая -
бормочет под клювы какие-то буквы
и страшные цифры тревожно считая,
огнями мерцает. как знать, может знает,
кто завтра прицелы свои расстреляет -
на белые перья отпустит взрываться
те алые маки. и не долетает
моя андромеда - бродячая стая
уже не увидит, как утро настанет,
как заспанный кто-то в ветрах задохнется
и кто-то полночный ветрами растает.
быстрее! на запад! пусть первый покажет,
последний догонит - закат напомажет,
быть может успеем к остывшему солнцу -
лесничий не выдаст, охотник не скажет...
и юг мой увидит, как сердцем играем,
как кольцы планет в оборот догоняем,
как тихо танцуем над полем погибших
и гордо не видим немилого края -
мы смотрим на звезды, живет их биеньем,
восходим по пульсам и ловим круженьем
их неуловимость - венчальные платья -
и годы венчаем молчаньем над тленьем.
вперед! наш огонь разгорелся! взлетаем!
под крылья норд-ост натревожим мечтаньем -
пусть тает вдали, пусть уходит полетом
моя андромеда - бродячая стая.
6.* * *
чистота мне похожа не птицу -
отдает отражением тайны,
мне втыкали в ключицы по спице
по ошибке. все было случайно.
все хотелось в преддверия неба
через списки героев пробиться -
где гробы, там, наверное, победа,
а она мне похожа на птицу!
7. экспе
нервами под лицами,
пухом затревоженный,
я шепчуся с птицами,
хоть и не положено.
по секретам дальностей,
по пернатым шелестам
я боюсь случайности
птичьей неверности.
выдаю им таинства,
жалуюсь бесперием,
добиваюсь равенства
свиста изучением,
а они, пернатые,
все смеются - тешатся,
золотом объятые,
проклятые лешими,
небом воскрешенные,
все дивятся лживости...
8.главная (к м.)
ты падала. я знаю, что ты падала.
вращалась, и не ведала, что вечная,
прощаясь в век, ты возвращалась садами,
ты первая мне - значит, бесконечная.
ты помнилась могилами проклятыми,
ты часто умирала. ты - покойница.
я возвращался со войны с солдатами,
чтоб о твоем надгробье беспокоиться.
мне помнится закат опухшей раною
и мусор птиц - могильных надзирателей,
ты вспоминалась волчьими капканами
и детским страхом на глазах предателей.
давилась небом - водкою и хлебищем,
давилась черствой коркой до бессилия -
я признавал тебя своим убежищем
и нежной лаской тайного насилия.
ты возвращалась просто, без преддверия,
без писем глупых, телефонных silence`ов,
ты стала знаком древнего поверия,
и я поверил в нереальность адреса,
никчемность снов и бесполезность имени,
в ненужность веры и абсурды ревности.
меня ты называла по фамилии
со всей жестокостью военнопленности,
ты ставила мне чай. ты пела музыку,
я замечал - пришла потусторонница!
ты до безумия любила бублики,
а я - аллеи, где растет смоковница,
где мы гуляли долго. взявшись за руки,
где мы молчали трудность сочинения,
где мы забыли все чужие праздники
и даже как-то раз твой день рождения,
и в эту память ты, крестившись, падала,
и погибала - дива скоротечная,
а через час ты возвращалась садами,
ты - главная мне, значит бесконечная.
9. дрожь (ставрополю)
ты схоронен под евродизайном
и почил под асфальтом, могильник,
я сжимаю последний полтинник -
отпеваю тебя страшным тайнам.
проклинаю тебя от бессилья
что-то делать в тебе, напрягаться,
но всю жизнь помечтал бы валяться
в той гостиничной влаге насилья
над остывшим и заспанным телом
и все тайны его извращенья
открывать, придавая значенья
даже вдохам и выдохам белым.
или пьяным, а может - любовным,
только спрятанным в простыни. может
неуверенность бархатной кожи
нас роднит отношением кровным.
ты не раз мною проклят, убийца,
за холодные дни, за бездарность
и за то, что во мне искал парность -
примерял моих признакам лица,
принимал мои тайны на веру,
а потом продавал их прохожим,
богател, становился моложе,
и не знал в том предательстве меры.
ты сжигал меня солнечным летом,
ты хлестал мое тело ветрами
и морозами под сапогами
крался в душу за страшным ответом.
да, предатель, ты предал надежды,
ты рядил меня пером плешивым,
и волшебники, словно чужие,
перепрятали глубже одежды -
не достать, не украсть, не измерять...
ты забился обидой в руины
довоенных обшарпанных зданий,
ты пророчил пустые скитанья
мне по улицам. правил машины
останавливать шаг мой под скорость,
обливать придорожною грязью,
ты замазывал снегом, как мазью
мою скромную верность и гордость.
на тропе твоих войн я согнулся,
на кресте твоих вер я распялся,
уезжал, не вернуться поклялся
и опять, позабыв все, вернулся -
ты мне зиму подсунул, холодный,
ты решил закалить мою волю,
закалил, постарался - не спорю -
я стал тихий, спокойный, подводный,
я стал грустно отслеживать время,
я во времени путаюсь. дальше...
10. * * *
через небо ты шла постепенно,
не спешила, и все же успела,
и брала три звезды в свои плены,
и звездою потом догорела
в этих тайнах, чтоб стать королевой
моих тихих сердец подвенчальных,
и неволилась этой победой,
а потом и сама стала тайной...
Иван солнцев: teologica.