ПОНЕДЕЛЬНИК
…ночью появились ХРЮША и ПЛЮКА. Я охотился за ними. Причём ПЛЮКА норовил притвориться ХРЮШЕЙ…
Я застрелил Свинью! -
Охотник удалой
сказал и помахал
зверьком над головой.
Дичь свез на комбинат
и, вытращив усы,
ждёт вкусный карбонат,
аль сочной колбасы.
Но карбонат горчит
и колбаса не та,
и выпь как крюк кричит
ему из за куста.
Вкус резок, нарочит –
как клей и береста.
Охотник весь молчит,
знать, это неспроста.
Снует и там и сям,
слоняясь там и тут.
Приходит в гости там,
где, в общем-то, не ждут.
Весь заболел как жуть,
и смотрит в небеса.
Выходит, не прожить
ему и полчаса.
И, чтоб избечь беды,
зовут профессоров
по деланью еды
из сви’ней и коров.
Мясник заходит в дом
и, словно по мячу,
ему стучит углом,
по правому плечу.
И веско говорит:
вперед тебе наука!
Внимательней, смотри -
где ХРЮША, а где ПЛЮКА!
…я так разгорячился, что вспомнил о любви…
Четвертого апреля -
затмение луны.
Мы к этому явленью
готовится должны.
Луна за тенью спрячется,
а я тебя схвачу!
Жестокую захватчицу
в объятья захвачу.
И тили-тили-тесто
не слышим я и ты,-
дождались наконец то
момента темноты !
ВТОРНИК
…война, война, война. В десятитысячный раз…
Мы ехали воевать на хрустальном танке,
позади гремели баки с хрустальным горючим,
впереди орудие, похожее на стеклянную банку,
только вытянутое, как мечта о чем-то лучшем.
Нам говорили, природа вам больше не мать.
Отец ваш час, ваша мать – минута!
Не хотевшие этого понимать
отправлялись за борт без парашюта.
Езда на войну, если ты кем-то послан,
не добавляет сердца, добавляет седых волос.
Тем, кто задавался этим вопросом
вбивали в горло этот вопрос.
Свет, преломляясь внутри, превращался в дым.
Дым, выходя наружу вновь становился светом.
Полководец Небо, ставший в боях седым,
прикрывал седину хрустальным беретом.
Температура падала, и упала ниже нуля.
Мир прикосновений неминуемо полон.
Было холодно прикасаться к стенам из хрусталя.
Мы мерзли, соприкасаясь с хрустальным полом.
Далеко впереди кто-то видел рассвет,
кому-то небо застлала мгла.
Кто-то курил, и дым сигарет
напоминал пагоды, выполненные из стекла.
Мы ехали воевать на хрустальном танке,
позади гремели баки с хрустальным горючим.
Впереди орудие, похожее на стеклянную банку,
вытянутое, как мечта о чем-то лучшем.
Мы ехали воевать на хрустальном танке,
хрустальной гусеницей приминая траву.
Мы ехали воевать на хрустальном танке.
Мы ехали добывать хрустальную славу.
* * *
Стих предназначался, для отсылки в черный военный дым,
чтобы быть приколотым к противотанковому ежу.
Тот, кому он кажется недостаточно злым,
пусть катится к черту, я не держу.
…я так разозлился, что вспомнил о любви…
Ваши руки еще холоднее, чем были,
Ваша радость еще холоднее, чем муки,
Ваши сказки еще холоднее, чем были,
Ваши ласки еще холоднее, чем руки.
Ваши дети приходят обедать во вторник,
Ваши солнце и тучи друг друга сменяют,
Ваши листья сметает синеющий дворник,
Ваши тигры и львы вас всю ночь охраняют.
Ваши звери пускают к вам только незрячих,
Ваши мысли - подобия солнечных пятен,
Ваше слово, наверное, что-нибудь значит,
Ваше слово ловлю, но язык - непонятен.
Ваши двери опять прищемили мне пальцы,
Ваших лестниц кусаются змеи-перила,
Ваши комнаты мерил затравленным зайцем,
Ваша крыша, поехав, мою зацепила.
Ваши свечи, воняя, испортили вечер,
Вашей встречи я жду и дрожу от испуга,
Ваши речи - заряд смертоносной картечи,
В Ваших снах мы, наверное, душим друга.
Я убью вас, я вам говорю не тая,
Я убью вас, моя золотая ...
Змея !
СРЕДА
…эта старуха шляется у меня под окнами неспроста. С каждым её «маршрутом» я становлюсь старше. Вот сволочь…
Только не сыпь на меня время, Бабушка!
Свой песочек, свои мелкие, мелкие камушки.
Перемолотая со старостью в походке и жестах
соль.
Скрывая суставную боль
среди множества
других болей.
Среди той, что когда-то была невестой,
когда-то Олей была, и была красивой,
и жизнь катилась - кругла,
словно колеса локомотива.
Радостно, ясно светило светило.
Черное время,
чертово время,
честное слово -
были бы силы:
разметал бы череду беспрерывности лет,
раскрутил волчок в другую сторону, а сейчас…
Только не сыпь на меня время, Бабушка!
Этот песочек, эти мелкие, мелкие камушки.
Не клади на лицо мое, Бабушка
свой обессиливающий наказ.
…мне стало так страшно, что я вспомнил о любви…
Даже если он хлопнул дверью
и вышел вон!
Даже если она безразлична
и холодна.
Всё равно между ними негласный
земной закон
существует, и это больше
не их вина.
Всё бы им забавляться, как детям
в желтом песке,
но в какой то момент что-то щелкнуло
в небесах.
И отрава, что не хотели делить
ни с кем,
разошлась по крови, постукивая
в висках.
Оступиться могут и даже пропасть,
умереть,
но когда будет знак, что гнев
небесный утих -
снова рядом окажутся, чтобы отныне
и впредь
наступившие утра и дни делить
на двоих.
ЧЕТВЕРГ
…я не могу сказать ничего определённого о своём отношении к этой женщине кроме того, что с нею я чувствую себя негром…
Мы сидели с тобою в прохладной тени Баобаба.
Я небритой щекою к тебе безнадежно приник.
Ты была африканская, толстая, черная баба,
я же был африканский, не менее черный мужик!
Львы рычали во сне, и пронзительно пели колибри,
и по черной груди твоей ползала муха Це-Це.
Ты, протяжно зевая, напомнила Деву Марию,
я же думал, жуя авокадо, о Боге Отце.
Нас рассвет не застукал, как прежде, за грязным занятьем.
Мы давно охладели, и пыл африканский утих.
Я устал раздвигать твоё старое ветхое платье.
Ты устала от ласк неуклюжих и грубых моих.
Всё прошло - и любовь, и рассветы в песчаных просторах,
мы как лед холодны, что неплохо при этой жаре.
Все минуло и мыслей любовных разрозненный ворох
ветер пылью развеет навстречу грядущей заре!
…мне стало так смешно, что я вспомнил о любви…
Уменье гнуть и рвать подковы
я унаследовал от папы,
а дедушка презентовал мне
свой громкий, идиотский смех.
Когда я ржу и гну подковы,
все звери морды прячут в лапы,
и все небесные светила
в испуге ускоряют бег.
Задумав погадать на рыбе,
возьму минтая я в авоську
и удалюсь с авоськой в тихий,
забытый богом уголок.
Начну гадание на рыбе
и мне укажут рыбьи кости
все, раньше бывшее сокрытым,
и все, что было невдомек.
Выходит так: сама природа
нам жить велит в любви и благе,
И солнце приласкало землю,
чтоб я любимую ласкал.
Но ты работаешь в конторе
и треплешь пыльные бумаги,
а я дурак еще почище -
минтая ем и гну металл!
ПЯТНИЦА
…эй, придурок! Немедленно отойди от зеркала. Самому ведь уже смешно. Ещё немного, и отражение выскажет тебе всё, что оно думает о нарциссах вообще, и о тебе в частности…
Скатерть самобранка,
какое там чувство меры,
тем более оно несовместимо
с луной.
Он с бутылочкой первоклассной
Мадеры
материализуется
у нее за спиной.
С первоклассным букетиком
первоклассных цветочков,
с первоклассным билетиком
на парочку первоклассных мест.
Весь такой маленький,
вроде как с ноготочек.
Весь такой огромный,
как гора Эверест.
Вы не подскажете,
который сейчас час?
Сколько сейчас градусов
ниже нуля?
Извините, это какая планета, -
Марс?
Юпитер, Сатурн, или может
Земля?
Сколько недосказанности
в уголках его сладких уст.
Берегитесь, дамы, -
Не спать, не спать!
Все. Заклеймил.
Пойду пройдусь,
может быть встречу
какую-нибудь блядь.
…мне стало так грустно, что я вспомнил о любви…
Она прячется, как маленькая девочка,
И лукаво так, задорно улыбается!
Так смеётся, не даётся в руки, девочка,
притворяется, хитрит и притворяется.
Её глазки - словно искорки задорные.
Тьфу ты, чёрт, какая цаца задавастая!
Мы играем, будто мы её придворные,
и её красою перед всеми хвастаем!
Приходите к нам, заморские царевичи,
поглядите, сколько золота и пламени
в наших взорах, но нисколько не по девичьи
мы глядим, и это горестное знаменье.
Скоро-скоро, скоро-скоро всё рассыплется,
и раздастся по домам и тёмным улицам.
Полной чашей это горе мною выпьется,
взгляд потухнет, и спина моя ссутулится.
А пока она живёт и улыбается
и не знает, и смеётся, и предчувствует.
Как отвадить красноклювого мне аиста?
Как отречься от тебя, дитя капустное?
СУББОТА
…там, где осень превращается в зиму, есть такое место, когда нет ни зимы, ни осени. Время О уже истекло, время Ы еще не начало отсчёта своих мгновений…
Устало СОЛНЦА желтое лицо,
на твердь кистями рук облокотясь.
Свой МЕСЯЦ в обручальное кольцо
сгибало, мысля сфер небесных связь.
Шипели воды стройным табуном.
Крепчали травы в мыслях неземных.
Седое время с думой об одном,
делило сутки, всё же, на двоих.
Гляди, кого столапый зверь УТЫ
с ворчаньем тащит в логово свое.
Как берега приречные круты.
Как стаи выдр измаялись живьем.
Как околодревесный гибкий плющ,
держа в объятьях молодую лань,
Не отпускает – тонок, но могуч,
собрав земные силы в ветви длань.
Как птицы ВЕЙ свистят, дрожа нутром,
в испуге ожидая время Ы.
Змеи хребет, разъятый на втором
изгибе, если счет от головы,
сулит погоду колющих ветров,
сухое время Ы, что суть – ЗИМА.
Умолкнет трав иссушенный покров.,
уснут живые воды и Сама
Наместница, преобразясь в эфир,
на восемь лет покинет этот мир.
…мне стало так странно, что я вспомнил о любви…
Ты безумно устала, под грудой дневных забот
прилегла, придав очертания тела моей кровати.
Перестала, словно за белой мышью умелый кот,
беспрестанно следить за стрелкой на циферблате.
Твои мысли, как шустрые гномы под сводом гор,
разбегаются, ловко ныряя в земные щели.
Что в его взгляде было - грусть или немой укор?
Или, или, или… как же тепло в постели…
И пустая мелодия за окном разлагается на
перекличку черных и белых фортепианных клавиш.
Те, в свою очередь, тонут, с легким стуком касаясь дна
твоего слуха. Ты засыпаешь.
ВОСКРЕСЕНЬЕ
…не могу не признать, что он застал меня врасплох…
-Ой! Кто это?
-Я? Приведение…
-А-а-а-а-а-а-а-а
-Тише, не бойтесь, не трону.
Что за дурацкое предубеждение.
Перестаньте
тыкать пальцем
и повторять – «Вон он!»
Вы дух сущий, я спроецирован
миром, который к вам «вверх тормашками».
Да стойте же, хотите налью кефира вам?
Сами же треплете нервы уставшие.
-Мамочка!
-Где? А, я? Нет, ну что вы,
Сами себе напридумали страхов груду.
Я Джугашвили!
-А-а-а-а-а-а-а
-Шутка! Фиговая?
Договорились, больше не буду.
Я здесь, представьте, по странному поводу.
Вы, выходит, меня и позвали…
Ха! Нет, не выйдет. По мусоропроводу
Вам улизнуть удастся едва ли.
Лучше в окно! Да стойте же, шутка!
Фиговая? Правда? Странно, мне нравится.
Жду с нетерпением промежутка
в ваших метаниях, чтобы представиться.
Я сюда вызван простым заклинанием
«ИМЕНИ», коему собственник - яю
Вы его только озвучили с тщанием –
«Ахуйлинахуйливыхуйлия».
Теперь о себе, как уже говорилось:
призрак,
пятно, знающее дорогу между мирами.
Это не знаменье, и никакой не признак,
А впрочем, и не такие, как вы, умирали.
Так вот, о себе. Моя дорогая мама
Кормила, проказница, рыб, в реке малоизвестной
– Сене,
В районе пресловутого Нотр-Дама
Утопленная каким-то виконтом, ради веселья.
Отца мумифицировали еще при жизни.
Возни
Было много. Брали тряпки, кричали заходи справа.
Сволочи, - он отвечал – попробуй возьми!
И, вообще, отличался весёлым нравом.
Короче, предки у меня, что надо.
Позвал бы их, сейчас бы творилась лажа.
Эх, Гренада моя, Гренада…
Как в следующей жизни, любил напевать
папаша.
Я же не трону. Я артистическая натура.
Люблю музыку, особенно Брамса.
Всяким кефирам и палитурам
Предпочитаю коньяк – желательно, чтоб
армянский.
Прости, что на ты. Заболтался. С тобой
приятно.
Но ты, похоже, совсем уже остываешь.
Давай ка, свистать, как говориться меня
обратно.
Вверх тормашками, ну туда, понимаешь?
Да не муха я, не маши руками
Нет в этом никакого греха!
Давай ка медленно, по слогам. Как у тебя
со слогами?
«Яилйу-хывилйу-ханилйу-ха».
О! Таю. Стало быть получилось. Видимость
прекращается. Есть предложенье - дружить
мирами.
Шутка! Фиговая? Ну прощевай, а впрочем,-
увидимся.
И не такие, как ты, умирали.
…мне стало так дурно, что я вспомнил о любви…
Ты лежишь холодным мамонтенком
в мощном слое вечной мерзлоты.
С чувственным лицом и станом тонким,
сохранив прелестные черты.
Я палеонтолог с молоточком,
не пугайся, нет былой зимы!
Я пришел откалывать кусочки
от твоей загадочной тюрьмы.
Но объятий ты не растворила
и губами не коснулась губ.
О любви со мной не говорила
и была холодной, словно труп.
Я любил, надеялся, я верил!
Отпирал ледовые замки.
Как же велика моя потеря,
разочарования - горьки.
Соскоблю с ноги кусочек кожи,
с хобота возьму пучок волос.
Я один, я жалок, я ничтожен,
я тону в потоке горьких слез.
Ты опять как дохлый мамонтенок,
снова обожаема людьми.
Чувственно лицо, и стан твой тонок!
Для кого ж он тонок, черт возьми?!
В Бо (Шмубзик): …что я вспомнил о любви.