депортация
рваный свет — граница депортации
цвета из целебного колодца
жалится-иголится акация
мимо отраженьица-уродца
выдох одуванчикового мячика
ветер стих — ослабла перепонка…
на дворе заросшем мать-и-мачеха
делит нерождённого ребёнка
чёртова черешня
облучена чашкой на пальце пыльца —
клубится, топорщится, рвётся…
а всё потому, что чумная овца
стремится вкусить идиотца!
укус пронизает безветочный куст
и клацает цепко владельца —
на чёрной черешне ужасный мангуст
терзает зацепное тельце…
аляска
опять подрезал
геликоптер на лету
а очень жаль —
ведь он хороший был
молчит стыдливо
красным семафор
я не пойму аляску
никогда
варьете
не на шутку рассержен
на атланта похожий
я стоял в бельэтаже
и присвистывал аж
от игры на манеже
волосатых стоножек
я не помню, как даже
парковал экипаж
дело было в париже,
но не менее гаже,
что всё глуше и тише
приближение луж…
мне бы лучше потише,
мне бы лучше подальше
омерзением дышит
очищение душ
так стою в бельэтаже,
строю мрачные рожи,
что, не веришь, что взбешен?
ну, пойдём, покажу!
буду пачканным в саже
ожерелья из кожи
предавать на манеже
всенародно ножу
пике!
погода — жестокое порно,
матисс, шоколад и вино
три станции в одну сторону
четыре… не всё ли равно
помада чудовищно пляшет
в безвольно дрожащей руке…
я буду с тобой даже дальше,
но вышла бы ты из пике
до высадки мерзостно рано
стоим, разговор теребя
я видел тебя только пьяной
и сам был не лучше тебя
мы вряд ли настигнем друг друга
в безумном бегу налегке
я, знаешь ли, зол — от испуга,
так часто бывает в пике
в зрачке загулявшая младость —
чертовка-сетчатка, финифть
ведь ты же любить умудрялась
лишь тех, кого трудно любить
и тщательно прятала слово,
пригревшееся на языке…
о нет, я не знаю такого —
опасней, чем это пике
всё то, что случится в итоге,
заманит к источнику снов
зачем рассужденья о боге,
когда есть и бог, и любовь
и эти три станции, кстати,
не мелочь в твоём бардаке —
мы больше не встретимся, катя,
но вышла бы ты из пике…
никогда
мне не увидеть вроцлав никогда
особенно, когда я навсегда
особенно, когда везде нигде
разнежится в слюнявой простоте
я видел карабах, калимантан,
ямайку, элисту, урус-мартан,
дар-эс-салам, алеппо и агдам
и даже бандар-сери-багаван
я приходил в тогда на никогда
спешил в облапья вечного да-да
гы-гы-горела тундра и вода
струила шмётки вечно-навсегда
но вроцлава не видеть, и назад
летит обманка в самый южный штат
прощай, любимый дублин средь снегов
ян не вернётся с десяти шагов
весёлая наука чтения (подражание антиоху кантемиру)
молодость, что тщится разумением приумножить
искусство предков своих похвальное тоже
не ведает ни стыда, ни законов правописания
мудрит с произволу и отсутствия всякого знания
на то и я, муж мудрый, вдоволь знающий дело,
берусь за перо вполне дальновидно и смело
дабы примером показать меру воспарения,
присущую слагающим великия стихотворения
днесь и я, читая новыя шедевры,
предпринимал отличительныя маневры
падал, ронял всё, что изыскало тщение
восхваляя новомодныя европейския течения
в прыжке сбрасывал монокль на братию
во имя обострённого творческого восприятия
изысканно голос срывал, изворачивал тело,
и многими путями вершил Апполоново дело
рукоплескал мне весь раут литературный
ибо выступление моё получилось отнюдь не дурно
шляпы взлетали до потолка яко птахи
особливо гренадёрские кивера, да папахи
все монархи разроняли скипетры и мантии
разбежавшись с воплями аж до Новой Голландии
а что ж касаемо дам, то они вытворяли курьёзы такия,
что и поныне я краснею, вспоминая их поступки лихия
но не прошло и минуты триумфального рвения
юнец неразумный вызвался читать стихотворение
и своё недомыслие проявил сей отрок не меньше
разбрасывая по залу прочия предметы и вещи
я схватил юнца за горло, вопящее изрядно
повернул несколько раз, чтобы не было повадно
отбросил тело мерзавца с необыкновенной отвагой
чем принёс безусловную пользу искусству и благо
заликовали ещё пуще ценители поэзии верныя
взирая на мои деяния неимоверныя
поздравления любезныя произносили с выражением
наделили всяким почётом и уважением
признавая за мной достоинства разные
и присущие умения многообразные
призывали царя и Бога в свидетели
называя меня первейшим образцом добродетели
вот такая наука всем юным и несмышлённым
гораздым в доблести и в искусства влюблённым
развивать всяко навыки публичного чтения
с целью обретения славы и должного почтения
как я, муж мудрый и нашедший призвание
что делится с отроками златыми крупицами знания,
призванный к поэзии до смерти и от рождения,
посвящённый в искусства тайныя стихосложения!
кайзер
я кайзер ян прилуцкий
не польский и не русский
не прусский, не немецкий,
довольно королевский,
весёлый и печальный,
чудесно триумфальный,
немного неизбежный,
довольно безнадежный,
плаксиво-лапидарный,
извечно легендарный,
фривольный и фригидный,
обиженно-обидный,
мяукающий, лающий,
привычно впечатляющий
скорбящий и ликующий,
совсем несуществующий…
азеф (кушкину)
она сказала: я — азеф,
кручусь вокруг прекрасных дев,
флаг революции воздев
и тем её презрев
она сказала: я — гапон
в синюшном отблеске икон
летаю, словно эскадрон
с балкона на балкон
она сказала: я один
никем на свете не любим,
всё потому, что я — кретин,
ну, ты подумай, дим!
а я уже неделю
как августин аврелий!
рассматривающему кроссворд (for kayaker)
по вертикали горизонтали
плывут ошмётки, плывут скрижали
разноязычья плывёт закон —
небо царапающий вавилон
к такой-то маме к такому папе
от моисея до хаммурапи
плывут как строчки в поток дрова —
любовь умеет играть в слова
некрасивая девочка
фрейд говорил, что юность поэтапна,
и психика не терпит пустоты,
но пубертат, начавшийся внезапно,
лишил тебя и тени красоты...
ах... что за наказание такое...
я не хочу тебя! оставь меня в покое!!!
ещё одна дура
убийство в ванной комнате
помещённый под душ
я хрипел и мечтал:
«если есть красота в этом мире
то, наверное, это
какой-то овал —
квадратам
не место в квартире»
и ещё я подумал,
что что-то не так,
и совсем никому я не нужен…
может, эта примета —
таинственный знак,
что я кем-то утоплен
под душем?
и всё-таки ире кудрявцевой! (о любви)
ну, предположим, да… восьмое марта…
конечно же… литературный пыл…
весь день читал платона и декарта,
немного пил… точнее, много пил
письмо тебе отправил… жаль, без марок…
вложив туда маис и коноплю…
хотел ещё себя отдать в подарок —
прости, потом к е-мэйлу прикреплю
ян и женщины
ах, как я люблю женщин… особенно летом
на брезгливой обложке курортного пляжа
когда курят они, так держа сигарету —
неподступно, опасно, презрительно даже
я как розы люблю их… скорей, как нарциссы…
и хоть самых красивых украли мужья,
как похожи они на всё лучшее в жизни! —
(лучший, если не знали, конечно же, я…)
пь-ян
вы не видели яна,
он сегодня такое…
что, чудес не бывает,
позвольте спросить?
между прочим, вакансия киногероя
вам сегодня не светит…
а впрочем, мерси…
так, я, в общем, о яне —
вы его не встречали?
ах, он двинул по шее?
и сказал, что любя?
…ян с похмелья дубовый
мечтает о чае —
уходя на работу
он взял не себя…
думать
на станции Татарской
в лютый холод
я долго думал…
это было модно
в осенний туристический сезон
перемена сезона
как капли падают в очки
удачки-неудачки
тайком готовят светлячки
июльские заначки
ушатом валятся деньки
уходит третий ужин
стыдливо гаснут огоньки
от подоспевшей стужи
и лишь испарина болот
зовёт в июль обратно
и манит свет, и током бьёт
и отмерзают пятна
сыграй мне для детей
сыграй мне для детей
чтоб стало потеплей
моей весёлой песенке
про белых лебедей
сыграй мне о зверях
что думают впотьмах
о крошечных охотниках,
иголочках-ножах
я буду тут и там
вести аэроплан
и если выть от боли, то
конечно, по душам
сыграй ещё куплет
мне нравится тот свет,
которым ты глядишь в меня —
а мне и дела нет
Ян Прилуцкий: чёртова черешня.