Михаил Нейман: Четыре вздоха о любви.
Ната Потемкина в одной из рецензий в шутку предложила давать премию имени Виктории Токаревой, присуждать ее следует авторам мужчинам.Не знаю, какая рецензия требуется в данном случае. Если бы меня попросили оценить сборник миниатюр Михаила Неймана, я бы сказала: "Нормально, но..." Почему "но"? Слишком сентиментально, порой сентиментальность становится вычурной, и тут уже художественный текст перестает быть художественным, а превращается в китчевый слепок, типа того, что моя мама повесила у меня на кухне и приказала не снимать. Мне очень долго хотелось его разбить, но потом привыкла, теперь это не просто уродливая тарелка - это ... ну история, "рассказка" как я говорю.
Нет, сомнений публиковать-не публиковать не было. Все-таки мы сетевое издание, а феномен сетевой литературы как раз, на мой взгляд, связан с неким мотивом исповедальности. Из мемуаров сетераторов можно составить многотомное издание, хотя этим никто не будет заниматься, конечно.
В этом сборнике Михаил Нейман пишет о любви, сложное и неблагодарное занятие, ибо, как говорится в какой-то попсовой песенке: "О любви не говори, о ней все сказано". Можно не согласиться со словами песенки и продолжать писать о любви ИНАЧЕ, чем это делали до тебя другие, кстати, Михаил Нейман написал несколько отличных рассказов, основной темой которых является как раз тема любви.
Данные заметки публиковать следует! Поскольку вот из этого (ОК, некоторые авторы называют свои записи сором) появляется добротная проза о любви. Где-то близко-близко проходит грань между личным и коллективным бессознательным, между частным и общим. В "Четырех вздохах о любви" личное одерживает победу над общим, и в контексте творчества одного из постоянных авторов Точки Зрения данный сборник миниатюр пристроился где-то сбоку, если сравнивать издание книжное и сетевое, здесь мы имеем дело с материалом, который публикуют в последнем томе собрания сочинений, но без последнего тома, трудно оценить основные книги. Не знаю, насколько правомерны мои сравнения, но, наблюдая за творчеством нескольких десятков постоянных авторов ТЗ, я уже легко определяю, что значит то или иное произведение в их творческой биографии.
В общем, всем ценителям творчества Михаила Неймана посвящается...
Редактор литературного журнала «Точка Зрения»,
Анна Болкисева
|
Четыре вздоха о любви
2006Дочь учительницы. |С тобой и без тебя… |Любви история, да с комментариями… |Ностальгическое
Дочь учительницы.
Не очень давно, перебирая старые фотографии, я наткнулся на маленькую, неважного качества черно-белую фотографию, на которой видна щека, заложенная за ухо прядь волос и белый воротничок на школьном платье. Я грустно улыбнулся. Когда–то я страшно любил этот снимок...
Она появилась в нашем классе в то время, когда мы вступали в мучительную и прекрасную пору постоянных влюбленностей, мелких романов и роковых треугольников. Переболев в начальных классах первой детской любовью, я, почему-то, довольно долгое время оказывался недосягаем для стрел Амура. Мои друзья влюблялись, меняли объекты влюбленности, я же оставался в стороне от этого бурного потока эмоций. Хотя давно был готов влюбиться, но объект все не подворачивался. Жесткие рамки моих Требований к Принцессе не пропускали претенденток. Соседки по двору и школьные подружки не втискивались в них. Иногда сквозь ограничения прорывались то нога, то грудь, то лицо, но полного соответствия не было, и оставалась одна надежда, что чудо встречи состоится в будущем. Появление каждого нового девичьего лица на моем горизонте заставляло меня искать признаки соответствия Высоким Требованиям, а когда оказывалось, что и эта претендентка не соответствует, то я всерьез задумывался об изменении Требований... Так что, когда появилась Дочь Учительницы, и все эти Признаки, известные только мне, на разные голоса загомонили, убеждая, что это именно Она, я не мог уже сопротивляться. Я для вида покорячился и ...согласился.
Вообще-то, в появлении Дочери Учительницы ничего особенного, по крайней мере, для нашего класса, не было. У нас уже учился сын нашей «азербайджанки», сын «русачки» из параллельного класса, сын нашего завуча, и, очевидно для разнообразия, у нас появилась дочь нашей «литераторши». Но, впервые, среди учительских детей, появилась представительница прекрасного пола, к тому же дочь нашей классной руководительницы, что сразу же навеяло вокруг нее ореол некоей загадочности. Однако этот таинственный флер не помешал нам в первый же день цинично определить, что буфера хороши, корма тоже впечатляет, а вот ноги... Да, у маман-с ноги получше будут. Ну, нам ли, пацанам, не знать этой части тела нашей учительницы...
Короче говоря, я влип... Я сорвался с вершины равнодушия и спокойствия и влетел на полном ходу в маету, кручения и верчения подростковой влюблённости. Мне нужно было её слышать, видеть и осязать, но последнее относилось уже к чистой фантастике. Я поменял парту, чтобы сидеть сзади нее, но не рядом, а поближе к окну. Там, сидя вполоборота, и делая вид, что внимательно слушаю очередного педагога, я мог безнаказанно смотреть на ее профиль и шею. Когда мы бесились на переменах, пытаясь разнести в клочья прочный школьный инвентарь, я всегда находил мгновения, даже в самой жестокой потасовке, чтобы кинуть взгляд на неё и обрадоваться её, пусть даже незаинтересованному, взгляду или же огорчиться, увидев не менее равнодушный затылок.
А потом настало время и у нас начались собироны. Мы, пацаны, юноши, почти уже мужчины, скачущие, прыгающие, по всякому поводу и без, демонстрирующие свою храбрость и ловкость девчонкам и друг другу, вдруг потерялись, и почувствовали себя побежденными. Мы не умели танцевать... Тогда твист, а потом и шейк, только входившие в моду, захватывающие мир и, вдобавок, полу запретные, были не очень популярны, по крайней мере, в нашей компании. Куда как более завлекательны были медленные танцы. И тут мы терпели фиаско - мы не знали, как подойти к партнерше, как пригласить, куда можно положить потеющую руку, а куда нельзя, хоть и очень хочется... Меня учила танцевать Она. Может, я и ошибаюсь, возможно, первое танцевальное грехопадение было и с другой, но основную часть просвещения и введения меня в мир танца, взяла на себя Она.
Дрожащая рука, обнимающая партнершу за талию, запах её волос, ее подрагивающая рука в твоей, чуть пригашенный свет, и, испуганное и сладострастное, кружение головы, когда во время какого-то столкновения на мгновение оказываешься прижатым к её груди. И музыка, медленная музыка, уводящая мысли в неведомые дали. Как глупо и как восхитительно мы были наивны и невинны, как боялись обидеть своими, не совсем приличными, прикосновениями партнершу, в то же время, не упуская такой возможности, и даже не предполагая, что и ей хочется этих же волнующих прикосновений...
Моя влюбленность прошла все положенные стадии - вздохи, фотография над секретером, где я делал уроки, и мечты, мечты, мечты, а в них и долгая счастливая жизнь, и безумные оргии и ... ревность. Я почувствовал страшную и душную её силу, когда один из проходных новичков, проучившихся в классе пару месяцев, на первом же уроке, на котором они появились, посмел взглядом выделить её из толпы и начать долго и пристально разглядывать. Я не могу знать, что уж там в этот момент высвечивалось у меня в глазах, и что там было написано на моей перекошенной морде, но мой дружок сидящий рядом всерьез перепугался и зашипел, заклекотал на меня, надеясь немного свои шумом смягчить мои эмоции... Наверное, помогло, потому что глупостей я не натворил...
Неисповедимы пути незрелой влюбленности... Я не знаю, как дальше бы развивались наши отношения, но как-то подозрительно вовремя у меня начинается затяжной конфликт с Её мамой. Что было ему причиной - моя ли, набирающая силу, строптивость, многомудрое ли решение классной руководительницы рассорить довольно дружный класс, или же стремление как-то компенсировать появляющуюся у дочери ко мне симпатию, но конфликт рос и ширился. Не знаю причины, да это и не важно, но наш роман испарился, не успев начаться. А я уже был заражен этим сладким ядом влюбленности, и, то ли рамки требований стали гибче, то ли претендентки принцессистее, но чуть погодя я перевлюбился и все вернулось на круги своя, однако уже не с ней...
Мы продолжали еще долгое время крутиться в одной компании, будучи уже студентами, с удовольствием трепались, танцевали, но... ушел трепет... Не било током от одного прикосновения, и глаза совершенно спокойно скользили по ее лицу и фигуре, и, танцуя с ней, уже мог наблюдать за действиями других, а не тонуть в ее глазах, и уже начал замечать в ней некоторые неидеальности...
Тихо ноет в груди, когда в моих мыслях проплывают полу обнявшиеся парочки, орущий проигрыватель, полутьма и запах горящих свечей. Почему так тревожно вспоминать своё познавание женщины - нет-нет, не в библейском значении этого слова - а в ощущении пьяни в голове, когда ведешь партнершу в танце, в её покорности тебе, в её, тянущих к себе, глазах и почти неуловимом запахе позаимствованных у мамы духов... Что это-печаль о невзбродившей любви? Ностальгия о прошедшей юности? Грусть опытного охальника о нереализованных когда-то молодым ослом возможностях? Или время собирать камни?
25.04.04 С тобой и без тебя…
Любви история, да с комментариями…
Мы еще не были одним целым. Очень медленно сближались, временами шарахаясь в разные стороны, и опять сходились, прорываясь сквозь разочарования, обиды и обманы прошлого опыта…
Я тогда знал только тепло твоих ладоней и сладость губ. Прикоснувшись ненароком к твоему бедру или груди, долго еще потом не мог утихомирить щемящую боль, взорвавшуюся в сердце. Заглянув в глаза, находил там то, что искал, и все равно еще не верил сам себе... Я уже значительно осмелел с тобой, все настойчивее и настойчивее искал тепла твоего тела, как подтверждения неравнодушия ко мне, но получал только маленькие и торопливые прикосновения, в которых так холодилась твоя неуверенность в чувствах. И в моих, и в своих…
Так хотелось поверить в них, так хотелось попасть в сказку, где все влюблены и все счастливы. И сказка упала в наши ладони. Сказка Белых Ночей…
Город Белых Ночей захлестнул нас холодным дождиком и утопил в сирени... В самом захудалом скверике находилось место для куста сирени, и она облетала холодными каплями и щедро поила своим ароматом все окружение.
Мы сидели на Марсовом поле, в разорванном кольце сиреневых кустов. Над нами свисали огромные ее гроздья, и мы искали счастливые пятилистовые цветы и, смеясь, клали их на язык друг другу. И какое это было счастье, вместе с холодной капелькой сиреневого вкуса во рту, вдогонку, поцеловать твою руку и зарыться в твои волосы, присыпанные сиреневыми и белыми цветкам…
***
- Врешь ты, не было такого…
- Чего не было?
- Не клал ты мне сиренины в рот, сам сжирал, жадина…
- И рук не целовал?
- Нет, что было, то было. И сирень была…
***
Завертело, закружило, потащило нас кольцо Питерских парков. Мы проверяли, меняется ли вкус поцелуя оттого, что в лицо дует свежий балтийский ветер и за спиной блестит и сверкает Петергоф, или оттого, что мы стоим в сумраке маленького гротика между прудами в Царском селе, или обнимаемся в неуклюжей лодке на Елагиных островах…
И сидели абсолютно одни в кораблике, который должен был дотащить нас с Елагиных до Дворцовой набережной. Кораблике, в котором было полно людей, совершенно невидимых нами, потому что мы сидели и смотрели друг на друга, и весь мир сжался тогда до бескрайных, влекущих бездн твоих глаз, куда я падал и падал, и не хотел прекращать свое падение. И кружило меня, и пьянило меня, и качало меня, когда твоя рука лежала в моей, а я прижимал твои пальцы к своим, изнемогающим от этого прикосновения, губам…
***
- А потом я замерзла, и ты довольно нахально полез меня обнимать, объясняя это желанием согреть…
- Но ведь согрел-то? Да и желаний было миллион, в том числе, и согреть... Но вот этих согреваний я уже совершенно не помню…
- Было, мой дорогой, было…
***
Дождь застал нас около Гостиного Двора, и мы, не готовые к этой мокрой радости, рванули по Невскому к твоему дому. Ты, в своей кофточке с короткими рукавами, покрылась гусиной кожей, в босоножках хлюпал дождь, и можно было спокойно идти уже по лужам, не обращая на них никакого внимания.
Мы тихонько, воровски, пробрались в твою комнатку, снятую в коммуналке. И не было повода так прятаться. Но так не хотелось нарушать неуловимое чувство слияния и уединенности какой-нибудь неожиданной встречей... И мы стояли в чужой и тебе, и мне комнате, и со страхом смотрели друг на друга. Предчувствие близости витало в комнате, но мы стыдливо отгоняли его, пытаясь внушить друг другу, что просто зашли погреться и просушиться... И все было знаковым... Как ты протянула мне полотенце, как сама взяла другое и стала вытирать волосы. И таким уютом повеяло от этого древнего образа - женщина, вытирающая волосы... И «Зубровка», разбавленная заморским апельсиновым соком, чуть согрела нас и стала еще одним знаком единения в сгущающемся тихом уютном томлении... И все было естественно, даже то, что руки, потянувшиеся за чем-то на столе, вдруг встретились, и не захотели расставаться. Потом к ним, не долго думая, присоединились наши губы, а чуть попозже, испуганно и осторожно, полу согревшиеся тела…
***
- Да не пила я ту «Зубровку», опять врешь…
- Пила как миленькая… Я тебе ее в сок набухал от пуза, а сказал, что чуть плеснул, для «сугреву»...
- Негодяй, так ты меня тогда споил просто?
- Ну, допустим... А ты что очень сожалеешь?
- Да нет, совсем нет... Но все равно ты негодяй... Сейчас только выясняется, что я столько лет живу со спаивателем невинных девушек
***
В аэропорту ты постеснялась поцеловать меня, и, мазанув по моему лицу губами, быстренько пошагала в глубину, в моем любимом синем «горошчатом» костюмчике… Я смотрел тебе вслед, и мне хотелось бросить всё и вся, и побежать за тобой, и поймать, и прижать, и прижаться, и расцеловать на прощание... Но ты ушла, а я остался один в Городе Белых Ночей… А город, вдруг, опустел… Я приходил во дворик, куда выходили окна твоего временного жилья, сидел на детской площадке под дурацким грибком, курил, смотрел на «твои» окна, и чувствовал, как все изменилось вокруг…
Парки стали просто красивы, а не очаровательны, ночи из коротких и пьяных, быстро перестроились в длинные и пустые, и самым притягательным местом в Питере вдруг оказался заурядный районный почтамт, куда я бегал получать письма «довостребования».
Они дошли до меня, три капли счастья, три письма с интервалом в несколько дней, даже не письма, а две открытки и письмо, которые я знал наизусть, знал, как написана каждая буква и миллион раз перечитал их. Но мне не хватало тебя, твоего голоса, мне так хотелось услышать написанное там своими ушами, а не прочитать... И когда уж становилось совсем невмоготу, я просто доставал их из бумажника, и, глядя на знакомый почерк, представлял тебя и старался услышать твой голос…
***
- Да, постеснялась, а знаешь, как потом жалко было, что не попрощались по-человечески... И писем было четыре, а не три…
- Но получил-то я три…
- Ну я же тебе четвертое пересказывала…
- Ладно, в очередной раз поверю…
***
Какое же это было мучение дотерпеть оставшиеся несколько дней до начала учебы... Я позвонил тебе, когда твои родители были на работе, и мы договорились встретиться у меня дома... Уже за полчаса до назначенного времени, я стоял у окна и смотрел на знакомую улицу, на надоевшие крыши, и напрягался, при виде любой женской фигурки, появляющейся перед моим ищущим взором. А, как и когда появилась ты, я прозевал... Только увидел тебя на полпути к дому и весь заледенел, увидев твою быструю походку… Я стоял около открытой двери и считал этажи, по которым бежала ты… Еще пролет, еще один, ты появилась на лестничной площадке, до меня был еще девять ступенек, ты подняла голову, мы встретились глазами…
Я не помню ничего, ни как ты зашла, ни как я закрыл дверь… Я только помню, как мы долго-долго стояли, обнявшись, и дышали друг другом, и веря, и не веря, что мы снова вместе... Стояли, впитывали тепло, запахи, шепот, погружаясь в какое-то отрешенное небытиё счастья быть рядом с любимым человеком... А потом отрешенность незаметно улетучилась, естественно уступая место жесткой требовательности... И мир сорвался с рельсов, крутанулся, и вернулся на круги своя... И остались только мы, молодые, влюбленные и счастливые, обнаженные и беззащитные перед этим миром, который сжалился над нами и дал нам это великое чудо - Любовь…
***
- Ну вот и всё... Всем всё про нас рассказал… Занавес…
06.09.04 Ностальгическое
Код для вставки анонса в Ваш блог
| Точка Зрения - Lito.Ru
Михаил Нейман: Четыре вздоха о любви. Прозаические миниатюры.
21.02.06 |
Fatal error: Uncaught Error: Call to undefined function ereg_replace() in /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/fucktions.php:275
Stack trace:
#0 /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/sbornik.php(200): Show_html('\r\n<table border...')
#1 {main}
thrown in /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/fucktions.php on line 275
|
|