спрятанные киты
прибрежной полосы-вскрик,
выброшенный кит,
выброженный от чаши хвоста до песочной руки,
сдержанный штурмом штормом своей реки.
тело твое новые тростники,
тело твое стягивают голоски,
у луны на запястье, у воды-беды-
вскинулась волнами до немоты,
спряталась в звездах музыки и простого шума.
жемчуг, как жало на языке,
выложен дочерью моряка на песке:
видела ночью падение маяка
видела как икра перламутр сходилась в кита
бредово обрядово до утра
видела человека через себя
видела как спала тише в ленточках камышей и выше…
разрушение
каменно обречен,
со скалами обручен,
каменно весь навеки в крошечном человеке.
насколько хватило сил
быстрыми огнями небо схватил,
насколько хватило сил
скрещенными руками себя схватил,
несколько кораблей схватил,
насколько хватило сил…
по пепельным волосам
спускается в океан вода.
по скрежету, по расколу
в воду клонится, рушится, по уговору, скала-
камень к камню до самого дна.
медуза
отречение глубины, речки, крошки сома.
крошки в местечке сна сложены как она,
сложны как она, нужны как она.
плачет сигнал прозрачной водоросли,
касается кристалликов сна,
летящих до вымышленного дна,
уставших блестящих до самого дна…
глаза ладони уснут на воде,
ресничками водичками рисуя мне,
рискуя мне, играя мне.
украденный свободный снег
кружится-ложится в глубине,
где крошка сом в заледенелом огне,
где речка сон в заледенелом огне…
фигурки
снежок
мне в пору его безнадежный убой,
биться как птица с самим собой
о потолок балетный низкий,
его бесконечный убой уже близко.
за каждым углом притворился гость-
кто не тростник, тот сухая трость.
не приноси меня в дар лифтам,
всяк входящий остается там.
не заставляй по губам читать,
отслоится гость и уляжется спать.
утренний праздник-считать тени,
собирать белогривые окурки и мерить чужие платья.
я не могу измерить воду поэтому мы регулярно платим
снег перешел от одной кровати к другой, сжег фотографии…
изо рта в рот мы перекидываем снежок-
его хватает нежно где то между нами, снами…
иокаста
ночь неживая, ножевая-сторожевая
живи без сна в коротком окне, в ее шепоте и в моем огне,
в ее трудности двух котов- вся в шерсти с двух годов, вся в словах с шести.
еще музыку не донести, вот вода так вода, гулливер из нот.
ночь позови и она придет
туда где провал где я, донный камень и скучный парень,
может вырасту сорняком, может самым красивым цветком,
может вырасту вон из кожи, может мы с тобою похожи.
иокаста ночная тень, живая, ждущая, ножевая,
как питаться тобой не тебя желая,
как играться тобой не тебя играя, я не знаю, и ты… не знаю.
пятиться и расщепляться, биться и выбиваться в рыхлой натурной фальшивой жизни
без кислорода погибнут мысли без пересчета исчезнут годы
без откровений весна как осень бездна берлога логово,
а дыхание нас не спросит-на двоих оно одинокое, на двоих оно однооко.
корабли
полет шмелиного короля
над палубой корабля,
где перелистанная вода,
где перевернутая земля,
где матрос переходит в щепку,
наступает закатом в море-
капитанская дочка-мостик.
из палат вылетают чайки
и разносятся от прибоя,
как частицы глазницы, как байки,
как с востока космические самураи
(как комически они умирают).
ползет переходный возраст
мышиного короля
по палубе корабля,
из машин вытекает душа,
от махин остается суша.
на китах океанский пузырь-
игрушка мышиного нараяны.
все притоки сошли с ума
и по рельсам стекают в ямы,
и по звуку находят раны,
потерявших отбой кораблей
(потерявших внутри людей).
илья аменц(уотт): море.