Верь, я хороший
верь. верь. верь. верь.
дверь. дверь. дверь. дверь?
не поедем ни в Тверь,
ни в Кейптаун,
там зверь.
между башен в downtown
еще теплится зверь.
зверь. зверь. зверь. зверь.
транспортная проблема - пробок херь.
херь - нелитературно,
замените!
мы сочиняем беспробудно
сонеты нефертити.
в современный саркофаг
положим ей процессор
и наши экзер... fuck!!!
и наши экзерсисы.
спи, нефертити, наркотический повеса.
мотив потери веса
важнее стресса, треснул пасквиль,
паскуда, поэзии пасынок,
и в атмосфере всеобщей заспанности
вылезла же...
вылезла же...
вылезла жемчужина
на последнем вираже
тебе ненужная -
дальше танцы неглиже.
дай-ка погляжу,
ого! в мочке уха
золотой жук - не муха...
и на старуху бывает старуха бывает старухой,
железное брюхо к порке не глухо.
а можно понюхать?
потрогать...
проверить...
отведать...
желаете мной отобедать?
спасибо, но Гринуэй уже снял,
и вам остается лишь сдаться в аренду
в той комнате, что без зеркал
и с обоями по трафарету
в горошек.
я не просто хороший.
я густо хороший.
я грустно хороший.
я гнусно хороший.
верь.
На смерть
Karma Police
одиночеством голоса
бьёт "Karma Police"
по всем моим лицам,
по всем воплощениям,
и возвращает в пещерное,
в незафиксированное положение,
в скитальческое,
в добензозаправочное,
где я в позе мученика,
а фотограф - мальчик,
которому достаточно молиться,
чтоб небо падало сквозь фотообъектив в глазницы,
щелкнет двойным рукопожатием,
рукоположением,
рукопроклятием,
и выведет на чистую воду
всю простоту взрывного механизма
и несложных аккордов его,
запрятанных в пыльные ризы,
и в считалочки модные
про борьбу с терроризмом.
расстоянье до Бога
грех мерить шагами,
а буквами - лень,
не так уж и важно с какого боку
к нему подойти,
подползти на коленях,
попасть в его светлую тень.
а можно остаться пить кипяток
в честь пострадавших,
а потом - по распродажам,
напевая "мир так жесток",
со смехом
вспоминая,
как промок
до костей, до вины,
до слез, до отчаяния,
и бежал, не вспоминая о чае
в 5 o'clock.
"Karma Police"... тебе не нравится?
заводи снова, а то я уйду.
такая уж большая разница,
кто кого обнял,
кто кого взорвал,
кто кого имел
в виду?
я немного устал от защиты стен -
ты думаешь,
я равнодушен как репортер CNN?
тогда послушай это.
[включается запись]
ON.
я боюсь, мне кажется они наступают,
наступают со всех сторон...
кто даст мне сил оставаться на месте?
кто даст мне время подумать и побежать?
сегодня во сне,
предчувствием огненной мести
белоснежный хиджаб...
там были дети...
да будьте вы прокляты!
будьте вы...
........ прокляты
во веки веков!
OFF.
лепестки газет на улицах - тоже листопад.
знаешь, я не видел ад, лишь последствия ада.
в наушниках "Karma Police".
не бойся, не надо...
Над молоком
Частица красного - в немыслимо горячем белом.
Живое теплое - в искусственно прокипяченном.
Сомнение - в пропахшем утверждениями теле.
Веселое - в документальном фильме "Обреченность".
Незрелое - в очередях за полным совершенством .
Кощунство - в популярном толковании спасенья.
Жестокое - в воспоминаньях о счастливом детстве.
Бесстыдное апрельское - в задумчивом осеннем.
Не приглашайте - и не будете убиты.
Не скидывайте кожу - так теплее.
Намек на несвободу - в приоткрытом.
Предчувствие горчицы - в карамели.
Разорванные письма - не диагноз...
...А если вы задумались неведомо о ком,
попробуйте порезать палец
над чашкой с недопитым молоком.
Сложно плакать (Any sex, any drugs)
Сложно плакать в те времена, когда мертвым клювом,
как у птицы незыблемо местной, насестной, отморожен носик
у чайника, вскипятившего воду, в которую не плюнуть
голосом ватным, что взаперти держит свой лучший госпел
до худших времен. Я х*ею, оправданы слезы, как гадость,
высказанная глазом-бесстыдником мутному стеклышку
поднадзорной трубы. Через оранжевую подкладку
шпионски рассохшегося пальто следить за распростертыми
улыбающимися таксами на руках, на коленях, на полумесяцах
бровей победителей конкурсов тщедушных трансвеститов,
весело крошащих крики толпы за бортом в предвесеннее месиво
с уключин ключиц невыносимыми веслами (нееттт.. не свистите!!!
не дребезжите!!!). Раз – any drugs, раз – any sex, и эники-беники
ели вареную кожу гриппующих кур, запивая микстурой от кашля,
мечтая о прежних самих, и о новых себе, как иконы в побелке,
как победы в икоте, причисляя к оскалу всеобщего «наши»,
и меня, находя в отсмердевших качалках, каталках, и креслах,
в трюмах лайнеров, вдутых в бутылку с мечтой – не отчалить,
закинуться якорем, танцевать при свечах до утра – и без стрессов…
… Трудно не плакать, когда ксерокопирован повод для счастья;
эти слова «буду счастлив в земле, буду счастлив в тебе»
за поворот головы перед визжащим печатной головкой мгновением ока,
погружаясь, в урчащий, как раковина после запоя, Тибет,
гнутым штопором в тысячный раз я вверну в пробку Бога,
и опять не найду ни заначек прощений, ни простейших отличий
между нами – если и было, то выблевал я свое «чуть-чуть»,
и Дурак мой, в одной цене с цинковым циником, мой Паралитик,
заставляет почувствовать общее Отче как просто дешевую муть.
И в этом мое приключение здесь
Бесшумные названия станций
не подходят ни для сказок,
ни для прошлого.
Здесь остается только выдумывать
шаги и повороты.
Вот именно.
***
Атлас разорван беспомощными пальцами.
Когда неважно, где остаться,
разрушаем мир, хлопаем дверью,
забыв о приличиях,
в ладоши, триста шестьдесят пятой хлопушкой.
Наверное,
и здесь умирал какой-нибудь Пушкин,
да только забыли поставить табличку.
И в этом мое приключение здесь.
Амнистируйте и избавьте от имени.
Ненаписанным состариться стараясь,
я покинул все, что можно было покинуть.
Цветоразделяя озябшую радость
человеко-корзин, встречающих взгляды ответом,
вянет ресница, слипается с нижней сестрой.
Остается один миллиметр
до вопроса:
"Как сюда, в никуда, меня занесло?"
И в этом мое приключение здесь.
Есть места, где так много меня.
Потому я от южных столбов звуковой параллели
отползаю в квадратные джунгли упавшего дня.
В ледяные блестящие книги.
Под нездешнюю злую кору.
В уголек,
разошедшийся вновь поутру
и позволивший мне не допрыгнуть
до крещендо метро. В акварели
просроченных спутников города
мне подумалось о количестве упоминаний имени,
на которое не откликаюсь уже второй день.
Среди сотен знакомых порогов.
Среди тысяч забытых друзей.
И в этом мое приключение здесь.
Citizen Erased: Any sex, any drugs.