Алексей Петров: Страдания литератора А.С.П..
«Трепетные головки ромашек и нежные едкие лютики поникли и спрятались в густой траве.
Он сказал мне горькие слова, и я застыла, как от удара, онемела, почернела от горя. Он был холоден, словно айсберг в океане, который робко прячет от глаз общественности все свои заботы, проблемы и печали под чёрною водой.
Сначала я подумала, что ослышалась, но когда он повторил сказанное ещё раз, я решительно сняла наброшенный им на плечи мне кургузый пиджачишко и отвернулась. У меня хватило сил казаться гордой. Я сделала вид, что ухожу, а он не попросил прощения…
Он сказал мне не те слова, которые я так долго ждала от него.
Потом я долго-долго бродила одна у чёрной реки, у переправы, где венчает юные сердца престарелый паромщик Пахом…
Ах, зачем вы, девочки, красивых любите? Ох, непостоянная у них любовь!» Как такое произведение можно было опубликоватьна Точке Зрения?))) Очень просто. Это же страдания литератора, пытающегося написать РАССКАЗ О ЛЮБВИ для конкурса на сервере Угроза.ЦРУ. Проза.жи в исполнении Алексея Петрова не столь уж и скучна во всяком случае для читателя, интересующегося сатирическими произведениями.
Конечно, надо было опубликовать сборник несколькими днями ранее, но почему-то я это не сделала.Дело в том, что воспринимаю первоапрельские публикации как миленькие такие штучки, ни к чему не обязывающие. Так что это - шедевр мировой литературы? Нет, думаю, и сам Алексей Петров не стал бы ставить планку так высоко. Просто страдания литератора, знакомые почти каждому посетителю ТЗ.
Редактор литературного журнала «Точка Зрения»,
Анна Болкисева
|
Страдания литератора А.С.П.
2006Непостоянная лю, или Проза.Жи |День Смеха |Средство от графомании |Инопланетянин |Ах, припечатал!.. |Страдания литератора А.С.П.
Непостоянная лю, или Проза.Жи
Весной Национальный литературный сервер Угроза.ЦРУ объявил конкурс на лучший лирический рассказ о любви. Конечно, я тут же сел и написал одно из величайших произведений мировой литературы. Чтобы не быть голословным, приведу его полностью.
«Трепетные головки ромашек и нежные едкие лютики поникли и спрятались в густой траве.
Он сказал мне горькие слова, и я застыла, как от удара, онемела, почернела от горя. Он был холоден, словно айсберг в океане, который робко прячет от глаз общественности все свои заботы, проблемы и печали под чёрною водой.
Сначала я подумала, что ослышалась, но когда он повторил сказанное ещё раз, я решительно сняла наброшенный им на плечи мне кургузый пиджачишко и отвернулась. У меня хватило сил казаться гордой. Я сделала вид, что ухожу, а он не попросил прощения…
Он сказал мне не те слова, которые я так долго ждала от него.
Потом я долго-долго бродила одна у чёрной реки, у переправы, где венчает юные сердца престарелый паромщик Пахом…
Ах, зачем вы, девочки, красивых любите? Ох, непостоянная у них любовь!»
Вот такое, скажу без лишней скромности, незаурядное сочинение русской словесности.
При этом, бль, я как-то умудрился, бль, обойтись без единого матерного слова, нах, хотя, бль, рассказ, нах, написан о любви, сука.
Какое-то время ушло у меня на поиск названия. Я выбирал между тремя: «Зачем вы, девочки?», «Одна у переправы» и «Непостоянная любовь». Я остановился на последнем. Оно казалось мне самым точным и (хотя рассказ был написан от лица девушки) по-мужски сдержанным.
Чтобы не попасть впросак, нужно было ещё раз уточнить условия конкурса: когда посылать, в какой форме посылать и, главное, сколько за это дадут.
Я опять нашёл на сайте нужную статью, и тут мне на глаза попалась интригующая фраза о том, что объём рассказа не должен превышать… 600 знаков! Включая запятые, пробелы и точки над буквой «ё».
Я стал размышлять: 600 знаков – это много или мало? Сколько это конкретно? К примеру, каков объём моего нового рассказа?
Компьютер ответил мне на последний мой вопрос очень быстро. Оказалось, что в моём рассказе 1365 знаков… Я насторожился и подумал: «Тут что-то не то. Допустим, у членов жюри конкурса совсем нет времени читать всякую ерунду – не значит же это, что мы должны присылать им нетленки размером со средний анекдот».
А интересно всё же: много это или мало – 600 знаков? Сколько, например, их в слове «ромашка». Я сосчитал. Оказалось, семь. Не больше и не меньше. Да плюс два пробела, спереди и сзади. Итого восемь. Нет, девять. (С арифметикой у меня всегда было плохо. Это понятно: я ведь писатель, а не счетовод.) Значит, чтобы отправить более или менее подходящий рассказ на Стервозу.Пру, нужно написать слово ромашка всего 85 раз без пробелов. Вот так:
ромашкаромашкаромашкаромашкаромашкаромашкаромашкаромашкаромашкаромашка
И так далее. (Здесь десять раз.)
Чепуха какая-то получается, подумал я. Вряд ли в моём рассказе такая прорва букв! Это компьютер врёт.
Я решил пересчитать вручную.
«Трепетные» – 9, с пробелом будет 10. «Головки» (прости, господи!) – 7. «Ромашек» – уже, кажется, считал… «И» – одно! (Отличное слово!) «Нежные» – 7 с пробелом. «Едкие» – 5…
На втором абзаце сбился.
Что делать? – задумался я. Можно, конечно, пойти на хитрость. Убрать, например, десяток запятых. Или вместо «ромашка» написать «ромшк» и сделать вид, что не заметил опечатку. «Забыть» о правиле двойного «н» в причастиях. Везде ведь есть редактор. Он исправит. Наконец, ромашку можно заменить на «пион».
С запятыми я решил всё же не шутить. А то получится что-нибудь вроде «гипс нельзя ампутировать». Или, скажем, «примочки нельзя кастрировать». Опасно. Не поймут.
В конце концов, для меня, будущего лауреата Нобелевской премии, подобный бесчестный путь к славе просто неприемлем.
Я отправил рассказ в том виде, в каком он был написан. Все 1365 знаков. Понадеялся, что там, в жюри, никто с карандашом в руке считать не будет.
Но вскоре я получил «мыло» от одного из членов жюри – культового сетевого писателя (хотя пока ещё и не известного в широких читательских кругах), литературного критика, модератора и номинатора Петра Парадизкина, выступающего на сервере Слёзы.Поутру под звучным ником «Apostol П». В своём послании Пётр назвал меня гением. Чтобы не быть голословным, приведу здесь его письмо полностью.
«Не, блин, – написал мне литературный критик, – это, конечно, не лирика. И не любовь. И даже не рассказ. Это, блин, такая жизнь. Жизнь как песня, блин. Я бы так не смог, наверно, написать. Потому что Вы создали выдающееся произведение. Но на конкурс принять его не можем. В нём многого недостаёт. Забористого названия, например, разнузданного секса, нецензурной лексики, половых извращений, трепетного светлого чувства… Сейчас так нельзя писать. Сейчас пишут по-другому. Так что примите мои поздравления. В Вашем рассказе сама правда жизни. Но вынужден отказать.
ЗЫ. Блин, чуть не забыл. По-моему, рассказ слишком затянут. Не следует так упорно переливать из пустого в порожнее. Постарайтесь как-нибудь покороче формулировать свои мысли. А то, блин, читатель быстро заскучает и выбросит Ваш гениальный рассказ на помойку.
Всего Вам доброго».
Вот что написал мне литературный критик.
И тогда я решил переделать рассказ заново. То есть попросту сократить до 600 крючков. Но к Парадизкину больше не обращаться.
Первым делом я выбросил «едкие лютики» и «густую траву»: теперь было не до икебаны. Оставил только «ромашки». Пришлось пожертвовать и «айсбергом». Как, впрочем, и «стариком-паромщиком». Жаль! Яркие метафоры, найденные мной, казались мне совершенно неотразимыми, оригинальными, бьющими наповал.
«Кургузый пиджачишко» я оставил. Интригующая бисексуальная деталь. Пусть будет.
Конечно, «красивых» пришлось удалить. Не в красоте дело. А если он урод, то что же? Простить ему непостоянство в любви?
Последнюю фразу рассказа я, разумеется, оставил, потому что она объясняла название.
После этого я пересчитал знаки снова. У меня получилось 604. Стал искать слово в четыре буквы, чтобы сократить. Такого не нашлось. И тогда я в слове «любовь» оставил только две буквы. Получилось даже мило. Оригинальная постмодернистская фишка на закуску. Для тех, кто понимает.
Теперь рассказ поражал ёмкостью, лаконичностью, афористичностью, драматизмом, эротизмом и скрытой динамикой. Чтобы не быть голословным, привожу его ниже:
Ромашки спрятались.
Сняла решительно, но он не попросил.
Непостоянная лю.
Я отправил этот шедевр на конкурс и стал ждать результата.
Ответ пришёл незамедлительно. Там было вот что:
«Уважаемый автор!
На наш конкурс принимаются произведения, написанные только в жанре прозы. Японские хайки мы не заказывали. Надеемся, что Вы пришлёте нам что-нибудь другое – фельетон, юмореску или прозаическую пародию.
Желаем Вам счастья».
В довершение ко всему, я, ещё раз изучив условия конкурса, обнаружил, к своему ужасу, что максимальный объём сочинения должен быть отнюдь не 600 знаков, а… все 6000! А я-то пересчитывал буквы, кромсал свой шедевр, оскоплял его, калечил, уродовал, резал по живому!.. Получается, что зря.
А всему виной моя невнимательность и досадная ошибка в вычислениях. Говорил ведь, что математик из меня никакой. Чего нельзя сказать обо мне как о литераторе.
Вот такая Проза.Жи. День Смеха
Тут на литературном сайте объявили первоапрельский конкурс юмористических рассказов. Так один чудак прислал такую бодягу:
«Я вчера видел раков. По пять рублей. Но больших. А сегодня маленькие. Но по три рубля. Но маленькие. Те, вчера, были большие! Но по пять. А сегодня – маленькие. Но по три рубля. Потому и по три, что маленькие… Те, вчера, были большие – звери! Но по пять. А сегодня – маленькие. Зато по три… Если бы у меня вчера были пять рублей… Но у меня и сегодня нет трёх… Недавно один идиот мне за рубль жабу предлагал. Но большую! За рубль!..»
Смех один! И этот, прости господи, автор считает, что написал смешно, коль уж выставил подобную чушь не всеобщей суд! Он ВСЕРЬЁЗ полагает, что это смешно!!! Выставить бы его самого с этим текстом на сцену, пусть читает. Может быть, поймёт тогда, наконец, какую ахинею несёт.
Один из критиков сайта ему так и написал: «Уссаться! Укататься! Я смеюсь и держусь за чрево! Скучно, девушки…» И высокомерно посоветовал незадачливому горе-писаке побольше читать Ильфа и Петрова. (Кстати, спасибо за комплимент!).
…Неприятности у организаторов конкурса начались сразу, с первого же дня. В середине марта они вдруг вспомнили, что скоро День Смеха, и объявили конкурс. И зачем-то ввели драконовские ограничения: чтобы рассказ нигде и никогда до этого не печатался! И чтобы не больше 6000 знаков! А вдобавок объявили с ума сойти какую премию: 200 баксов на всех. Усса… простите! обалдеть можно. 200 долларов! Приличному бизнесмену целый час работать надо за такие деньги!
Да ещё представительное жюри назвали. Их, якобы, все должны знать и чтить. А на всякий случай, чтобы никто не вякал, рядом с некоторыми фамилиями зачем-то страну указали. Кеша, допустим, Сыротёс, а рядом приписочка из трёх букв – «США». Не скажу ничего плохого о Кеше, но о США вряд ли кто-нибудь скажет сегодня что-нибудь хорошее. (Но Кеша тут не виноват, конечно.) Или, скажем, Филя Сидоров, Занзибар. Или, наконец, Otеts Hamleta из какой-то там Страны Черепашьих Панцирей. То есть эти люди лучше нас знают, над чем мы тут смеяться должны. В России своих арбитров не нашлось. Вернее, нашлось, но мало. Не хватило. Просто смех!
Всё бы хорошо, да некоторые из этих членов в жизни и мизинца не приложили к юмористическому жанру, пишут совсем о другом. Так зачем же их притащили на конкурс, хочется спросить? Юмор – это нечто специфическое, тут надобно особый слух иметь, опыт (хотя бы читательский) и глаз зоркий. А они, члены то есть, прочитавшие, может быть, за всю жизнь разве что пару мелочишек Арканова, теперь вот вынуждены мучаться и корчить из себя знатоков… Юморески пишут одни, а в жюри сидят другие.
Держимордовские окрики начались сразу же, на этапе подготовки и обсуждения условий конкурса. «А если мой рассказ уже напечатан на никому не известном сайте «Молочный коктейль»?» – скромно спрашивает какой-нибудь Вася Кузнецов из Задрючинска. А ему грозно отвечают: «А это что, по-твоему – не публикация?». Н-да… «публикация», спаси и помилуй… А Петя Смирнов из Волчехренска интересуется: «А может быть, увеличить объём рассказа хотя бы до восьми тысяч знаков?» И тут же из недр сайта следует могучий рык: «Слышь, ты, Смирнов! Сказано тебе – шесть тысяч, так не хрен выёживаться!» Ну, думаю, началось: литературная интеллигенция взялась за дело.
Меня это условие конкурса (о том, что можно предлагать только новое) поставило перед сложной проблемой: где найти свеженькое? Знать бы раньше, что будет такой конкурс – придержал бы что-нибудь поприличнее. Но нет, поторопился, вывесил на сайте то, что теперь очень даже кстати было бы. Всем авторам ведь хочется немедленно, только напишут, поделиться с читателем своими самыми лучшими (как они думают) опусами … Что делают авторы в подобной ситуации? Одни, наверно, срочно удаляют со всех далёких сайтов какие-то свои нетленки. Другие просто садятся и пишут новенькое. Написал и я. Специально для конкурса. Но не приняли. Без указания причин. Два рассказика (те, что оказались вовсе уж на безрыбье) приняли, а этот, получше, пожалуй, – нет. Я сократил рассказ на треть и снова отправил на конкурс. Оттуда пришёл сердитый (и загадочный одновременно) совет: «Внимательно читай условия конкурса!» Всё. Так я и не понял, какое условие не выполнил.
Тогда я написал ещё одну эпохалку. Её не приняли тоже. Я стал теряться в догадках. А когда до окончания конкурса оставалось 10 (десять!) минут, ко мне пришло «мыло» от организаторов: «Слишком много знаков. Условия конкурса для всех одинаковы». Я решил не суетиться и не стал исправлять ошибку за десять минут. Мой компьютер написал, что в рассказе 5700 знаков. Организаторам, видимо, показалось, что больше. Интересно, как они считали? На счётах, наверное. У нас ведь не Занзибар. У нас у всех компьютеры показывают разную цифирь…
И после всего этого организаторы удивляются, что в нашем литературном кружке никто не умеет писать так, как Задорнов, Трушкин или, на худой конец, Франсуа Рабле. Ну, смех! «Сделайте нам смешно», – попросили организаторы, а когда вдруг обнаружили, что присланные сочинения не вызывают приступ гомерического хохота через каждые пять-шесть секунд – рассердились. Похоже, их интересовал только один жанр литературной юмористики: эстрадно-цирковой. Пародии, сатира, лирический юмор, рассказики-обманки в манере Антоши Чехонте, весёлый наив для детей, ироническая проза, мрачно-оптимистические монологи в стиле Жванецкого, Даниил-Хармсовский гротеск, социальные памфлеты, ирония, скепсис и проч., по всему видать, здесь не катят. (Тут я подумал: может быть, им лучше было бы включить телевизор и посмотреть какую-нибудь «Смехопанораму» или «Аншлаг»? Это проще. Только вот Хазанов – Хазанов! – почему-то не далее как позавчера заявил в телепередаче «Школа злословия», что такие тексты, какие пишут нынешние наши «писатели-сатирики», не есть литература…)
И вот конкурс закончен, и дружным журавлиным клином потянулись обзоры, написанные умелыми руками маститых. Только двое, кажется, отнеслись к своей роли серьёзно: честно признались, что не успели прочитать всё, что выставлено на конкурс, да и не понимают они, зачем их позвали в жюри. Остальные же кривлялись и ёрничали, навязчиво выставляя на всеобщее обосрение в первую очередь себя, любимого. Кто-то ненароком вспомнил своих родных и домашних и рассказал, как те незаметно подсовывают под Него диктофон, чтобы записывать весь Его поток сознания. Кто-то явно морщился, вспоминая кое-что из прочитанного. (Ну, это понятно: поди прочитай 135 рассказов – даже если они размером с куплет блатной песенки, – когда настроение ни к чёрту, погода дрянь, да и в карманах давно не шуршит… Не смешно написано, и всё тут!)
А ещё один «литературный критик» вдруг стал материть первого попавшегося под горячую руку автора, ругая того за фамилию героя рассказа и ещё за то, что автор вообще взялся за перо. «Материть» – это не фигура речи. В речи этого критика вообще не было никаких фигур, одни «устоявшиеся лексические формы». «Зачем ты, козззёл, вообще это написал?! Какого, спрашивается, хрена?!!!» Это я довольно сдержанно перевёл открывшийся нам подстрочник. Читал я и думал: это что – национальный (!) литературный (!) сервер или разборка у параши? Так и чудится: пахан осерчал и обкладывает херами своих шестёрок… Иных за подобную эскападу вообще «отключили» бы от сайта, и ему пришлось бы минут пятнадцать изобретать имя для своего нового клона. Но этого – низзя! Поскольку он редактор, номинатор, модератор и прочий «-тор».
Жаль. Ожидалось, что получится неплохой День Смеха – если бы, к примеру, «обозреватели» написали свои рецензии с юмором и выдумкой. А вышло чёрт знает что. Переругались, перегрызлись…
Но я не в обиде на вас, ребята! Честное слово! Я понимаю, что вы о своём, наболевшем, думаете. Вас волнуют свои нетленки и эпохалки, а тут вам подсовывают какую-то – тьфу! – лабуду. Вас читает и знает весь мир, а членство в жюри – это всего лишь досадная помеха на вашем пути в Вечность.
Но и это не главное. А главное вот что. Ребята! Вы же для меня просто кладезь! Неисчерпаемый источник вдохновения. Я ведь на эту тему уже третий рассказ за неделю накропал! И ещё, наверно, напишу. А до этого целый месяц не писалось, «поля мои лежали в глуши, и были погашены мои заводы»… или как там выразился поэт Вознесенский?
Кто-то, возможно, теперь обидится и уйдёт на Хи-Хи.Ру. Там хоть и не дают за каждый чих 200 баксов, зато тусня весёлая. А я не в обиде. Давайте писать дальше. Писать и смеяться – над собой, над другими… День Смеха ведь всё-таки!
P.S. Вы позволите мне, господа, поместить этот рассказик на мою страничку? Я ведь его написал только потому, что вам скучно было… Средство от графомании
Инопланетянин
Доигрались! Чёрт знает что мерещится. А всему виной газеты! Повадились об одном и том же писать: инопланетяне, летающие тарелки, внеземные цивилизации... Заладили одно: там НЛО, тут НЛО, в небе над Мичуринском рыжие кольца наподобие поршневых, в Воронеже пацаны каких-то трёхглазых видели, в Перми – «зона посещения»... Зачем всё это? Я думаю так: чтобы мысли посерьёзнее в голову не лезли. Десять лет назад никаких инопланетян, слава богу, не было, а сахару – хоть в ноздри засыпай.
А сегодня – так вообще! Еду с дачи, педали скрипят. Слякотно, скользко – осень... Да если б не те саженцы, чёрта лысого меня заманили бы на дачу. Но уж очень синап хороший достал. Дай, думаю, съезжу, посажу.
Но дело не в этом. Главное: уже туда едучи, чувствую, что-то не то с моей психикой. Вроде боюсь чего-то.
Ну, это ещё ладно, кое-как справился. А вот обратно!..
Качу, значит на своём велосипеде. Опять, стало быть, полюшко-поле чёрное. Уже смеркается, очертания предметов едва угадываются. Небо чуть светлее земли.
Въезжаю на пригорок и вижу: вроде как фонарь далеко в поле светит. Ни шума, ни движенья какого – тишина. И ни души вокруг километров на пять. Жутко мне стало. Ну, что можно делать поздней осенью в сумерках посреди вспаханного поля? «НЛО, не иначе, – думаю. – А почему бы и нет? Запросто. Вон уже над Воронежем летают».
Струхнул я, честно скажу. Велосипед пришпорил и нервно так, сквозь зубы, замычал: «Я долго буду гнать велосипед... в глухих полях его остановлю...» Ещё, кстати, неизвестно, кто тут кого остановит... А фонарь – ничего: ни удаляется, ни приближается. Хреновый объект. Совсем уж неопознанный.
Для спокойствия решил я на дороге сосредоточиться: ещё врежешься куда-нибудь – костей не собе... Оглянулся, а фонаря-то и нет! Головой верчу: куда делся? Неужто в небо взмыл «бесшумно и стремительно»?
Бросаю взгляд налево – ох! Опять тот же свет, но теперь уже намного ближе, и гул какой-то, будто мотор работает. Может, трактор? Э, простите! Чернозём непролазный, ветер за пазуху когтями лезет... Какой уж тут трактор? НЛО!!!
Запаниковал я, на педали налёг, а фонарь – наперерез мне!
Слышу голос:
– Эй, мужик! Покурить дай.
Инопланетянин, значит, кличет. И вид-то у него какой-то нелюдской: глаза большие, красные, голова лохматая, ручища длинные, комбинезон неопределённого цвета...
– Ну, чего молчишь? Курево-то имеешь или нет?
«Придуривается, – соображаю я. – Под нашего косит».
Я молчу. Что тут скажешь? Летательный аппарат метрах в тридцати стоит, контуры его еле различаются в темноте, прожектор уже погашен. И такая во мне робость! Ну, хоть бы аппарата не было, тогда, может, и справился бы я. Ишь, под рабочего человека вырядился.
И вдруг возникла в моём сердце гордость невиданная: не сдаваться! Не посрамлю имя землянина!
– Не курю, – отвечаю я заносчивым тоном Штирлица, угодившего в лапы папаше Мюллеру.
– Ну и дурак, – вяло отзывается пришелец голосом артиста Броневого. – Тут жить-то лет десять осталось...
Намекает, стало быть.
– Что не спится-то? – между прочим интересуюсь я.
– Да вроде не время ещё, – отвечает. – Напарник в село за горючим подался, а меня оставил эту бандуру стеречь. Да что-то назад никак не вертает. Видать, забурился уже, чертяка.
«Ясно, – догадался я, – авария у них».
– Так, может, не нашёл подходящего горючего?
– А нам какое-никакое, – машет он рукой. – Лишь бы горело.
«Вот это прогресс! – думаю. – Хошь тебе бензин, хошь керосин...»
– Нет, бензин не годится, – угадывает мои мысли он. – Спиртику бы...
Что ж, смекаю я, тоже можно.
– Мы-то сами нездешние...
– Издалека? – притворяюсь я.
– И-и... – он вздыхает и машет рукой куда-то в направлении далёкой звезды, повисшей над горизонтом.
«Нелегко, должно быть, – думаю. – А ну-ка, поди порадуйся, когда нелёгкая в страну чужую занесёт».
– Давно уже тут, – объясняет инопланетянин. – Шабашим. Всё никак задание не выполним. Завтра – крайний срок. Завтра в совете спросят по всей строгости. Начальник въедливый попался, и не проведёшь его. Словно мысли читает.
– Телепатия, – понимающе киваю я.
– Какая там симпатия, – он брезгливо сплёвывает. – Вот у напарника моего – так уж точно. Завёл, понимаешь ли, себе зазнобу, Люську из сельпо. Может знаешь? «Симпатия, – говорит, – у меня к ней». А сам целыми днями у неё... Нет, ненормально как-то всё.
– АЯ, – подсказываю.
– Чего?
– Аномальное явление то есть. Да удивляться нечему, коль уж вы тут...
– Ну, не знаю, – пожимает плечами инопланетянин. – Мы-то что, это всё Люська парня с пути сбивает. А моё дело простое. Трактор – он и есть трактор. Что с него взять?
– Как – «трактор»? – теряюсь я. – Какой ещё «трактор»?
– Да самый обыкновенный. Вон он на бугре стоит.
– Так ты тракторист?!
– Ну.
– Что же ты мне голову морочил – «горючее», «задание», «нездешние»?
– Ну?
Нет, это просто невозможно! Он ни черта не понимает! Да куда ему? Всё ведь на роже написано: копейку зашибает. Инопланетянин... Тьфу!
– Да ведь я же собрался уже было туда... к вам проситься! Эх!..
Резко поворачиваюсь и влезаю на велосипед.
– Куда проситься? К нам? Зачем?
Э, да поди ты!
– Погоди! Куда же ты? – кричит он мне вслед. – Нельзя же так... Парень!
Но я не слушаю его. И так вон сколько времени потеряно. А всё газеты виноваты: пишут о всякой ерунде, мозги засоряют. Возмутительно!
***
Молодой литератор районного масштаба Танечкин ещё раз пробежал глазами свой рассказ и удовлетворённо потёр руки. Всё верно, так оно и было. Жаль, конечно, что этот чудак не инопланетянином оказался, зато – тема для юморески. Теперь чуть подретушировать, подправить – и готово дело. «Отдам в районную газету, – решил Танечкин. – Статейка, между прочим, альтернативная получилась – в пику недавнему очерку о зоне аномальных явлений. А то вздумали людей пугать».
Танечкин прислушался к ровному дыханию спящей супруги и зевнул. В доме было тихо, но вдруг...
Тёплая ладонь мягко легла на плечо Танечкина.
– Ну, мужик, покажи, что за ерунду ты тут накропал.
Танечкин вздрогнул и медленно оглянулся. Тракторист!
Тракторист ли?..
– Эх ты, писатель, – вздохнул гость, на секунду останавливая взгляд на рукописи. – Выбрось эту чушь, не стоит.
– То есть как?
– А так просто. Слабо, неоригинально... Выбрось, мой тебе совет, и полетели, что ли?
– К-куда? Куда полетели?!!
– К нам. Ты ведь намекал мне, что хотел бы...
Танечкин лишился дара речи и упал без чувств. Ах, припечатал!..
Страдания литератора А.С.П.
– А нельзя ли как-нибудь покороче? – спросил редактор, поднимая голову. – Всё это, конечно, неплохо – рифмы, строфы, но – зачем? Неужто в презренной прозе получилось бы хуже?
Молодой кудрявый автор с большими баками на впалых щеках уронил смущённый взгляд на свою рукопись, лежавшую перед редактором, как вещдок преступления на столе следователя, и помялся.
– Слишком уж много слов, батенька, – продолжал редактор. – Вы, очевидно, позабыли, что у нас скромная районная газета, а не толстый альманах. Этак на вас и бумаги не напасёшься... В общем, так: переделайте, приведите ваше сочинение в божеский вид и приходите. И помните: нашу газету читают, как правило, люди простые, представители, так сказать, рабоче-крестьянского круга, а им все ваши Тиссо и Фонтенели, простите, до лампочки. Сделайте попроще.
Примерно через неделю писатель снова пришел в редакцию.
– Так, – одобрительно кивнул редактор, изучив рукопись. – Уже лучше. Но меня смущают имена ваших героев. Ну что это, батенька, за смешные фантазии? Спуститесь с небес. Где вы встречали такие фамилии? В жизни-то всё больше Стёпкины да Кузькины, а у вас...
– Нет! – вдруг заволновался автор, нервно покусывая наманикюренный ноготь. – Не отдам! Это моё. Не может главная героиня быть Стёпкиной, а её возлюбленный – Кузькиным! Не может!
– Ну, хорошо, хорошо, – отмахнулся редактор, – бог с вами, оставляйте, раз уже вам так хочется. Сами же потом пожалеете... Ну да ладно. А вот это я уже никак не могу принять.
Он ткнул пальцем в текст. Литератор вытянул шею.
– Что вы имеете в виду? – осторожно спросил он.
– Да всё то же, батенька. Зачем здесь все эти... гм... эолы, терпсихоры и прочие, понимаешь, мельпомены? Кому нужны подобные архаизмы?
– Но ведь без них поблёкнут авторские отступления, потускнеет тонкое полотно художественного произведения, а это, в свою очередь...
– Как раз об этом я и хотел сказать, – перебил автора редактор. – Ну, зачем, зачем так много этих самых, понимаете ли, отступлений? Вы же попросту отвлекаете читателя от сюжета.
– Важен не только сюжет, но и...
– О, вы просто не знаете нашего читателя. Да наткнувшись на первый же ваш, так сказать, посторонний мотив, он отложит газету в сторону и больше к ней не вернётся! Так что мой вам совет: изложите свою историю как можно проще.
– Что, ещё проще? – скептически хмыкнул поэт.
– Как можно проще! – повторил редактор. – Простота – она ведь... это самое... залог здоровья.
Дней через десять окончательный вариант был готов. Редактор недоверчиво открыл папку с рукописью... и обнаружил там всего один листок бумаги, на котором было написано вот что:
«Несмотря на то, что главный герой замочил своего лучшего друга на дуэли, в него втюрилась подруга невесты убиенного. Она написала возлюбленному короткое и очень простенькое письмецо, где достаточно прозрачно намекнула: чего же боле, дескать, о чём базар?.. А он упёрся вдруг, стал умничать – отшил бабёнку, короче говоря. И подался в загранку.
Пролетели годы. После долгих странствий наш герой воротился в село и снова повстречал тёлку, которая когда-то написала ему лирическое письмо, полное нескромных признаний и вздохов. Только теперь пред ним предстала уже не та наивная девица, которая когда-то сначала молчать хотела, а потом всё-таки раскололась, - нет, напротив, теперь это была генеральша, при бабках и шмотках. Ну, у него и взыграло это самое...
– Увы, – сказал он, – сомнений нет, влюблён я. Причём, обратите внимание: как мальчик, полный страсти юной. Во как!
Ну, а к ней-то, к генеральше, теперь уже никак не подъедешь, не тот случай.
– Нет уж, дудки-с, – отвечает, – отныне я старикану своему (мужу то есть) отдана и буду век ему верна. Так-то вот. А потому идите-ка вы, Онегин... (зачёркнуто)... Евг...(зачёркнуто)... Кузькин Митрофан – сами знаете куда...
И пошёл он, стеная и жалуясь на жалкий жребий свой и проклиная себя за недальновидность».
– Ну, вот и чудесно! – облегчённо вздохнул редактор. – Поучительно, лаконично и без всяких там дурацких рассуждений. Берём.
Код для вставки анонса в Ваш блог
| Точка Зрения - Lito.Ru
Алексей Петров: Страдания литератора А.С.П.. Прозаические миниатюры.
06.04.06 |
Fatal error: Uncaught Error: Call to undefined function ereg_replace() in /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/fucktions.php:275
Stack trace:
#0 /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/sbornik.php(200): Show_html('\r\n<table border...')
#1 {main}
thrown in /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/fucktions.php on line 275
|
|