Олег Лукошин: Несколько рассказов о ненависти.
"- ...Не было их! Здорово! Здорово! Здорово!
Радость моя была безграничной.
- Боже мой, как же здорово!"
Так заканчивается первый из "...рассказов о ненависти" Олега Лукошина. Рассказов, оскорбляющих общественную мораль и претендующих на скандал.
Автор знает, какой рассказ в сборнике поставить первым. А затем автор раскрывает тему ненависти весьма литературно - местами подчёркнуто литературно, нарочито условно: с математической точностью компонует реплики ("Ломать людей"), вводит механически-условных персонажей ("Мясо"), режет жизнь героя на выверенно-равные промежутки ("Жопой резать провода") - и всё будто бы ради того, чтобы воскликнуть из-за текста: "Не было их! Здорово!" Это искусство, это фикция, а не жизнь!
Однако бывают.
Помню, лет в 13 оказался я в гостях у одноклассника, звали его Юра, в день его рождения. ДР не праздновался; всё, что было - коробка с сапогами-"дутиками" на с толе и записка от матери: "С днём рождения, сынок! Бей морду всем, а отцу в первую очередь".
Таков был первый узнанный мною из жизни "рассказ о ненависти".
Августин Блаженный писал: "Зло в самом себе не устоит". Да, это верно, ненависть саморазрушительна; неспроста герой последнего из рассказов Лукошинского сборника находит именно такого адресата своей ненависти, который затем забивает его ногами едва ли не до смерти. Неспроста, не случайно. Случайностей не бывает - особенно в литературном тексте. (К слову: Юра из моего детства покончил с собой в 15 лет).
Неслучайность эта распространяется и на место упомянутого рассказа ("Святая ненависть человечества") в сборнике. Выводы, как известно, даются в конце. В начале же делаются допущения, строятся рабочие гипотезы. "Не было их! Здорово!" - лишь рабочая гипотеза, опровергаемая к концу сборника.
Есть в "Нескольких рассказах о ненависти" и промежуточная гипотеза: ненависть порождает новую ненависть. Наиболее явно она сформулирована в рассказе "Маленький Серёжа". Гипотеза эта не опровергается автором, но, во-первых, не даёт (как, впрочем, и окончательный вывод) ответа на вопрос, откуда взялась самая первая ненависть, а во-вторых, не слишком гладко стыкуется с окончательным выводом. [b]Всё-таки ненависть порождает себя, или она разрушает себя?[/b]
Наверное, самый простой способ состыковать промежуточную гипотезу Лукошина с его окончательным выводом - признать ненависть самоценной в буквальном смысле этого слова, т.е. ценной только для себя самой. Ненависть - паразит, стремящийся к самосохранению, поражающий и пожирающий хозяина и инфицирующий новых хозяев.
В таком случае сборник "Несколько рассказов о ненависти" следует назвать паразитологическим исследованием.
От себя как биолог добавлю: в теории эволюции общепризнанно, что симбиоз (т.е. взаимно полезное сожительство) вырос из паразитизма.
Наверное, так и следует воспринять тематику рассказов Лукошина - помня о том, что здесь зреет семя будущей пользы.
И всё-таки странно, что истинная мудрость противоречит общественной морали...
Редактор литературного журнала «Точка Зрения»,
Сергей Алхутов
|
Несколько рассказов о ненависти
2006Жопой резать провода |Наследник Очертаний |Ломать людей |Мясо |Маленький Серёжа |Святая ненависть к человечеству
Жопой резать провода
Наследник Очертаний
Двое учеников из седьмого «В», в котором я преподавал английский, отвафлили в туалете своего одноклассника.
Классный руководитель Рамзия Кадыровна рассказала о случившемся в учительской. Почему-то во время рассказа она улыбалась. Кто-то бы сказал «нервно», но мне так не показалось. Она просто улыбалась.
- Соси, говорят ему, - обводила она присутствующих учителей, в том числе и меня, мутными бегающими глазками. – А он взял, и сосать начал.
- О, господи! – поморщилась учительница литературы Елена Степановна. – Дикость какая! Это не Романов был?
- Романов, он самый! – подтвердила Рамзия Кадыровна.
- Этого следовало ожидать. Его постоянно обижали.
- Всё, вафлёром стал! – объявил учитель физкультуры Павел Григорьевич.
Почему-то он тоже улыбался.
- Ой, Павел Григорьевич, - попросили его женщины, - избавьте нас пожалуйста от определений. Как он теперь называется, нам не интересно.
- Это наверное Яхин с Путилиным сделали? - спросил Павел Григорьевич. - Они же у вас главные хулиганы.
- Да, да, они, - подтвердила Рамзия Кадыровна. – Я уж сколько раз просила, чтобы их в другой класс перевели – не переводят. Постоянно они гадости какие-то совершают.
- Самоутверждаются! – хитро щурился Павел Григорьевич.
- Странный способ они избрали для самоутверждения, - Елена Степановна что-то записывала в журнале.
Оторвавшись, она вскинула глаза на меня, словно знала, что я на неё смотрю. Пару секунд мы напряжённо глядели друг на друга. Взгляд её был тревожный и удивлённый, словно что-то насторожило её во мне.
- Да уж, действительно странный, - повторила за ней какая-то женщина, имени которой я до сих пор не выучил. – Елена Степановна! – обратилась она к учительнице литературы. – Вы поведёте своих на выставку?
Та пожала плечами.
В учительской было буднично.
- И что вы сделали? – спросил я Рамзию Кадыровну.
Голос мой был хриплый, надтреснутый, все тотчас же посмотрели на меня, словно я сделал что-то неприличное.
- Что сделала? – переспросила она.
- Да. В милицию заявили?
Рамзия Кадыровна выглядела озабоченно.
- С директором поговорила… - тихим голосом прошамкала она. – Но он сказал, что милицию не надо. Сами разберёмся.
На днях я разговаривал с сестрой о Наследнике Очертаний. Мы шли по улице, накрапывал дождь.
- Но почему Наследник? – не понимал я. – Почему Очертаний?
- Блин, ну ты даёшь!.. – поворачивала она голову в мою сторону. – Ты прочерчиваешь линию жизни, она уходит вдаль, теряется в заносах, блёклая, едва видимая. Лишь очертания от неё можешь ты рассмотреть, лишь их.
- Это слишком неконкретно. Вряд ли я черчу что-то.
- Хорошо, не чертишь. Ты плывёшь по эфиру и, словно в дымке, очертания твоей сущности дрожат и отслаиваются. Каждому мгновению требуется своё очертание. Чтобы оно могло тебя запомнить. Чтобы могло вернуть тебя к себе.
Я всегда умел чувствовать образы. Этот тоже. Тем более сестра производила верные.
- И он Наследник? – смотрел я на неё неуверенно.
- Да, он наследует их. Он владеет ими. Он собирает их в своём безмерном хранилище, сортирует и вычленяет главное.
- У него есть они все…
- Да, все очертания у него.
- Все очертания всех людей…
- По крайней мере, твои – точно.
Я выстраивал логическую цепочку, я двигался к ядру.
- Значит, он главный! – воскликнул я.
Сестра остановилась. Я врезался в неё плечом.
- Ну наконец-то! – смотрела она на меня. – Дошло!
Я любовался ею, такой родной, приятной.
- Не грузись раньше времени, - сказала она и поцеловала меня в губы. – Но помни: рано или поздно он придёт к тебе!
Урок в седьмом «В» был последним по расписанию. Шестой урок вообще тяжело вести, в этом классе – особенно. Яхин и Путилин сидели на последней парте и стреляли по одноклассникам жёванными бумажками.
- Эй, вафлёр! – кричали они пацанёнку, сидевшему на первой парте. – Чё губы не красишь?
Класс хохотал.
Игорь Романов, бледный подросток с впалыми голубыми глазами, сидел, вжавшись в стул, опустив глаза. Я видел, как дрожали его плечи. Исподлобья он бросал на меня отчаянные взгляды – прося защиты.
- Игорь Дмитриевич! – крикнул мне Яхин. – А чё вы тёзку своего не спрашиваете? Он домашнюю работу ни фига не сделал. Спросите его!
- Да, спросите, - подал голос и Путилин. – Только его теперь надо женским именем называть. Предлагаю, Маша. Маша Романова.
Класс снова разразился хохотом. Я глядел на девочек – они не стеснялись смеяться. Вот, например, Таня Мещерякова – она любит вертеться у моего стола и как бы невзначай тереться задницей о моё плечо. Или Валя Костина. Она задирает подол юбки и когда я прохожу по классу, широко раздвигает ноги, чтобы я мог всё рассмотреть. Сердобольные учительницы, не стесняясь, называют их между собой блядинами. Они смеялись громче всех.
- Сегодня, - поднялся я со стула, - мы познакомимся с новым временем, которое называется Past Perfect Continuous. Please, open your copybooks and write down the date. Today is…
Сестра разделась и легла на кровать.
- Только аккуратней! – посмотрела она на меня снизу вверх.
- Постараюсь, - ответил я.
Нестойкий загар северных широт образовал на её спине вереницу небольших пятен – словно родинки расположились они причудливым узором. Она ужасно комплексовала по этому поводу, всячески старалась вывести их, но к огромному её огорчению пятна не проходили.
Я поджёг пропитанную спиртом вату и просунул ножницы в банку.
- Хватит, - сказала сестра. – Тут быстро надо.
Медицинская банка припала к её спине.
- Держится? – вскинула она глаза.
- Держится, - подтвердил я.
- Молодец.
Я взялся за вторую.
- А Наследник Очертаний… - бормотал я. – Он… может помочь?.. То есть, я хочу сказать, он… как бы за меня?
- Да, - отозвалась она. – Он может помочь. Он для этого и создан. Когда он придёт к тебе, ты не должен его смущаться. Он твой друг.
Слова эти меня порадовали.
- Значит, ему можно всё рассказать, всем поделиться?
- Он и так всё знает о тебе. Он просто придёт и сделает всё, чего ты хочешь.
- Как он выглядит? Как я узнаю его?
- Он появится прямо из ниоткуда. Он будет могуч и прекрасен. Ты сразу поймёшь, что это он.
- И всё же мне как-то не по себе. Я не уверен, что смогу достойно встретить его.
- Не беспокойся об этом. Он объяснит всё, что надо. Он хороший.
Последняя банка заняла своё место.
- Всё? – спросила сестра.
- Угу.
- Тогда накрой меня одеялом.
Прозвенел звонок.
- Домашнее задание! – объявил я. – Дверь закрыта, никто не уйдёт, пока не запишет задание.
- У-у-у, западло…
Раздражённые школьники нехотя открывали дневники. Я продиктовал номер страницы и название текста для перевода.
- Все свободны, Путилин и Яхин остаются.
- Нихуя себе! – крикнул Яхин. – А чё такое? Почему?
- Домой торопимся! – возмущался Путилин. – Дела ждут.
- Для вас дополнительное задание.
- С какого это хера?
- Рты закройте и сидите. Я всё объясню.
Я выпустил детей из класса и закрыл дверь. Путилин сидел на своём месте. Яхин, обхватив пакет, стоял передо мной. Видимо, ещё надеялся уйти.
«Надо ударить так, чтобы он сразу потерял сознание, - мелькнула в голове мысль. – Одновременно с двоими я могу не справиться».
Свинцовая болванка была в кармане. Я отобрал её в прошлом году у какого-то третьеклассника, который кидался ей в коридоре. С тех пор она хранилась в моём кабинете. Я и не предполагал, что она может мне пригодиться.
Я нащупал её, обхватил и, выбросив вперёд руку, ударил Яхина, стараясь попасть в висок. Удар показался мне очень мягким, словно и не удар это был вовсе, а поглаживание какое-то. Лёгкий хруст донёсся до ушей. В первую секунду не происходило ничего, отчаяние от неудачи накатило на меня, я лихорадочно представлял, что надо делать дальше, но вдруг подросток закатил глаза и рухнул на пол.
В это мгновение уверенность вернулась ко мне.
Путилина я ударил ногой в лицо. Я видел, что он что-то кричал. Почему-то звук его голоса не был слышен.
Он перевернулся на стуле и откатился к стене. Я стал бить его ногами. Меня беспокоило, что всё это могут услышать в коридоре и начнут стучаться в класс. Рулон скотча был уже в руке, я стал обматывать им Путилина. Вроде бы перед этим я несколько раз ударил его болванкой.
Когда руки и ноги были замотаны, я заклеил скотчем рот. Потом то же самое сделал с Яхиным. Тот признаков жизни не подавал, но пульс его прощупывался.
Они лежали передо мной, связанные, беззащитные. Я приоткрыл окно и достал из ящика стола сигареты. В пачке оставалось всего две штуки. Я вытащил одну, закурил и облокотился о подоконник. Холодный ветер ударил в лицо. Я глубоко вздохнул.
- Наследник Очертаний придёт в самый напряжённый момент, - говорила мне сестра.
Спустив штаны, я сидел на диване.
- Это будет момент истины, самое судьбоносное мгновение твоей жизни.
Её рука теребила мой член.
- Мгновение, которое изменит тебя. После него ты станешь совершенно другим существом.
- Я верю в него! – шептал я.
Удовольствие нарастало, сестра глядела на меня с коварной улыбкой.
- Дрочим, дрочим, дрочим, дрочим… - бормотала она.
Я издал гортанный звук, какую-то смесь шипения и крика. И кончил.
- Ах, молодец! – засмеялась она. – Сегодня ты продержался дольше.
Свирепо рыча, Валера Путилин катался по полу, стараясь освободиться от пут. Я перевернул его на спину. Взгляд его был яростен. Ему даже удалось смутить меня.
Я достал из кармана ручку, снял колпачок и воткнул её подростку в глаз. Потом в другой. Он задёргался, замычал - пришлось навалиться коленями, чтобы сдержать его.
Я вспомнил, что в столе валялся канцелярский нож. Он оказался весьма поношенным, отупевшим, но всё же резал. Я провёл им по горлу Путилина. Кровавые края кожи раскрылись, кровь потекла по шее – я видел, что этого недостаточно. Я сделал ещё несколько надрезов.
Он был жив. Я сидел на нём и резал, резал, резал его горло. Руки были в крови, лицо тоже – брызги её летели во все стороны. Наконец я остановился. Путилин ещё трепыхался, но что-то подсказывало мне, что этого хватит. Что он должен сдохнуть.
Я перебрался ко второму.
Альберт Яхин лежал в двух метрах, животом на полу и слезящимися глазами смотрел на меня.
- Очнулся? – улыбнулся я. – Живучий, гад!
Он что-то мычал, перекатился на спину и взглядом своим просил меня отлепить со рта скотч. Видимо, слова, которые он собирался сказать, должны были произвести на меня неизгладимое впечатление.
- Поздно, - сказал я ему. – Слишком поздно. Скоро придёт Наследник Очертаний, а я с вами вожусь.
Я присел на корточки. Поднёс нож к его лицу.
«Ножом долго, - мелькнуло в голове. – Лучше просто задушить».
Я встал, наступил ботинком ему на горло и надавил.
Когда я выходил из школы, в коридоре мне встретилась Елена Степановна.
- Игорь! – ошарашенным взглядом смотрела она на меня. – Что с тобой?!
- Устал очень, - сказал я. – Ты не слышала, переводчики никуда не требуются? Что-то кажется мне, не смогу я работать учителем.
- Ты весь в крови!
- Порезался.
- Господи боже мой, что произошло?!
Я отодвинул её в сторону и направился к выходу. Гнусная сука, она всё ещё хотела помешать мне. Всё ещё стремилась отобрать у меня надежду.
- Наследник Очертаний не придёт! – кричала она мне вслед. – Ты не заслуживаешь встречи с ним!
- Скройся! – процедил я сквозь зубы. – Тебя прислали силы зла, я уверен в этом. А Наследник – он сейчас придёт ко мне.
Я вышел на улицу.
Небо было покрыто тучами, но прямо над головой они становились реже. Сквозь них пробивалась голубизна, а вскоре и солнечные лучи озарили собой пространство. Я опустил голову и стал вглядываться в пустоту.
В этот момент, словно сияющий ангел, из толщи воздуха ко мне вышел Наследник Очертаний. Он был прекрасен.
- Игорёк, братишка, - качал он головой. – Расстраиваешь ты меня.
- Чем? – изумился я.
- Ты неправильно существуешь, ты неправильно взаимодействуешь с окружающим миром.
- Да, наверное это так. Но как поступать правильно, подскажи мне.
- Подскажи… Ты думаешь, это просто?
- Сестра говорила мне, что ты поможешь.
- Сестра… - поморщился Наследник Очертаний. – Какая сестра?! Нет у тебя сестры.
Я задумался.
- И правда, - усмехнулся, - нет сестры. Надо же, а она казалась мне такой живой и настоящей.
- Ты живёшь иллюзиями, фантазиями. Разве это хорошо?
- Иллюзиями… Это новость для меня.
- Дети-насильники, вафлёры… Что у тебя с головой?
- Просто кто-то должен принимать решения, - отозвался я, стараясь придать голосу решимость. – Если всем всё безразлично, то должен найтись один, кому не безразлично. Один, кто исправляет ошибки.
- Ты скажи-ка мне лучше, сколько раз ты подтягиваешься?
Лихорадочно я стал припоминать.
- Не могу сказать точно, давно не подтягивался.
- А я – тридцать! Сможешь столько?
- Вряд ли.
- Ясное дело, не сможешь! Ты же доходяга. Вот потрогай, какая у меня мускулатура. Не стесняйся!
Я потрогал.
- Ну как?
- Здорово.
- А хочешь такую же?
- Даже не знаю…
- А я знаю, хочешь. Ну так стремись к этому, качайся! Будешь здоровым, атлетичным, к тебе девушки сразу потянутся.
- Я постараюсь.
- А то что это такое – вафлёры какие-то, убийства… Нельзя так, нельзя. Ты живёшь в таком прекрасном мире, где все счастливы, добры, заботливы – и говном исходишь! Разве так можно? Это же грех.
Да, да, грех – понимал я. Это грех, это тяжкий грех. Так нельзя.
- Я убил детей… - прошептал я. – Своими руками… они мертвы.
Он поморщился.
- Да расслабься ты… Тоже мне, из-за детей печалиться. Ну и хуй с ними! Да и вообще, если хочешь, не было никаких детей.
- Не было? – изумился я.
- Да, не было. Ты их придумал.
- Это невероятно!
- Точно говорю, придумал. Сестру придумал, детей придумал, всё придумал.
- Вот это да! – я был ошарашен.
Наследник Очертаний похлопал меня по плечу.
- Короче, последнее предупреждение тебе даю. Меняйся, брат! Любви научись и нежности. А то пиздец наступит.
- Так значит детей не было? – заглядывал я ему в глаза.
- Не было детей.
- Здорово! Это просто здорово!
Он наскоро попрощался со мной.
- Может ещё увидимся, - подмигнул мне на прощание.
- Не было детей! – смеялся я, размахивая окровавленными руками. – Не было их! Здорово! Здорово! Здорово!
Радость моя была безграничной.
- Боже мой, как же здорово! Ломать людей
«Люди сволочи, - думал Володя. – Люди слабые гнусные сволочи».
- Новенький? – встретил его невысокий усатый мужичок.
- Да, - кивнул он.
- Подсобником?
- Ага.
- Я – Семагин, бригадир, - сказал мужичок. – Во всём меня слушаться, ясно?
- Ясно, - ответил Володя.
- Здесь правило простое: или ты работаешь или идёшь на хуй. Пока понятно?
- Понятно.
- Переодевайся, и дуй вон к тому парняге. Будешь кирпичи подтаскивать.
Так Володя познакомился с бригадиром.
- Бугор у нас зверь, - говорил каменщик Паша.
- Садист, - добавлял плотник Валера.
- Изверг, - шептал сварной Лёша.
- Людей ломать любит, - подводил черту бабай Зарипов, который работал штукатуром. – Скольких уже поломал!
«Спокойствие внутри, - рассуждал Володя. - Оно со мной. В спокойствии сила. В спокойствии размеренность».
- Эй, урод! Я тебе где сказал быть!?
Сжав кулаки, Семагин шёл прямо на него. Володя отступил назад.
- Меня за водой послали, - ответил он.
- Какой водой! Я тебе говорил с места не сходить?
- Да.
- Какого хера ты ушёл?! Я тебя где искать буду?!
Володя смотрел себе под ноги. Молчал.
- Кто тебя послал?
- Валера.
- Валера здесь кто?
- Он плотник.
- Вот и посылай плотника на хуй! Если тебе бригадир сказал на месте стоять, значит на месте стой.
Володя кивал головой.
- Ты понял меня? – смотрел бугор на Володю. – Или ты тупой? Не понимаешь.
- Я понял.
Семагин отошёл.
- Зверь! - качал головой каменщик Паша.
- Садист! - бормотал плотник Валера.
- Изверг! - хлопал глазами сварной Лёша.
- Эх, до чего же людей ломать любит! – возмущался бабай Зарипов.
«Я способен терпеть, - вертелось в голове Володи. - Мне по силам. Я спокоен, я твёрд. Я преодолеваю разломы. Я карабкаюсь».
- Чё, Володь, третий разряд дали?
- Угу.
- А чё невесёлый?
- Третий разряд – ученический.
- Ну всё же не подсобник уже. Каменщик.
- Всё равно на кладку не пускают.
Рабочий день подходил к концу.
- Бугор, пойдём мы? – спросил каменщик Паша.
- Время уже, - добавил плотник Валера.
- Пора, - буркнул сварной Лёша.
- А, бугор? – скосил на бригадира глаза бабай Зарипов.
Семагин окинул всех быстрым взглядом.
- Никто не уходит, - сказал он. – Займёмся уборкой территории.
- Уборкой!.. - выдохнули все. – Да ведь нечем убирать. Ни мётел нет, ничего.
- Мётла наломаете. Ноги в руки и шагом марш.
Убирались до двенадцати часов.
- Бугор, всё кажись, - говорил каменщик Паша.
- Ага, чисто, - бурчал плотник Валера.
- Словно и мухи не срали, - кивал сварной Лёша.
- Отбой, бугор? – смотрел на бригадира бабай Зарипов.
Семагин обошёл территорию.
- Грязно. По новой пройдитесь.
Все схватились за сердце.
- Мы завтра никакие будем!
- Меня не ебёт, - отвечал Семагин. – Чистота залог здоровья.
- Да и мётла стёрлись.
- Новые ломайте.
Мели до трёх часов ночи.
- Зверь! - махал метлой каменщик Паша.
- Садист! – сплёвывал на землю плотник Валера.
- Изверг! – шипел сварной Лёша.
- Сломать нас хочет! – бормотал бабай Зарипов.
В пять утра Семагин их отпустил. К восьми вернулись на работу.
Каменщик Паша уволился.
- Всё, хватит с меня, - сказал он. – Не могу больше с этим гадом работать.
«Абсолютных людей не бывает, - размышлял Володя. - Человек слаб и ничтожен. Он такой же. Он проявит свою слабость».
- Ровнее, ровнее, - поправляли опытные каменщики Володю. – Хоть и четвёртый тебе дали, а всё равно норовишь вкривь пустить.
- Ладно, - кивал он.
- Получается? – подмигивал плотник Валера.
- Вроде.
- Вовка молодец! – хлопал его по плечу сварной Лёша.
- Да какой уж молодец.
- Растёт, малай, растёт, - смеялся бабай Зарипов. – Не по дням, а по часам растёт. Глядишь, большим начальником станет!
Семагин выходил из бытовки.
- По моему представлению, - объявил он, - директор урезал нашей бригаде премию на пятьдесят процентов.
- Почему? – закричали ему.
- На каком основании?
- С какого хуя?
Семагин подскочил к Валере.
- Ты тут хуями кроешь?
- Я, - расхрабрился тот. – Не имеешь право премию удерживать!
- А на-ка! – бригадир врезал Валере в челюсть.
Тот повалился на землю.
- С тебя сто удерживаю.
Семагин обвёл глазами бригаду.
- План не выполняем. В сроки не укладываемся. Кто не доволен – идёт на хуй. К бомжам и нищим. Остальные затыкают пасть и работают.
Громко хлопнув дверью, он скрылся в бытовке.
- Садист! – держался за разбитый рот плотник Валера.
- Изверг! – шептал сварной Лёша.
- Ай, как людей ломает! – чесал лысину бабай Зарипов.
В тот же день Валера написал объявление об увольнении.
- Я ему не пацан, - сказал он. – Хватит с меня. Пусть над другими издевается.
«Струнка, - представлял Володя. - Маленькая тонкая струнка. Она натянута. Она дрожит. Она порвётся. Он не сверхчеловек».
- С пятым разрядом тебя! - поздравляли мужики из бригады. – Головокружительная карьера.
- Скажите тоже! - отшучивался Володя. – Карьера у интеллигентов. А у нас, простолюдинов - выживание.
- Не, ты быстро движешься, - говорил сварной Лёша.
- Начальником, начальником станет! - смеялся бабай Зарипов.
Семагин осматривал кладку. Как всегда был недоволен.
- Опять, блядь, уклон какой-то! – бормотал он.
- Да нет уклона, бугор, - оправдывались каменщики. – Тебе кажется.
- Ни хера мне не кажется. Это вы зенки залили и всё вам хорошо.
Лёшу, Зарипова и Володю он подозвал к себе.
- Для вас, мужики, отдельное задание, - сказал многозначительно. – Я в деревне дом строю. Отправляю вас туда на две недели.
- Эх ты! – выдохнул сварной Лёша.
- Спать там есть где. Питание обеспечу. Зарплата будет идти.
- Спасибо, бугор, обрадовал! – возмущался Лёша.
- Чё, не доволен чем-то?
- А с чего мне довольным быть? Я десять дней как женился. Медовый месяц. А ты меня в деревню.
Семагин сверлил его маленькими чёрными глазками.
- Это не обсуждается, - отрезал он. – Или ты работаешь, или…
- Понятно, понятно. Всё, хватит с меня, пишу заявление.
- Как знаешь, - бросил Семагин, уходя.
На корточках Лёша писал заявление.
- Изверг! – сокрушался он.
- Людей ломать, - качал головой бабай Зарипов, - людей ломать любит.
Дом бригадиру они строили почти месяц.
«Это всего лишь поток, - рисовалось в воображении Володи, - поток эмоций. Он несётся, он стремителен, но необходимо удерживать его в русле. Не позволять волнам подниматься и захлёстывать. Люди не совершенны. Он проиграет».
- Поздравляю, - жал ему руку Семагин. – Шестой разряд – это не шутка.
- Спасибо, - ответил Володя.
- Конечно, текучесть у нас большая, - говорил бригадир. – Во многом с этим связано то, что ты так быстро поднялся. С шестым разрядом в СМУ люди по любому быть должны. Но ты терпеливый.
- Стараюсь.
- Слышал, ты в институт поступил?
- Да.
- Молодец, учись. С образованием не пропадёшь.
Рабочий день закончился.
- Домой сейчас? – спросил Семагин.
- Домой.
- Пойдём вместе.
До автобусной остановки они шли вдвоём. Володя чувствовал себя крайне скованно.
- Ухожу я, Вовка! – сказал Семагин. – Неделя ещё, и всё.
- Уходите?! – удивился Володя. – Вот это да!
- Хватит с меня. Заебался такой жизнью жить. Каждый день как последний. Отдохнуть хочу. Дом в деревне построил, там буду доживать. Магазин открою. Продуктовый.
- Неожиданная новость.
- Тебя буду рекомендовать в бригадиры. Ты самый путный из всех.
«Спокойствие, - торжествовал Володя. - Размеренность, терпение. Они не могут не принести результаты».
- Где Зарипов? – вышел Володя из бытовки.
- Не знаем, бугор, - воротили рабочие лица.
- Я вас спрашиваю! - заорал он. – Где Зарипов?!
- За вагончиком, - сознались они. – В траве лежит.
- Пьяный?
- Видимо.
Бабай Зарипов в невменяемом состоянии валялся в тени. Володя потормошил его ногой. Тот лишь мычал в ответ.
- Всё, - выдохнул он. – Увольнять буду.
Весь следующий день бабай бегал за ним.
- Володь, - заискивающе улыбался он, - мы с тобой сколько уж работаем!
- Меня не колышет, - отмахивался от него Володя.
- У меня жена инвалид.
- Тема закрыта.
- Дочь от мужа ушла, ребёнок у неё. У нас живут.
- Вопрос решён, - оттолкнул его Володя. – На хуй иди со своими проблемами!
Зарипов стоял посреди пустыря и горько плакал, вытирая засаленной кепкой глаза.
«Чёрт возьми! – думал Володя. – Ломать людей – это так приятно!» Мясо
Командировка длилась всего сутки. Я приехал в город рано утром, бросил вещи в гостинице и отправился на завод. Время пролетело незаметно – пробегав весь день по кабинетам и цехам, я перевёл дух лишь поздно вечером. Задание по закупкам было выполнено, договор подписан. Я вернулся в гостиницу в двенадцатом часу и у парадного входа снял проститутку.
Она была любительницей – я понял это сразу. Маленькая, хрупкая девушка с распущенными льняными волосами, которая нервно переминалась с ноги на ногу и вертела в руках дешёвый сотовый телефон, делая вид, что ждёт кого-то. Видимо, она появилась здесь всего во второй-третий раз. Возможно, и в первый.
- Сколько? – спросил я, подойдя вплотную и заглядывая в её испуганные голубые глаза.
Она смутилась. Отвернулась, опустила голову, словно пытаясь оставить за собой последний шанс быть правильной. Шанс, что её приняли за кого-то другого.
Шансов не было. Вскинув глаза, она шёпотом пробормотала:
- Штука.
Я усмехнулся.
- Оборзела что ли? Пятьсот с тебя хватит.
Очередная волна смущения поглотила её. Она сделала шаг назад, стушевалась, сжалась как-то по-детски и вероятно хотела убежать. Убежать от меня, от этой гостиницы, которая привлекла её, потерянную и несчастную, своими тусклыми огнями, от самой себя. Борьба в ней длилась пару секунд.
- Хорошо, пятьсот - тихо произнесла она.
И тут же поспешно добавила:
- За час.
«Моя», - удовлетворённо отметил я про себя.
- Посмотрим, - кивнул я, - час или сколько там. Иди за мной.
Я зашагал к дверям. Девушка послушно засеменила следом.
В лифте я ощупал её. За нами стояли двое мужчин в костюмах, негромко разговаривали. Я потрогал девушку за задницу. Она метнула в меня испуганный взгляд, передёрнулась, а потом, уставившись прямо перед собой на двери лифта, сделала вид, что ничего не происходит. Мужчины замолчали.
Я трогал её через кожаную юбку за ягодицы. Задница была худой и костлявой. Задрав её дешёвую поношенную юбку, я просунул ладонь между ложбинок и пошарил пальцами в промежности. «Мокренькая», - улыбнулся я своим мыслям. Мужчины стояли и смотрели на то, что я делаю.
На седьмом мы вышли.
- Проходи, - открыл я дверь номера.
Девушка прошмыгнула внутрь и в нерешительности остановилась в коридоре.
- Снимай обувь и на кровать, - подтолкнул я её в спину.
Она скинула туфли, прошла в комнату, поставила на пол свою сумочку и застенчиво уселась на краешек заправленной кровати.
- Раздеваться? – спросила она, испуганно хлопая ресницами.
- Не надо, - ответил я. – Я не буду тебя ебать, мне это противно.
Она недоумённо смотрела на меня.
- Мы просто потрогаем друг друга.
Я подошёл к ней, расстегнул ширинку и достал пенис.
- Гладь его.
Она обхватила член ладошкой и принялась неловко мастурбировать.
- Просто гладь! – крикнул я. – Ты не понимаешь по-русски, тупая сука!
- Я понимаю, - дрожащим голосом ответила она. – Просто гладить.
Она стала отчаянно гладить мой член. Я не рассчитывал на эрекцию, но на этот раз она произошла удивительно быстро.
- И яйца, - сказал я.
- Гладить? – вскинула она глаза.
- Да.
Ладошка её нервно заскользила по моей мошонке. Я закрыл глаза и стал считать. Мысли путались, ясность отсутствовала, тысяча далась чрезвычайно тяжело.
- Чёрт! – бормотнул я. – Я весь вымотан. Даже стоять трудно.
- Может, ляжете? – спросила девушка.
- Да, пожалуй.
Я лёг на спину. Полы пиджака разметались по кровати, галстук съехал набок.
- Мне гладить? – спросила она.
Перед глазами плясали пятна. Я размазывал фон в однородную серую массу. Капли. Ромбы. Всегда в движении, всегда подвижны. Полностью не искоренить.
- Может в рот? – доносился до меня её голос.
Она нагнулась и поместила мой набухший член в свой маленький, некрасивый и кривой ротик. Я вскочил и с размаха врезал ей в лицо. Девушка отлетела в сторону и ударилась о тумбочку.
- Блядь! – закричал я. – Курва! Вонючий кусок мяса! Кто породил вас на свет, похотливых и мерзких сучек!?
- Я не знала! – закрывая лицо руками, плакала девушка. – Я не знала, как надо.
- Может быть, Бог! – возвышался я над ней. – Скажи, Бог породил вас? Скажи, я хочу знать!
- Бог! – кивала она. – Бог породил!
Кулаки были занесены для повторных ударов. Девушка отпрянула и попыталась забиться под кровать.
«Что я делаю?», - мелькнуло в голове. – «Как в прошлый раз не надо».
Я выпрямился, отошёл от кровати и в задумчивости стал ходить по комнате.
- Бог ни в чём не виноват, - говорил я. – Как может быть в чём-то виноват какой-то Бог? Да и нет вовсе никакого Бога!
Я рассмеялся.
- Точно, точно! Всё очень просто, к чему сомнения и терзания. Никакого Бога нет! Всё только мясо. Душное, тлеющее мясо.
Я помог девушке подняться и положил её на кровать. Лицо её было заплакано, струйка крови бежала по нему. Я сходил в ванную, намочил полотенце и стал вытирать им её лицо.
- Ну всё, всё, - говорил я и гладил её по волосам. – Всё прошло. Закончено и забыто. Сейчас займёмся сексом. Ты же хотела секса. Хотела, а? Чего молчишь?
- Хотела, - поспешно кивнула девушка.
- Вот. Хорошо. Ложись на живот.
Она легла на живот. Я стянул до колен кожаную юбочку, а за ним и показавшиеся мне ужасно дешёвыми и пошлыми розовые трусики. Маленькая неразвитая попка предстала моему взору. Я раздвинул ягодицы и провёл пальцем по анальному отверстию.
- Мясо, - засмеялся я.
- Сюда мы не договаривались, - повернув голову, заверещала девушка.
- Ты не хочешь сюда?
- Сюда дороже.
- Сколько?
- Тысяча. Только за сюда.
- Для чего тебе тысяча, сучка? Что ты будешь с ней делать?
- Мне нужно.
- Нужно ей…
Я послюнявил указательный палец и ввёл его в анальное отверстие.
- А! – коротко вскрикнула девушка.
Меня этот крик развеселил ещё больше. Я засмеялся в голос. Водил пальцем и смеялся.
- Я Анвару скажу, - бормотала девушка. – Он приедет и разберётся.
Я хохотал.
- Так нельзя, - пищала она. – Должны быть пределы какие-то.
Я хохотал.
- Я на работе. Я тружусь, как все. А Анвар злой. Ему убить – раз плюнуть.
Я хохотал.
Выдернув палец из анального отверстия, я поднёс его к её лицу.
- Облизывай!
- Я…
Я замахнулся. Девушка зажмурилась, а потом поспешно обхватила губами мой указательный палец.
- Трепетней! – говорил я. – Жарче!
Потом она лизала и другие мои пальцы. Я позволил ей сделать это и с пальцами ног.
- А ты хорошая, - говорил я ей. – Удивительно хорошая. Я не рассчитывал найти в этой дыре такой прелестный образец. Может быть, прогуляемся по городу? Посидим в кафе. Ночь вроде бы тёплая.
- Почему бы нет, - устало пожала плечами девушка.
Мы стали одеваться.
В кафе под открытым небом, где звучала какая-то противная музыка, мы сели за свободный столик. Я взял бутылку вина и две порции шашлыков. Несколько пьяненьких пар кружилось между столами. Неожиданно для себя я потащил девушку танцевать.
- Хорошо здесь, да? – спросил я её.
- Да, неплохо, - отозвалась она.
- Я не большой поклонник таких заведений, но иногда, после тяжёлого дня необходимо расслабиться. Здесь есть своё очарование.
- Я люблю бывать в кафе.
Я внимательно разглядывал её лицо.
- У тебя синяк останется, - сказал ей.
- А, ладно! – мазнула она рукой.
Мы кружились на освещённом пятачке, я прижимал девушку к груди, мне было хорошо.
- Знаешь, - шептал я ей на ухо, - как тяжело переживать разочарования и неудачи. Ты словно умираешь. Словно весь мир рушится в одночасье, а на его месте выстраивается какой-то другой – непонятный и враждебный.
- Что они хотели мне доказать? – продолжал я говорить. – Все эти гнойные сучки, которые не знают, как правильно прожить жизнь, но зато изощрённо умеют унижать. Нет, они не плюют тебе в лицо, не кричат тебе злобных фраз, они просто тихо ненавидят тебя. Ненавидят и заставляют свою ненависть материализоваться в несчастья. Я никогда не понимал, как им это удаётся.
- Девочек портят с рождения, - говорил я. – Им внушают их исключительную роль, какое-то немыслимое главенство. Вы – загадка природы, говорят им мерзкие церемониймейстеры жизни, вы – сосуд красоты. Вы – избранные существа, вас должны носить на руках и облизывать. Разве это так? Разве есть в тебе какая-то запредельная тайна? Неизведанные глубины? Разумеется, нет. Ты проста и убога. Ты ничтожна.
- Я ничтожна, - словно эхо повторяла она.
Мы кружились в танцах, ели шашлык, пили вино. Мне было очень хорошо с ней. Я давно не встречал никого, с кем мне было бы так хорошо.
Потом, когда над городом уже забрезжил рассвет, мы шли под ручку по аллее и допивали очередную бутылку вина.
- Остановись, - попросил я её. – Я хочу кое-что показать тебе.
Она остановилась.
- Положи руку на асфальт.
Глаза её спрашивали «зачем», но вслух она не решилась задать этот вопрос. Присев, она прислонила ладонь к асфальту.
Я наступил на неё ботинком.
- Прочувствуй всё до мельчайших деталей, - сказал я ей.
И надавил ногой на ладонь.
- А-а-а! – застонала девушка.
- Прочувствуй, прочувствуй! Это очень важно.
- Мне больно! – крикнула девушка.
- Хорошо! – улыбался я. – Просто здорово! А так?
Я подпрыгнул и опустился каблуком на ладонь.
- Больно!!! – завопила девушка.
Я отступил на шаг, помог ей приподняться и стал дуть на руку.
- Ты должна понять, - говорил я, пристально глядя на неё, - ты просто обязана понять, что мне было в десятки, в сотни раз больнее. Понимаешь, в сотни!
- Понимаю, - кивала она.
- Ты молодец, - гладил я её руку. – Ты просто ангел. Тихий, кроткий ангел, спустившийся с небес на землю. Почему я не встретил тебя раньше?
Мы вернулись в гостиницу. Девушка изъявила желание попрощаться, но я попросил её проводить меня до поезда.
- Сделай мне приятное, - заглянул я в её голубые глаза. – Мне с тобой так хорошо.
Я взял такси, мы доехали до железнодорожного вокзала. Поезд отходил рано утром. Мы стояли на перроне и прощались.
- Мясо, - говорил я. - Вся причина в нём. Все истоки от него. Ты согласна?
- Я согласна, - отвечала она.
- Очень тяжело не поддаваться его власти, но иногда удаётся. Ведь удаётся же, правда?
- Конечно! – бодро ответила она и улыбнулась.
- Ты такая красивая! – воскликнул я. – Наконец-то твоё лицо озарила улыбка. Она сделала тебя просто прекрасной.
- Спасибо, - опустила она глаза.
Люди рассаживались по вагонам. Поезд должен был тронуться с минуты на минуту.
- Ты будешь ждать меня? – спросил я её.
- Обязательно, - смотрела она мне в глаза. – Я буду ждать вас всю свою жизнь.
Проводники поторапливали пассажиров.
- Всё, пора, - я обнял её, прижал к груди и поцеловал. – Денег тебе не даю, потому что всё это было гораздо глубже и серьёзней. Да?
- Да, - улыбалась она, - да.
- Согласись, это было что-то, близкое к нежности. Что-то, похожее на любовь?
- Это было великолепно, - шепнули её губы.
Я заскочил в вагон, поезд издал протяжный прощальный гудок и тронулся с места. Маленький Серёжа
Мамка веселилась с любовником. Свежая самогонка лилась рекой. Им было хорошо.
- Серёга, будешь? – протягивал дядя Витя мальчику залепленную жирными пальцами рюмку.
Шестилетний Серёжа отводил взгляд в сторону. Горестно вздыхал. Робот-трансформер в его руках тоже был необычайно грустен. Таким его Серёжа ещё не видел.
- Что ты делаешь!? – орала на дядю Витю мамка. – Поставь, бля, рюмку!
- Да я шучу, ёб твою… - расплывалась в улыбке небритая морда кавалера. – Думаешь, я ребёнку самогон дам?
- Вот нахуй и не рыпайся, - усаживалась на табуретку мамка.
- А, Серёга? – подмигивал дядя Витя. – Разве я буду тебя спаивать? Я лучше сам выпью.
Он опрокидывал рюмку в рот. Лез потом за рыбой и, отодрав клок, смачно жевал её.
- Вкусная рыба, - кивал подруге.
- Я нечасто такую готовлю, - отвечала та, польщённая. – Вот уж, для гостя.
- Вкусная, - повторял дядя Витя.
Рыба с подливой – это действительно было редкое блюдо в мамкином рационе. Обычно она обходилась макаронами и манной кашей.
- Серёж, будешь рыбу? – вспомнив вдруг о сыне, спрашивала она мальчика.
Серёжа отрицательно мотал головой.
- Поешь, что ты!
Серёжа снова мотал головой.
- Ты ел чего? Ел?
Серёжа кивал утвердительно.
- Да ел он, ел, - вступал дядя Витя. – Ты, бля, думаешь, он бы молчал, если б не ел?
- Ел? – снова спрашивала мамка.
Серёжа кивал ещё раз.
- Ну смотри. А то доедим без тебя.
Они опрокидывали по новой.
- Но пить, Серёга, учиться надо! – подняв палец в небо, продолжал дядя Витя. - Мужик должен уметь пить. Потому что это в жизни пригодится. А то есть такие – не в то горло у них идёт – что это такое! Умей пить, если ты мужик!
Серёжа превращал робота в боевую машину. В очередной раз. Машина тоже не нравилась ему сегодня.
- Кать, ты музыку поставь какую-нито, ёб твою. А то сидим, бля, как на похоронах.
- Точно, точно, - кивала мамка. – Магнитофон же есть.
Выбравшись из-за стола, она шла к серванту – магнитофон стоял здесь, под стеклом. Включив его и вывинтив громкость на максимум, возвращалась назад.
- У-у-ух! – приплясывала в такт песне.
- Ну-ка, иди сюда, - притягивал её к себе дядя Витя. – Садись.
Усаживал к себе на колени. Опускал ладонь на титьку.
- Чё, как ты?
- Чё как я?
- Ну, того.
- Убери руку.
Дядя Витя сжимал её крепче.
- Убери, ребёнок смотрит!
- Хули он смотрит. Всё равно ничего не понимает.
- Не смотри, Серёж, не смотри! – хохоча, махала рукой мамка. И прикрывала подол – дядя Витя лез и туда.
- Да ну тихо ты, тихо! – убирала она его руки. – Не сейчас.
- А когда?
- Уложить его надо.
- Ну так укладывай, ёб твою.
- Обожди, обожди.
Освободившись всё же, мамка садилась на свой табурет.
- Щас соседка прибежит, - говорила.
- А мы ей пизды вломим! Где она, за стенкой? Эй, дура ёбаная, пизды хочешь?
- Тише! Тише!
- Что тише? Мы и так, блядь, тише некуда. Серёга! Иди-ка сходи к соседке, скажи, что если она чем-то недовольна, дядя Витя ей пизды даст. Иди, иди.
- Да не выдумывай ты! – орала мамка. – Чё он ей там скажет? И не мешает она пока.
- Я ей помешаю! Кстати, чё это у ней две комнаты, а у тебя одна?
- Такк… Она ведь не чета нам. Благородная какая-то. И родственников кучу прописала. Живёт одна. Я с ребёнком вот в одной комнате, а она в двух.
- Несправедливо! – возмущался дядя Витя.
- Несправедливо, конечно! Только докажи, попробуй.
- Ты, Серёга, как-нибудь придуши соседку, - ржал дядя Витя. – Петельку на неё накинь, и всё. Или масло пролей в коридоре. Она ёбнется и сдохнет. У вас трёхкомнатная тогда будет.
Серёжа клал голову на подушку. Закрывал глаза.
- Спать хочешь? – спрашивала мамка. – Ну давай, раздену тебя. Уложу. К стене, к стене поворачивайся.
- Ты, Серёга, лучше бы бабу завёл. А то с роботом – это, блядь, гомосексуализм какой-то, - трясся от смеха дядя Витя.
- Что ты городишь!? – возмущалась мамка. Но тоже смеялась.
Чуть позже они сношались. На диване – он стоял у противоположной стены. Дядя Витя пыхтел и матерился, а мамка стонала и тоже материлась.
«Однажды, - думал Серёжа, - я возьму топор и зарублю вас всех. Буду кидать куски мяса с балкона, а собаки будут вгрызаться в них и рвать зубами. Потому что я ненавижу вас, твари!» Святая ненависть к человечеству
Код для вставки анонса в Ваш блог
| Точка Зрения - Lito.Ru
Олег Лукошин: Несколько рассказов о ненависти. Сборник рассказов.
02.06.06 |
Fatal error: Uncaught Error: Call to undefined function ereg_replace() in /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/fucktions.php:275
Stack trace:
#0 /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/sbornik.php(200): Show_html('\r\n<table border...')
#1 {main}
thrown in /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/fucktions.php on line 275
|
|