Влюбилась
Первый раз я увидела тебя ранней весной. Я не люблю раннюю весну и позднюю осень. В них живет осколок зимы. В женском журнале увидела репродукцию картины какого-то художника под названием «Весна». Серый лес с потухшим взглядом и сдохнувшая речка в плевках снега. Весна. Черно-белая фотография довоенных времен в пигментных пятнах старости. От такой картинки впору взять нож и застрелиться, повесившись на веревке в прихожей. Хотя нет, люстра в прихожей не выдержит тяжести моего тела. Придется жить, вырвав из журнала эту депрессивную картинку с жизнеутверждающим названием «Весна» и порвать ее на мелкие кусочки. Миллион кусочков весны…
Я шла по улице, лил дождь. Именно лил, стеной. И я шла сквозь эту стену туда, не знаю куда. В правой руке я крепко держала большой черный зонт-трость, а во рту у меня была ириска. Левый глаз мой спал, а правый с интересом разглядывал немногочисленных прохожих. Вороний внутренний голос комментировал увиденное. Левой рукой я перебирала мелочь в кармане пальто. Пальто у меня ярко-оранжевого цвета - «вырви глаз»- мой протест буро-серой весне.
Я шла. Обычная девушка. По обычной улице. В обычный день. И тут я увидела тебя. Сначала у меня было ощущение, что кто-то невидимый держит меня крепко за руку, и, посмотрев на запястье, я увижу ровные кругляшки синяков черно-фиолетового цвета. Нежная кожа. Синяков не было. Но кто-то держал меня за руку. Ты? Я стояла и смотрела на тебя. Как смотрит слепой. Остановившимся взглядом. Казалось, что вся я через глаза ухожу к тебе, только физическая оболочка в ярко-оранжевой обертке, вцепившись в зонт, стоит посреди улицы. Все это длилось тридцать секунд. Я всегда чувствую время. Если тридцать секунд разбить на мгновения, получится внушительная цифра. Внушительное количество времени я стояла и смотрела на тебя. Потом меня толкнули. В спину. Как будто заточкой между лопаток. «Встала тут, корова!» - нечто похожее на женщину прошло мимо, стукнув меня по ноге авоськой и обдав запахом чужого тела. Я поморщилась. А ты смотрел на меня. Ты. Такой элегантный, ухоженный, такой красивый… Мне стало неловко. Я повернулась и пошла в противоположную сторону. От тебя.
Потом пришла весна. Именно такая, как я люблю. Все краски набирали сочность, как зреет плод на дереве или распускается цветок. В этом есть что-то нежное. В красках, в воздухе, в людях. Весна была повсюду, ее запах уже витал в воздухе и, как бы забавляясь, окутывал собой все живое, играя в прятки. Я спешила на встречу, разговаривая по телефону. Не люблю разговаривать на ходу. Ненавижу телефонные разговоры. Когда не видишь глаз, и какой-то механически искаженный голос что-то бубнит тебе в ухо. Я уже забыла о тебе. Человеческая память такая странная вещь. Я до сих пор помню все номера телефонов своих знакомых и даты их рождения, а о тебе я забыла. Может быть, мне хотелось забыть. Но тут я снова увидела тебя. И жаркая волна узнавания накрыла меня с головой. Кажется, от этого жара у меня даже покраснели уши. Я боялась подойти к тебе совсем близко. Недопустимо близко, по моим понятиям. Стояла в сторонке и пялилась на тебя, как ребенок. Тридцать секунд. Тридцать секунд. Короткие гудки из телефонной трубки. Мой остановившийся взгляд. Я поняла, что влюбилась в тебя. Каждое утро я старалась пройти по этой улице, чтобы случайно или неслучайно увидеть тебя. Две случайности рождают закономерность. Каждое утро с колотившимся сердцем я шла по улице, где дважды увидела тебя. Я делала огромный крюк по дороге на работу, теряя драгоценное время. Но никакие потери времени не могли сравниться с той эйфорией, которая охватывала меня, когда я встречала тебя. Каждое утро я готовилась к этой встрече. И после встречи я чувствовала странное опустошение внутри. Мне хотелось тобой обладать. Мне хотелось в любой момент прикоснуться к тебе в своей невыразимой ничем, кроме жеста, нежности. Но я могла только любоваться тобой.
Мы с тобой прекрасно смотрелись бы вместе. Эта мысль все чаще приходила ко мне в голову. Тогда я поняла, что если не смогу тебя заполучить, я тебя украду. «Are you gangsters?» -«No, we are Russians!»
С тех пор прошло много времени. Тридцать секунд в миллионной степени. Ты со мной. Я могу прикоснуться к тебе, погладить, тихо выговаривая: «Мой. Любимый. Чертовски. Элегантный. Черный. Брючный. Костюм».
Чашка черного чая
Ночь в чашке черного чая.
Она пахнет мокрым асфальтом и огнями фонарей. Ночь со слепой звездой и месяцем-ятаганом на небе. Она накрывает город, живущий в чашке черного чая. В городе ночь и город в ночи. Он уже не похож на муравейник, как при свете дня, но он живет, дышит, вздрагивает, хрипит, стонет, смеется. Он ложится на левый бок, читая книгу-жизнь перед сном. Еще немного времени, одетого в часы, и он закроет книгу, положив указательный палец закладкой. И уснет. Но сейчас я вижу отблеск его глаз в чашке черного чая.
Мне холодно. И я пытаюсь согреться огнями города, живущего в чашке черного чая. Мои пальцы покрыты тонким слоем льда, я могу подышать на них, но они не оттают. Мое дыхание рождает лед. Эти чужие пальцы держат крепко ночь, и что-то ищут в ней. Я всматриваюсь в черную бездну, пропуская город через себя.
На дне чашки с чаем лежат слова. Важные слова, которые заставят мое дыхание рождать огонь. Тогда я подышу на пальцы, и они оттают. Я знаю. Я отчаянно всматриваюсь, но город дразнит меня, отвлекая своими огнями. Он играет со мной в прятки, водит за нос, закрывает мои глаза. Он подмигивает мне тысячами окон домов. В тех домах живет тепло. А от тепла струится свет. Мне хочется ощутить этот свет и тепло. Мне хочется согреться.
Я могу окунуть руку в чашку. Обмакнуть пальцы в ночь, которая живет в черном чае, которая скрывает город, глядящий на меня огнями. Я могу положить свои пальцы в дымящийся черный чай, обмануть себя, заставив поверить, что это искусственное тепло сможет согреть меня изнутри. И потом очень долго жить этой ложью.
Я закрываю глаза и маленькими глоточками пью ночь. Ощущаю,как огни фонарей бегут по моим жилам, сталкиваясь с клетками крови до аварий. Чувствую, что моя кожа пахнет дождем и отражается зеркалом луж.
Я делаю последний глоток и открываю глаза,разглядывая дно чашки:
NOSCE TE IPSUM
Весна
Она сидела возле трюмо, закинув ногу на ногу.
Ее спина была расслабленной, и даже шелк неглиже не мог спрятать красоту этой спины. Бретелька соскользнула с ее левого плеча, обнажая его мраморность. Соблазн прикоснуться витал в воздухе.
Волосы, как расплавленное золото, змеями струились по ее спине к пояснице. Она лениво поднимала правую руку, с зажатым в ладони гребнем, и так же лениво проводила им по волосам - причесывалась. Волосы искрились, и создавалось впечатление, что они живые, сами по себе, мурлыкающие от ее прикосновений.
Точными движениями она стала наносить крем на свое лицо, шею, декольте. А потом, легко касаясь подушечками пальцев, стала вбивать крем в кожу. Кожа от ее прикосновений розовела.
Она взяла в руки кисточки и стала рисовать свой портрет, поминутно заглядывая в зеркало. Боялась ошибиться? Сначала она провела пушистой кистью по своему лицу - рассыпая пудру - создавала себя заново. Другая кисть - и две тонкие линии бровей - удивленно приподнятые в немом изумлении. Следующая кисть - золотисто- зеленое полотно век, оттеняющее глаза цвета неба. Кисть в сторону. Карандаш. Остро отточенный, как каблуки ее сапог, или как шпага - К барьеру! Небо глаз обрело четкие границы: от сих до сих. Ресницы, закованные в доспехи туши, как пехотинцы, идущие в атаку: плечо к плечу. Снова пушистая кисть и румяна поселились на щеках. Два четких прикосновения столбика губной помады, стертого наискось, и губы сразу стали как бы вишневее, неприступнее, но при этом желаннее. Она улыбнулась своему отражению и скинула неглиже.
Чулки обрели форму стройных ножек. Белье подчеркивало бледность ее кожи. Платье с наглухо застегнутым воротом, как у институтки.
Тяжелый флакон духов с притертой пробкой. Аромат ландышей. Две капельки в подключичные выемки. Два прикосновения пробки за ушами. Ландыши стекают по шее. Капелька духов на запястье. Ландыши кружат по комнате.
Сапожки с острыми каблуками - быть выше и тоньше. Независимая улыбка уголками губ, сдерживающими поток смеха.
Пальто, перехваченное на талии тонким поясом.
Перчатки, спрятавшие бледные пальцы. Маленькая сумочка – ридикюль, как у дам в старинные времена.
Дверь. Подъезд, пахнущий кошками. Свет. Улица.
Она шла, размахивая сумочкой, улыбалась прохожим, напевая мотивчик старой французской песенки.
А прохожие перешептывались: Весна пришла…
Мои кометы. Мой космос.
Краски. Фломастеры. Цветные карандаши. Мелки.Позабытые.
Холсты. Девственные. По углам комнат.
Пустые нотные тетради. Стопкой свалены на рояле. Придавлены скрипкой.
Листы жизни. Разбросаны по чужим балконам.
Пустые фотоальбомы Темные окна. Подворотни. Подъезды. Сквозняки свободы.
Мои кометы.
Мой космос…
Любовь начинается с чистого листа. На нотных тетрадях появляются закорючки, бемоли-диезы. Холсты хранят отпечатки глаз в момент экстаза. Высшего блаженства.
Ты скажешь, все это было. Я скажу - все еще будет!
Ты скажешь, миг счастья недолговечен. Я куплю фотопленку.
Ты будешь выкручивать мои руки. Я буду летать.
Ты будешь гвоздем царапать мои окна. Я - улыбаться и целовать твои глаза.
Любовь…
Мои слова. К тебе. Мыльными пузырями висят в воздухе. Застывшие льдинкой мгновения. Нет, не льдинка. Леденец. Сладко. Любовь должна быть сладкой. И не нужно пальцами ломать стекла, обманывая себя, что это шоколад.
А я не хочу больше плакать. Или не могу больше плакать. Мне просто лень. И кричать лень. Мои эмоции застыли леденцами. Коробочка монпансье. Мои чувства. В твоих руках. Две жестяные крышки. Две пластинки. Патефон. Саундтрек к фильму «Завтрак у Тиффани». Классика.
Мои слезы льдинками падают на твое лицо. Нет, это смеется снег. Он смеется вслед нашему счастью. Нашей бездумной усталости. Нашему бессилию перед роком. Он хочет закружить нас в танце. Вместе с тысячью снежинок. Снежинки долетают до наших изумленных глаз. Превращаются в дождь. В ливень. А ты обнимаешь меня. Небо плачет. Ты слизываешь капельки с моего лица. Небо плачет. От счастья. С облаками посылает нам воздушные поцелуи. «Расставание- это сладкая печаль»- сказал Шекспир. Рас-ставание. Оно исчезает призраками затонувших кораблей в тумане.
Карамельный вкус встречи тает на наших губах.
-Мне лень плакать, милый!
-Тогда улыбайся! Смейся навстречу ветру!
Две жестяные крышки. Две пластинки. Патефон.Мюзикл «Кошки». Ария «Memory».
Крышка у меня. Крышка у тебя. Порыв ветра…
Мои эмоции. Разноцветными леденцами. Кружат по свету…
Ненавижу
«Toch & Go». Tango in Harlem. В «Гарлеме» моей любви я танцую танго. Погружаюсь в него. Медленно. На дно океана. Вдохнуть, зажать двумя пальцами нос, вперед... Забыть о поверхности, где пустота, набитая в комнату под завязку, тишина, разбавленная «Miracle. So magic!», коктейль: 100 грамм ожидания/ 50 грамм неизвестности/ 50 грамм одиночества. Хорошенько взболтать. Каёмка из соли. Лимонная долька. Prost!
Пальцы и «мышка»- единое целое. Нетерпеливо щелчок .
Как на рентгене: «Задержите дыхание».
Готово.
«У Вас нет новых писем».
«Umm... I noticed you around…
I find you very attractive…»
Я стою у низенького желтого забора и смотрю, как чувство- любовь наматывает круги. Катается на «американских горках». Вверх. Вниз. Мертвая петля. Прямо.
Проезжая мимо меня, чувство показывает мне язык. Это моя любовь. Она принадлежит и не принадлежит мне. Близкая и недосягаемая. Я не брошусь под раскрашенный в красное поезд, я не героиня Толстого и даже не тургеневская девушка; я только беспомощно наблюдаю за поездом, мчащимся по шатким рельсам с бешеной скоростью, и чувствую, что сердце каждую минуту готово сорваться в пропасть.
Занемевшим пальцем. По привычке. Щелчок.
«Задержите дыхание».
Готово.
«У Вас нет новых писем».
«Would you…umm...»
В окне краешек обесцвеченного неба. Я смотрю на него, оно - на меня, смыкает альбиносовые ресницы. Подмигивает. Я подмигиваю в ответ. Сегодня мы заговорщики. Заговоренные на удачу старым шаманом. Что-то он напутал, заблудившись в гипнотическом дыму.
Щелчок.
«Задержите дыхание».
Готово.
«У Вас 1 новое письмо».
Вдох полной грудью. Воздуха в легких так много, что воздушным шариком я поднимаюсь вверх и зависаю в пространстве потолка…
«Предлагаем …»
Со скоростью звука вниз.
Растекаясь в пространстве пола, понимаю, насколько сильно ненавижу спамеров.
Лара Соболева: Штучки.