СОЧИНИЛ ЗА ЦВЕТАЕВУ...
Однажды в молодости, собираясь наизусть прочитать кому-то стихи Марины Цветаевой "Идешь, на меня похожий..." (ее в те годы не издавали), я вдруг испуганно обнаружил, что забыл две строки. Пришлось быстро дососчинить (выделяю курсивом!):
Прочти, на камне старинном, Где стерся от времени след, Что звали меня Мариной И сколько мне было лет.
Потом вспомнил как у Цветаевой на самом деле:
Прочти, слепоты куриной И маков нарвав букет...
Большая разница. "У меня" нечто общелитературное. У нее - свое, зримое, конкретное...
ОЛЯ МЕЩЕРСКАЯ И ПОЭТЫ
СТРАННЫЕ СДВИГИ
Маяковский в статье "Как делать стихи" цитирует Зинаиду Гиппиус в контексте "новой стихии языка", поисков новых форм, - цитирует, перевирая и не обращая внимания на смысл:
Мы стали злыми и покорными, Нам не уйти. Уже развел руками черными Викжель пути.
Пусть неточно, но ведь запомнил и знает в чем дело! Это яростные контрреволюционные стихи "Сейчас", помеченные 9 ноября 1917 года:
Как скользки улицы отвратные, Какая стыдь! Как в эти дни невероятные Позорно жить!
Лежим, заплеваны и связаны По всем углам. Плевки матросские размазаны У нас по лбам. Столпы, радетели, воители Давно в бегах. И только вьются согласители В своих Це-ках.
Мы стали псами подзаборными, Не уползти! Уж разобрал руками черными Викжель - пути...
А в свою очередь Гиппиус в "Черных тетрадях" 5 января 1919 года записывает:
"В октябрьские торжества внесли плотнище с хамской рожей и хамскими словами внизу, хамски и жидовски начертанными:
Мы на горе всем буржуям Мировой пожар раздуем!
Это его - нежного Блока слова!!"
Да не его! Что за странный сдвиг? Это - один из голосов многоголосных "Двенадцати".
ШАЛОСТИ ЭПШТЕЙНА
ПЕРЕПЕВЫ
Как-то на Пицунде перед читателями Давид Кугультинов вдруг прочитал стихи, которые... я давно собирался написать. Еще со студенческих лет я записал строчки (дальше почему-то дело не пошло):
Я не помню своего начала, Не запомню своего конца.
Человек "для себя, внутри себя" не имеет ни начала, ни конца, он как бы бессмертен. Извне видны его пределы. Примерно то же высказал и Кугультинов и, пока я сокрушенно удивлялся совпадению, он продолжал:
- Я дал подстрочник этого стихотворения Маршаку. Тот прочитал, близко приставив листок к глазам, и откинул его:"Голубчик! Вы меня обокрали. Я собирался написать это стихотворение..."
* * *
Еще совпадение. Читаю и Бориса Слуцкого ("Нева" 2,1987) "Розовые выпишу очки..." и т.д. И сразу вспоминаю Вячеслава Стерина, приятеля литинститутских лет, стихотворца-любителя.
Из груды стихов, которыми он меня обчитывал, остались только две строки:
Граждане, чтобы жить веселее, Подайте на розовые очки!
У Стерина, пожалуй, сильнее, чем у Слуцкого.
ОТКАЗ ОТ АВТОРСТВА
P.S.
P.P.S.
Читал подборку Николая Шатрова в "Строфах века" и там наткнулся на его строчку 1967 года "Потому что я - не человек". Как было не вспомнить "Я давно уже не человек" Володи Соколова? Скорей всего - совпадение (контекст совершенно другой). Вдруг вспомнил, что и у Георгия Иванова есть похожая строка, и тоже о двадцатом веке: Последний бой, двадцатый век... И вспоминаю, холодея, Что я уже не человек...
Все-таки забавно: в знаменитом четверостишии В. Соколова первая строчка - моя, четвертая - почти Н. Шатрова или Г. Иванова, а в целом - Соколов, ничего не попишешь. За ним и останется (но только первое четверостишие, ибо последующие пять строк дописаны как бы с перепугу: я, дескать, "ангел, наверно", в то время, как у Шатрова и Иванова жестко: "не человек" и точка).
Кирилл Ковальджи: Литературные заметки, зарисовки, портреты. Часть вторая.