h
Warning: mysql_num_rows() expects parameter 1 to be resource, bool given in /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/sbornik.php on line 14
Точка . Зрения - Lito.ru. Петр Белосветов: Основы сословно-художественной генетики (Сборник рассказов).. Поэты, писатели, современная литература
О проекте | Правила | Help | Редакция | Авторы | Тексты


сделать стартовой | в закладки









Петр Белосветов: Основы сословно-художественной генетики.

Чудненький цикл. Бытовые истории в упаковке авторской иронии - какая прелесть! Юморной тончик, хихикающие рассуждения, лихо сварганенные неологизмы, легкость и разговорность языка, ненавязчивость описаний. Приятно, забавно, читабельно! Кстати вот чего многим тз-шникам не хватает - банальной, но довольно непросто достигаемой ЧИТАБЕЛЬНОСТИ. Пятерка автору по этой каверзной дисциплине. Ну вот, к примеру:

"Легкое приукрашивание действительности только приятно. Оно придает нашей серенькой и недоразвитой прозябалке некий таинственный шик, гламур. Литература отражает жизнь приблизительно в такой же мере, как милицейские сводки – уровень преступности. Шутки неуместны лишь в вопросах, связанных с выплатами денежного вознаграждения."
Иди такое:

"О, милый фюрер, я понимаю! Я ощущаю магический зуд. Чувствую мотивации. Перечисляю этапы и поступки. И тем ни менее, тем ни менее!"
Кушайте на здоровье! :)


Редактор отдела прозы, 
Елена Кутинова

Петр Белосветов

Основы сословно-художественной генетики

2007

OGGI |СВИДАНИЕ |РУСЬ ИЗНАЧАЛЬНАЯ


OGGI

СВИДАНИЕ

СВИДАНИЕ

С чего начинается деградация? Учения, явления, движения, таланта, личности?  Достаточно каверзный вопрос, заданный с искренней прямотой. С интеллигентским, я бы сказал, замахом. С той самой  открытостью и доступностью, от которой так и тянет ухватиться за пистолет.

О, милый фюрер,  я понимаю! Я ощущаю магический зуд. Чувствую мотивации. Перечисляю этапы и поступки. И тем  ни менее, тем ни менее! С учениями и движениями понятно: все дело в последователях. Хороший, продвинутый последователь  угробит любую идею. Главное не мешать. Сажать – можно. А лучше -  только  спорить и дискутировать. Ага. Не выходя, так сказать, за рамки научного обмена мнениями.

  Недавно одного такого деятеля показывали по ящику. Что-то там про поиски подходящей льдины для высадки полярной станции. Так ведь водил пальцем по компьютеру с таким лицом, будто именно ОН ЕЁ ТАКУЮ специально и наморозил! Надувался, бороденку свою холеную пучил да нащипывал.

А после сделал истинно научный вывод: льдина должна быть потолще!   Засим последовало еще одно смелое обобщение – желательна льдина округлой формы. Ну и на посошок -  гипотеза прям на докторскую, аж никак не меньше: если эта несчастная  льдина все ж таки растает, так во всем виноваты происки природы, коей одинаково по барабану и спутниковые съемки, и научные степени, и бюджетные денежки, горделиво растраченные на ее изучение…

Очередное утро наступает рывками. С пяти тридцати стрелки лихо перескакивают  на одиннадцать, затем надолго замирают в районе четверти двенадцатого, порождая в груди несбыточную надежду на отсрочку. Сережа преданно таращится на  отвратительно далекий циферблат: стрелочки! Миленькие! Постойте! Ну, чего вам стоит, а? Посмотрите, посмотрите вокруг, посмотрите на меня, вы меня убиваете! УБИВАЕТЕ!

Стрелки утолщаются. Стрелки недовольно цокают языком: ай-ай-ай, Сережа, ты помнишь, ЧТО обещал нам прошлым вечером? Ну же, Сережа. Напрягись, Сережа. Хорошо, маленькая подсказка! Именно это ты обещал нам и на той неделе. И на предыдущей неделе тоже. Проказник. Гад. Плачет по тебе клиника доктора Майорова…
    
  Ой, не надо, не надо, не надо Майорова!!! Как же мне плохо. Тоже мне выразился – плохо… Метафора, твою мать.

  Итак, мы с вами рассмотрели некоторые аспекты деградации научной мысли. Теперь поговорим о явлениях. Прорывы, нарывы и отрывы, хе-хе. Явление Христа пред еврейским казачеством. Начисто лишено смысла, начисто. Природные, нравственные, художественные? Солнце русской поэзии? Силезии? Геодезии? Закатим, господа. Как  пухленькую наивную губку. Закатаем  как семейные трусы по волосатым ляжкам. Как  поседевшую кухонную скалку. Как хлебную крошечку  в задницу престарелого хомяка.

Сережа смотрит прямо перед собой. Смотрит долго, с неудовольствием. Это завтрак? Вот это вот его, Сергея Петровича, утренняя трапеза? Да? Да-да-да?

Да. Черствый хлеб, вонючее сало, жидкий чай. Видимо солнышко с ясным небом и кофе с ветчиной будут поданы в какой-то другой день. Будет ли тепло, наступит ли счастье? Ослабит ли свою депутатскую хватку геморрой? У меня? У тебя? У общества?

Сережа задается бесконечными вопросами. Своеобразный способ умственного онанизма: не о чем подумать? Думай о бабах и судьбах Отечества.
  
Кстати, мой фюрер, твои многочисленные оппоненты так и не посмели уяснить главного: причины. А вот Сережа – понял! Понял и осознал. Беззаветная, дикая, первобытная любовь к немецкой нации. Своеобразно? Да! Жестоко, параноидально, орально? Да, да, да! Если хотите. А не хотите – не надо.

Нам, русским, повезло несравнимо меньше. Несравнимо. Нас никто так  не любил. Не отправлял нам эшелонами муку и мясо. Не раздавал бесплатного пива. Не заставлял работать на нас  всю Европу. Нашу нацию не баловали любовью даже собственные вожди.

Сережа оскаливает рот и глубоко, до упора загоняет туда китайскую зубочистку: не любят и до сих пор. Вернее, резко перестают любить, как только становятся этими самыми вождями. А уж вождей-то у нас – пруд пруди. Местечковые, удельные, районные – и все пророки!  Барин, хозяин, светоч, опора, надежа, совесть нации - вот оно, вот оно! Главное – дотолкаться до нужной трибуны. А там – все уже будут делать за тебя. Любые оговорки, нелепицы, даже сортирная лирика, будучи исторгнутыми из нужного места, мгновенно приобретут глубочайший  смысл, не ведомый даже самому оратору. Ибо русская нация – это, прежде всего, нация рабов. Но, ежели, к примеру, потомственный пролетарий, или там крестьянствующий селянин, - суть  рабы безобидные и тихие, то не таков, однако, российский интеллигент.

Не-ет, не таков! Он же ж, гад, мало того, что должен чувствовать себя рабом, но еще ж непременно должен подвести под это дерьмо очередную идеологическую платформу. Не просто, вульгарно выражаясь, хорошенько вылезать задницу правящему классу, а, что называется, отработать язычком КАЖДУЮ КОСТАНЬЕТТУ.  И вот  тут-то наши неисповедимые пути расходятся окончательно, уверяет себя похмельный Сережа. Окончательно и бесповоротно. И вот тут-то, как раз и начинается: историческая миссия русского народа, национальная идея, Восток-Запад – связующее звено, особый путь…

Какой  путь? Куда? На м…да? Цена на нефть почти сорок баксов, а житуха такая, что…

Но это уже к вопросу о деградации.

А что до талантов с личностями, то и в этом вопросе отправной точкой является смирение. Человек попросту смиряется с тем, что его окружает. Иногда, а, наверное, даже часто. В такие минуты  нам кажется, будто жизнь чертовски хороша. И даже лицо Первой Леди представляется интеллектуальным и симпатичным.

Из распахнутого кухонного окна хорошо просматривается рубероидная крыша детского садика «Василек», бесконечные поля седых одуванчиков, заборы, деревья и дворник Максим. Последний виден лучше всего, ибо работает, то есть трудится на первом плане.

Эх, до чего же гладко рассуждается с бодуна! Вся общественная жизнь – прям как на ладони. Ветер дует, Максимка метет, очередное олигархическое состояние увеличивается на ххх миллионов долларов, а  спившийся журналист Сережа сидит и барабанит пальцами по липкой клеенке. Логично. Правильно и справедливо.

Деньги окончательно закончились. Значит вновь, неудержимым потоком станут скапливаться долги. Начнется это не далее, как сегодня. А долги, надо заметить, имеют одно весьма даже нехорошее свойство – их приходится отрабатывать. Да-да-да. По-разному, конечно, кто как. Кто мышцой, кто задницей. Каждому свое. Вот ему, например, приходится отрабатывать словом. Печатным словом. Не худший вариант, не худший, кто бы спорил.

Но тоже, знаете ли, не мед. То еще, к слову сказать, харакири. Снова, снова подошла пора. Пора сочинять очередной шедевр для районной прессы. Как же мы его обзовем, а? На этот раз пусть будет, к примеру… к примеру… «Потому что нельзя быть на свете кристальной такой» (о работе водоканала), или «Простой и добрый» (о любимом главе администрации). В водоканале, конечно же, заплатят больше. Зато в администрации обещали медаль в честь трехсотлетия. Свои резоны, свои. Только представить, какая будет у Ленки рожа!

Ленка-Ленка. Леночка Саколей. Бывшая жена и любовь всей жизни. Четыре года вместе, восемь врозь, а все не успокоиться.
        
Сережа в напряжении морщит  гудящий лоб: а ведь у него сегодня дело. Важное дело. Как же он мог забыть. Все что угодно, только не это. Сегодняшний день, можно сказать, загружен по самую завязку!        


2

Купидон, озорник сизокрылый. Ты заехал мне палкою в рыло! Для чего  ты пришел, Купидон? Иль припомнилось давнее лето, жаркий полдень, фонтаны клозет-та, и уныло поющий Кобзон? Гуттаперчевый розовый анус, я с тобою навеки останусь. Хорошели поля и хлебя. Полнозвучно зудели фиалки. Ты отринула жребий свой жалкий, ухвативши судьбу за ля-ля. Мы  сошлись. Как Пожарский и Минин. Как кукушка и пылкий кукуй. Как  PLAYBOY и комок вазелина. Как дефолт и банкир-обалдуй. А потом разошлись. Охладели! И фиалки уже не зудели.

Ничто так исчерпывающе не характеризует человека, как его же собственные воспоминания.

К примеру, если вы имеете за плечами тридцатилетний опыт безупречной работы в должности зав кафедрой марксизма-ленинизма днепропердовского музыкального училища, или  же постоянно отираетесь при пушкинском доме, или просто имеете близкие знакомства среди внучек  Римского-Корсакова…
… в этом случае  ваши воспоминания, безусловно, носят высоконравственный  геморроидально-эпический  и, к тому же, оптимистический характер. Сережа уверен. Просто уверен. Юбилейный концерт впавшего в маразм профессора Нильсена, развернутое описание застарелой  мозоли на большом пальце правой руки писателя Леонова, - вот то первое, что благонравно приходит на ум.

А вот у него – сколь долго в головушке не копайся -  ни черта приличного даже не вспоминается! От учебы в университете – все больше разнообразные бабы да пыльные пластиковые ящики из-под водки. От совместной жизни с Леной – скандалы по поводу отсутствия денег. От рождения дочери – душные, наполненные воплями ночи, дорогущие памперсы, бесконечное чтение «Репки» и, пожалуй,  застрявшие в памяти дурацкие сюсюкающие слова.

Тогда он еще работал на рекламную компанию «Аргус». Заниматься приходилось всяким дерьмом. Лучше всего платили организации, независимо от форм собственности предлагающие всем и каждому стремительное обогащение. Пирамидки и пирамидочки. Чуть побольше и чуть поменьше. Пирамидищи были «Аргусу» не по зубам.

Чудное  время. Не проходящее ощущение свободы и вседозволенности. Никаких узко партийных вертикалей и стабильностей. Звезди себе спокойненько, только с братвой не забывай поделиться. Сколько идей, схем, прожектов! Занять денег? Да никаких проблем! Любую сумму. Мало? Прокурор добавит.

Что говорить. Что сравнивать. Кто предполагал такое развитие? Как там было у Войновича – кажется, религиозность, народность и госбезопасность? В точку, маэстро. В самое яблочко. А ведь были, были умные люди, которые знали. И в то самое время, когда толпы жирующих разгильдяев расслаблялись, транжиря свои нетрудовые выхлопы на всякую фигню, эти люди скрупулезнейше  учитывали каждую присвоенную копеечку. Ибо, уже тогда, догадывались: так будет не всегда.

Но таких оказалось меньшинство. Все же вы были правы, мой фюрер. Славяне – нация, безусловно, недоразвитая. Представить себе самого заскорузлого немецкого бюргера, достающего из кармана последние сто марок для приобретения коллекционного коньяка, органически невозможно. Так что же в таком случае есть пресловутая русская широта? Дебилизм в квадрате.

Безответственность, возведенная в ранг национальной добродетели. Сережа хорошо знает, что такое безответственность. Безответственность – это когда у тебя полгода не плачено за квартиру, а ты радостно тусуешься в клубе Candyman. Или когда ты пьешь с друзьями пиво в то самое время, когда у твоей пятимесячной дочери закончилась молочная смесь. Или заказываешь по телефону проституток, а после заражаешь жену триппером.

Список бесконечен, и терпела Ленка достаточно долго. Затем стал подрастать Светик и чувство материнства пересилило: ну какой из него, скажите на милость, отец? Отцы – они совсем не такие. Отцы не могут быть спившимися похотливыми козлами. Они не ходят на порносайты, не печатаются в журнале «Желтый Буй», не пьют по утрам пива, не разбрасывают по квартире потные футболки, не слушают «Красную плесень», не называют всех соседей жопами, не ковыряют в носу, вообщем,  шел бы ты отсюда на ….

Новый муж-эталон был сыскан чрезвычайно быстро. Положительный и серьезный, состоятельный и непьющий. А вот с дочерью все оказалось сложнее. Гораздо сложнее. Кто  мог предположить, что этот неудачник занимает в сердце ребенка столь важное место? Не желая принимать во внимание ни эксклюзивность нового папы, ни маменькины увещевания?

Поначалу Лена честно пыталась сфокусировать внимание дорогой доченьки на наиболее возмутительных чертах Сережиной личины. Видишь, дескать, мой обожаемый цветок, опять твой папа обещал позвонить завтра в шесть, а соизволил послезавтра в восемь. Снова не поздравил твою бабушку с днем рождения. Встретил тебя из школы в этих ужасных шортах. Купил мотоцикл и (наверняка!) Катается На Нем Пьяным!

Но любимая кровинушка повела себя с опасной аналогичностью пресловутого бассейна из набившей оскомину школьной задачки. То есть исправно засосала все обличительные речи через одну трубу. А вот выдать что-либо на гора из другой категорически отказалась.

Пришлось смириться: ладно. Общайтесь на здоровье. Сама все поймешь. Потом. Поймешь – и разочаруешься. Разочаруешься-разочаруешься! Увидишь. И не забывай, пожалуйста, что своими встречами ты все равно делаешь маме больно. Да-да-да. Мне и Николай Иванычу. А не пофигу ли это Николай Иванычу? Нет, вот именно, что не…
Не все равно. Хамка! Неблагодарная свинья!

Так что регулярные  встречи продолжались. Влияя, как это не парадоксально, гораздо в большей степени на старшего индивидуума. Что же касаемо дочери, то ее подлинное отношение к Сереже оставалось неразрешимой загадкой!

Сережа медленно проводит рукой по колючему подбородку: а знает ли он, что вообще происходит в ее кучерявенькой голове? Что прячется за дежурными приветливыми словами? За пустой натянутой улыбкой? Ведь если вдуматься, он ее совсем не знает. Не чувствует. Не ощущает обратной связи. Говорит, говорит, говорит. Слова уходят прямиком в песок хрустящий под колесами машины. Некоторые, правда, зацепляются за потрепанную обивку салона. Но ни одно, ни одно из них не доходит до адресата.

И как достучаться? Спрашивается, как? Нужны новые формы – да,да,да! Не смейтесь! Сережа про это читал. Новый язык общения, новые идеалы. А что? Все правильно. Его самого родители давили страшно. В особенности батяня – такой уж был не продвинутый мухомор. И гонял, и ремешком охаживал при каждом удобном случае, и в университет этот чертов загнал, и толку?

Нет, он, Сергей Петрович, - не таков. Он хочет и жаждет со своими детьми полного эмоционального взаимопонимания. Вернее, с дочерью. Да. И добиться этого он попытается уже сегодня, через пару-тройку часиков. Только надо хорошенько побриться. Хорошо выбритая физиономия -  это половина успеха!


3

    
Сережа увидел ее издалека, длинноногую и тоненькую. Она послушно торчала на заранее оговоренном пятачке между автобусной остановкой и беленьким киоском, продающим йогурты Danon. Яркая оранжевая куртка, джинсы-дудочки и снова  эта идиотская улыбка на лице. Улыбка-маска. Харя-Кришна. Не обижайтесь, милые буддисты. Это может быть и какая угодно другая харя. Так что ничего личного. Один только поток  подсознания. Подсознательный выбор. Что я хочу? Увидеть, поцеловать, прижать к широкой отцовской груди. Важно ли остальное?

Похожа. Похожа на меня здорово. С дочками такое часто. И вообще – дочки больше как-то к папам тяготеют. А сыночки – к мамам. По половому признаку, что ли? Не без этого, мой фюрер, не без этого. Равноправие полов – суть колхозный бред, атеистическая утопия. Только представьте себе вкалывающего в поте лица трутня, надменную курицу, горделиво обхаживающую вольер с петухами, огро-омнейшего быка-производителя с выменем вместо .… А мы что? Мы такие же!

Чуть прищурившись, Сережа долго и с удовольствием рассматривает  похорошевшую дочку: как выросла! Сколько они не виделись? Недели три. А ведь опять вытянулась! Егоза.

- Куда пойдем?

Светка, улыбаясь, смотрит на отца и пожимает плечами: все равно.

- Может, в макдональдс?
Светка рассеянно кивает: может. Мол, нету у тебя, папаша, денег ни на что приличное, так хоть в детской помойке потусоваться.

Хотя, возможно она так и не думает. Да-да, возможно. И даже наверняка. А вот Сережа – думает. Он думает о том, что его квартира давно стала похожа на бомжатник, что последние новые брюки были куплены в одна тыща девятьсот девяносто девятом году, а уж занюханный форд-сиерра являет собой просто верх неприличия.

- Как в школе?

- Нормально
.
Вот так. А что? Каков вопрос, таков ответ. И нечего потом заламывать перед зеркалом руки или бегать по психологам. Начинать нужно всегда с себя – ясный пень! Ну, ничего. Их сегодняшняя встреча будет (воистину!) переломным,  судьбоносным моментом в отношениях.

- Ты ведь наверняка смотришь про фабрику звезд? – вот он, тщательно обдуманный ход конем.  Эзотерическое значение сорока девяти дней Бардо.

- Конечно.

На лице нашей недотроги (определенно!) проступает нечто человеческое. Так, Сергей Петрович, ты молоток, двигайся в прежнем направлении, не теряя, как говориться, харизматичности и афористичности.

- А я тут, на досуге, все обдумывал одну важную темку.  Сказочки разные нужно переделать. Лучше всего – из русских народных. Чтобы сказочка была детская, но на манер мюзикла. Свободное прочтение. Это ведь сейчас модно. Нужен такой сценарий, понимаешь, с набором раскрученных исполнителей, словом, чтоб убойно и наповал. Хотел вот с тобой посоветоваться. Ты ж у меня, как ни как, представитель самой массовой зрительской аудитории! Так что мнение твое – определяющее. Хорошо бы воткнуть в проект пару-тройку молодых звезд, или как их там – полуфабрикатов? Не суть. Для свежести. Поможешь ли ты мне, обожаемая дочь, в этом непростом вопросе?

- Ты серьезно? Пап, тебе работу новую предложили? Вот это круто! – от восторга Светка  лупит кулачками по коленкам. – Так в чем прикол?

- Предложили, - вальяжно цедит завравшийся  Макаренко. – Есть определенные перспективы. Заметили понимающие люди. Я столько лет в журналистике, сколько тебе еще и не стукнуло! А журналист – это ведь тот же писатель. Только немножко недоделанный.

- Папка, папка, подожди, подожди, - тараторит ошалевшая дочь, захлебываясь уже вовсе нестерпимо. – Это  же шанс, понимаешь? Это настоящий шанс!

Пошел, пошел процесс. Теперь дальше, солнышко, дальше. Сперва сочно обсуждаем нюансы. Ух, ты, что за эмоции, что за лексика, вот тебе и молчунья, вот тебе и замкнувшаяся в себе максималистка!

- А какую сказку взять, какую же лучше, блин, надо самую нудную, самую такую, знаешь, затюканную, может, «Репу»? Или «Шапку»? Или – вот! «Колобок»! Папка, бери «Колобка», не пожалеешь!

Ха! Между прочим, идея. Смотри-ка, мозги у девочки работают! И как работают! Не по детски.

- Что ты молчишь, пап? Не хочешь «Колобка»? Не подходит?

- Отчего же, - вещает раздувшийся Сережа. – Достаточно необычное предложение. Надо подумать.

- Че тут думать! Шикарная тема! А тебе, наверное, много денег дадут, да?

Молодец, доченька. Сразу – в практическое русло. Ну, погоди, поколение PEPSI. Вот я тебе устрою, устрою по полной программе.

- Давай-ка, лучше поговорим на темы общей канвы, - нежнее, Сергей Петрович, еще нежнее. – Обрисуем, так сказать, коллизию. Я буду излагать, широкими мазками, общими планами, а ты, - дорабатывать детали и править, где надо. О кей?

Конечно о кей, еще бы не о кей, затрясла шевелюрой так, что чуть голова не отвалилась! Смешные они в этом возрасте. Смешные и глупые. А вся беда в том, что мы пытаемся воспринимать их всерьез.  




4

      
Русская народная сказка «Колобок», пересказанная Сергеем Петровичем для любимой дочери Светланы с целью проникновения в духовный мир подрастающего поколения.
        
Итак, опираясь на первоисточники, нам необходимы дед и баба. Без них – никуда. И хорошо. Определяем их более культурно: Старик со Старухой. Сразу же возникают здоровые ассоциации с Пушкиным, - жили, там, были, все дела, мед-пиво пили.

Если у классиков старички посасывали некий абстрактный мед, то у нас они соответственно будут употреблять совершенно конкретную водку. Надо будет продумать, какую именно. Поискать спонсора – да! Марка водки очень важна.

Хорошо бы с исконно русским названием, но тут уж как повезет, кто больше даст, ничего страшного. В принципе, Старик со Старухой могут с одинаковым энтузиазмом  квасить и «Столичную», и «Абсолют», и что-нибудь украиньськэ не бэрэзовых бруньках.

Следующий наиглавнейший вопрос – КТО. То есть, кто у нас пробуется на роли этих эпэншинов. Это необходимо решить еще до того КАК.

Это раньше, быть может во времена постановок преданий старины глубокой, главную составляющую усиленно выискивали в авторском тексте, да и то – не всегда. Нынче у нас не те времена, золотко. Нынче сперва решают КТО станет ЗВЕЗДЕТЬ, потому что только от этого и зависит - о чем.

Амплуа у старичков достаточно незатейливые, - посуди сама. Потусоваться на фоне колоритной избы, несколько жанровых сценок, туда-сюда, одна-единственная песенка (максимум – две), персонаж Старухи более активен (все-таки процесс выпекания полностью на ней), ну и? Что и? И все.  Можно, конечно можно выпустить эту парочку на финальные кадры, но погоды это явно не сделает. Делаем вывод: на эти роли нужны знаменитости без особых амбиций. Предлагаю:

СТАРУХА – Жанна Фриске, Катя Лель, Ирина Салтыкова. Огромная экономия на гриме в случае, если проскочит последняя.

СТАРИК – Вахтанг Кикабидзе. Отличный вариант. Петь вообще не надо. Побольше крупных планов – и улыбаться, улыбаться, улыбаться. Если не согласится  - тогда Боря Моисеев. Пара-тройка сцен с голой задницей, и он у нас в кармане.

Далее. Главный герой. Эт-то должен быть только секс-символ, только. Яркий, молоденький очаровашка. Прозвище  «Колобок» недостаточно креативно. Но придется оставить –  фактически готовенький бренд, мать его.

К примеру, КЕКС – гораздо круче. И рифмы хорошие тут же подбираются – секс, макрофлекс, мулинекс…  Черт побери, истоки не выбирают, моя девочка. Во всем нашем действии должен присутствовать русский дух, это сейчас модно. Так что пускай герой остается Колобком, мы лишь добавим ему некое сокращенно-тусовочное прозвище – КОЛОБ. Классно? То-то.

Итак, КОЛОБ. Мое предложения: Дима Б-И-И-лан. Будет просто супер! Все бабы наши, голубизна – тоже. Если же будет совсем мало бабла, можно взять Стасика Пьеху. В нашей жизни все решает случай. Особенно, в шоу-бизнесе.

Но лучше – Билан. Точно тебе говорю. Билан – это верняк.

Вот теперь можно подбираться поближе к сюжету. Кстати, список участников из русской народной фауны весьма скуден. Что там у нас  имеется? Волк, медведь, лиса и-и-и? И, фактически, все. Плохо. Несовременно. Добавить бы надо. Надо, надо, надо добавить. Ну, положим, волков может быть несколько, целая стая – о-па! Есть! Стая волков. СТАЯ ВОЛКОВ – ИВАНУШКИ ИНТЕРНЕШНЛ! Круто. Отлично, просто отлично.

А не согласятся – возьмем группу «Корни». Все. Тема закрыта. Пока. Да! Чуть не забыл! Заяц! Ведь у нас есть еще и заяц. Заяц-заяц-заяц, не надо ничего придумывать, у народа теперь присутствует единственный заяц – шоколадный, так чего голову ломать? Пусть будет. Живенький. Толстенький. Ласковый мерзавец. Сразу же задаем необходимые рифмы: апэлсын – вазэлын – савсэм одын, марцыпан – всо обман, лымон – сладкый сон, барбарыс – зашебыс.

Хочется, хочется перейти к медведю, но рано. Рано! Нужно еще что-то такое, что-то такое, промежуточное. Какой-нибудь хорек, или кобелек. Может кот? Котофей Иванович? Котик усатый по садику бродит, а козлик поддатый….. черт, все не то. О! Знаю! Петушок!

Гениально! Натурально!

Во-первых, это и ЗОЛОТОЙ ГРЕБЕШОК, и МАСЛЯНА ГОЛОВУШКА, а во-вторых – классика жанра. Классика! Коля! Басков! Сладкоголосый наш поворотти. Только бы согласился, змей. Слыхал я тут давеча, будто из Большого его собираются того, наладить. Как бы это было кстати. Потому что эта роль – как раз для него. Не Киркорова же звать, в самом-то деле. Попробуй только начать. Без штанов останешься, это как минимум. Только Коля. Коля – любой ценой.

Медведи хорошо смотрятся кучкой. Вспомни, живописец Шишкин, конфеты «Мишка на севере». Это надо использовать. Опять же – ассоциации: русская сказка «Три медведя». И девочка Машенька. Well, девочки всегда по кайфу. На роль медведя – Жириновский. Или Кобзон.

Прикинь, как бы здорово получилось у Йоси: (задушевно) КТО-О  ел из моей чА-Ашки? Мо-Ожет это гости к Ма-Ашке?

По сценарию, в этом случае, усыновленная Машенька  будет жить с медведями под одной крышей и именно к ней заявится в гости наш сексуальный Колоб-Колобок. Но это я забегаю вперед. Значит, остаются еще двое мохнатых. Медведица-мать – Кадышева-Бабкина, без разницы кто. И маленький Мишутка. Вот с ним вопрос непростой, непростой. Может, Максим Галкин? Что скажешь? Нет, не пойдет. Может составить конкуренцию Коле. Лучше тогда уж этот, вертлявенький, ну который поет про запахи в темноте. Не понимаешь о ком? А если я скажу, что далее, по тексту следуют линии в пустоте? Врубилась? Точно. Вот что значит молодая память! Завидую…

За девочку Машеньку у нас вполне даже проблеет Юлия Савичева. И не важно, будто бы она выглядит как от ларька! Пэтэушников именно от этого и прет: билЫ-Ывми …. И так дальше. Будет такая, значит, космополитка по сценарию. То как зверь она завоет, то заплачет как дитя. Именно так и случилось на конкурсе Евровидения. Космополитка – это не от слова «Космополитен», нет. Это, не знаю, как и объяснить. Любительница всего заграничного. Англицких слов и хранцузских балетов.

С медведями разрулили. Остаются лисы. Лисы, лисочки, лисички. Не прокатит без клубнички – фабрика, конечно. Группа «Фабрика». Они-то его и отымеют. Нашего Колоба-Колобка. Прикинь, какая славная песенка: Колобочек, Колобок! Сядь скорее на лобок… Здорово. То, что надо.

Все! Главная работа позади. Остается отшлифовать детали. Итак, начинаем.

Даем крестьянскую избу. Крупный план; рушнички-половички, лапти, ставни с петухами. Все вокруг покрыто евровагонкой. Звучит музыка Игоря Крутого. За роскошным деревянным столом сидит  Вахтанг Кикабидзе (Старик). Он в белой косоворотке. Глаза Вахтанга озарены профессиональной грустинкой. Перед ним граненый стакан, бутылка водки и толстый сверкающий циркониевый браслет.

СТАРИК (поет): «Пусть голова моя седа и пью я горькое лекарство…» (наливает себе стакан, улыбается, выпивает). «Но, как колхозник, никогда не брошу я свое хозяйство…»

Допев 2-й куплет, старик вкрадчиво произносит в окружающее пространство: «До нас уже нэ раз дахадыли слухи, будто кто-то видел МЭНЯ в роли па-аскуднейшего та-аргаша. Смешные и жялкие люди! Видит Бог, я не размэниваюсь на быжутерию. Да, свой браслэт у мэня ест. Канэчна. Но никогда я не отдам его ни мышке, ни жючке, ни даже собствэнной внучке!»

Из-за кустов стремительно выскакивает Лель-Салтыкова (Старуха). На ней ярко-красный сарафан, венок с маками и темно-вишневое монисто.

СТАРУХА (уперев руки в боки): «Мужичек с гамнешкой, ты прервись немножко!»
            
СТАРИК (хмуро): «Э-э-э-э, женщина, где мой браслэт, тьфу, обэд?»

СТАРУХА (ловко разворачивается на месте и срывает с себя юбку): «Попробуй М-М-МА, М-М-МА, попробуй ДЖЯГА-ДЖЯГА…»

СТАРИК (перебивая): «Я хачу-у чтобы водка жюрча-ала, чтоб баржо-ом наполнялся в бака-ал, чтобы в щах крэпко ложка стояла, а вапрос о иде нэ стаял…»

Изо всех щелей в избу просачиваются полуголые крестьянки. Это балет «Тодес». Размахивая снопами и балалайками они пускаются в феерический хоровод. На переднем плане – естественно, Лель-Салтыкова.

СТАРУХА (приплясывая): «Ис-пе-ку тебея ка-ла-бок, Е-Е! Рань-ше тывпостели что-то мог, Е-Е! Где му-кагдетесто, я о-пятьневеста, где во-дагдеяйца  ГДЕ-ГДЕ-ГДЕ-ДЕ-Е!

СТАРИК (ворчливо): «В Ка-ра-ган-де…»

СТАРУХА (игриво покачивая головой): «За-ха-дисаседка, я га-товлюредко, ПАСУСЕКАМПОСКРЕБУ! СТАРИКАШКУЗАСТЕБУ!

К ней присоединяется разбитная СОСЕДКА (эпизодическая роль для Верки Сердючки). Сердючка одета как обычно. Добавлены лапти, связка баранок, подмышкой – маленький начищенный самовар.

СОСЕДКА: « О-ой, читачитадрита, (пауза) тыпотанцуйсомно-о-о-о-о-Ой читачиатдрита-а (пауза) какхочетсялюбви…»

СТАРИК (печально): «Чита… дрита… читамаргарита… тля…» (инструментальный наигрыш в кавказском стиле).

Старуха и соседка взгромождают на  стол огромную квашню. Томные крестьяне медленно и величаво проплывают вокруг квашни, эротично проводя по ободку указательными пальчиками.

Над квашней неторопливо подымается раздувшийся пузырь сдобного теста. По бокам пузыря пробегают радужные всполохи. Они окрашены в национальные цвета российского флага. Дрожжевой гигант продолжает расти, цветовые полосы сменяются рекламными панорамами из жизни нашей огромной страны.

  Бескрайние поля пшеницы, уходящие вдаль комбайны, мужественные лица руководителей партии «Единая Россия» и членов правительства. С негромким хлопком из пузыря высовывается смуглая головка Димы БИ-лана. На нем ярко-желтая пушистая шапочка с буквами МТС.

КОЛОБОК: «Э-ге-гей!!! Деревня Большие Помидоры!!! Я не вижу ваши руки!!! Ну-ка, ну-ка,ну-ка, ручки, ручки, ручки-И-И-и-и-и…»

Переходит на захлебывающуюся рэп-скороговорку: «Здорово, древляне! Грустим не по детски? А вот к вам пришел Колобок Москворецкий! Забудьте напряги! Держите приколы! Достаточно шняги про палы и ёлы!»

Хор селян вместе с Колобком: «Какой кошмар, какой отстой, какой позо-ор! Мы не смотрели до сих пор Ночной Дозо-ор…»
КОЛОБОК: «Так притесь, колитесь, глотайте, любитесь! Ей-ей в музыканты вы все не годитесь! Пусть выросли мы на блинках и борщах, а Я говорю, что все будет НИЩЯК!!!!!»

Хор (монотонно): «Другие задачи, иные напевы. Все дружно идут на Водитель для Веры…»

Колобок спрыгивает со стола, посылает Лель-Салтыковой воздушный поцелуй, раскланивается на разные стороны: «Пока-пока! Меня ждет Олимпийский! Я люблю вас! Всех! Спасибо!»


Прыгает в окошко. Издалека слышны новые выкрики: «Здорово, Олимпийский!!!!!»

СТАРИК (невпопад): « Внач-ну-ю фортачкуокна…он у-лэ-тэлпалоскайдыма… Не-аб-ха-дыма тышина, мнэ ты-ши-на неабхадыма…(наливает)… Пытьевая вада «Сталычная» - ызобылие свэжести  всэго в адном стакане!»
  
Горница начинает медленно пустеть. В лучах нежно-голубого прожектора появляется осанистый длинноволосый сказочник в белоснежном кафтане с блестками. Это Константин Эрнст…что? Что?


Что, что, что? Ах, вот как? Отвратительно? Очень хорошо. Значит, тебе отвратительно! Позволено будет полюбопытствовать, ЧТО именно? А может это я? Может, это я тебе отвратителен? Да ладно! Да не гони! Да ты еще и не такую байду смотришь сутками! Под восторженный хруст чипсов! И бульканье пива! Молчишь? А? Не молчи, дорогая доченька! Ты же у нас такая продвинутая! Ранимая и современная! Чего? Куда? Сиди на месте! Я сказал – СИДЕТЬ! Не-ет, ты никуда не пойдешь, ты будешь сидеть и слушать. Будешь! Слушать! Я! Сказал! Стой! Стоять, тварь. Стоя-ать. Ишь ты, – отвратительно ей…. Нет, вы видали? От-вра-ти-тель-но… ладно… вали… вали уж… на все четыре… да…ага…давай-давай… во-от… отакот…пока папа добрый…



5


Не понимаю. Не понимаю! Откуда! Откуда только возникло подобное  поколение? Ах, какие мы все из себя, значит,  ранимые, с тонкой душевной организацией. С раскрепощенностью в анусе и тараканами в башке.

Перед вами постоянно рассыпаются  мелким бисером, разбрасывают целые пожарные ведра, целые мегатонны отеческих интонаций. А вы?

Вы лишь  отводите в сторону пустые глазницы, - знаете, каким он парнем был? Знаем, знаем, форменный дебил.

Вместо знаний – Интернет, вместо музыки – мобильный телефон, вместо секса – онанизм. О подобных полчищах тупоголовых ты мог бы только мечтать, мой фюрер, только мечтать! Два вида реакции на внешний раздражитель: «гы-гы…» и «чё???». Страшно. Смотреть, терпеть, участвовать. Надо что-то делать. Воспитывать как-то, не знаю. Не знаю как! Надо, но не знаю как.

А, впрочем, знаю. Убивать. Брать – и убивать. Всех! Без разбора! Морды – в кровь. Денег – не давать. Выкинуть все эти гребаные компьютеры К ЧЕРТОВОЙ МАТЕРИ! Самых активных – в армию. Самых раскованных – распихать по спецучереждениям. Будут…знать.

Будут знать, что жизнь – это вам не какая-нибудь красивая турпоездка.

6
Стихотворение «ГЕРБ», опубликованное Сергеем Петровичем в газете «Ленинский путь» две недели спустя под псевдонимом «Сергей Кручина, житель Краснодарского края».

Герб с колосьями пшеницы заменил «гарант». Двухголовой хищной птицей – как ни глянь мутант! Заржавели Серп и Молот. А зачем нам труд? Доллар есть, могуч и молод, вот он, тут как тут! И Колхозницу с Рабочим не ищи – их нет. Есть Буржуй довольный очень, с дамой тет а тет! Герб Советский – света лучик! Был зажжен не зря! Нет герба светлей и лучше! Хлеб! Земля! Заря!

РУСЬ ИЗНАЧАЛЬНАЯ

РУСЬ      ИЗНАЧАЛЬНАЯ



Лучше не вспоминать, - есть такое устойчивое выражение. Не выражение даже, скорее, оборот. Привычный для уха порядок слов. А еще говорят так: как вспомнишь – так вздрогнешь. Это уже нечто более радикальное, хотя суть все равно одна: не черта лазить по закромам памяти!
Это только в сентиментальных фильмах про войну положительный и мужественный герой, двигая желваками и увесистой челюстью, ощутимо светлеет лицом, вспоминая далекую старушку-мать, или еще какое беззаботное времяпрепровождение. На самом же деле любое ушедшее всегда отзывается в нашем сердце невыносимой горечью утраты. Все самое дорогое всегда, всегда находится в прошлом. Все самое светлое, самое наивное, первое и большое.
Мы сожалеем, - что еще нам остается делать? Нас не ожидает ничего: все хорошее давным-давно осталось вначале, вначале пути. Даже самый тупоголовый школьник отлично знает, что в детском садике ему жилось куда как более вольготно, - и это только начало! Седовласый престарелый генерал, уткнувшись в потную подушку, рыдает всю ночь напролет. Он хочет вернуть курсантские годы, хочет избавиться от дополнительного подбородка, опостылевшей жены и неправедного банковского счета. Эх, только была бы жива мама! Ласково и нежно она будила бы его по утрам, все девушки казались бы ему красивыми, а солнце… Солнце снова стало бы пронзительным, ярким, таким, каким оно бывает только в детстве.
Но нет – ничего этого не будет. Не будет никогда. Отведайте на вкус последнее слово. Оно необъятно как творчество Царители и глобально как всемирное потепление. Для дегустации требуется лишь подходящий случай. Например, визит к стоматологу. Или очередное посещение кафе на Васильевском острове, как это и произошло у меня.
Зачем ходят в подобные места? Дурацкий вопрос, скажите вы, но будете правы только отчасти. Только отчасти! Ибо от самой сути, от самого существа ответа, в данной ситуации будет  зависеть все. Романтическое свидание, скучная встреча с деловыми партнерами, набивание не по годам  отвисшего брюха, свободная охота за длинными ногами, поиски примирения с женой, - улавливаете разницу? Цель посещения свидетельствует о вашем местонахождении на отрезке жизни, а выбор блюд – о состоянии души.
Дело вовсе не в толщине кошелька, вовсе нет, ибо решают не только деньги.  Они – суть всего лишь несовершенные инструменты, муляжи наших достижений,  эдакие своеобразные фаллоимитаторы подсознания. Степень удовольствия от их траты определяет только доля здорового оптимизма. Можно загибаться в депрессивных судорогах сидя за рулем Lambordghini. Можно свернуть банкноту трубочкой и засунуть ее себе в задницу, ощутив  при этом небывалую нирвану. Какие дни, такие мысли, - доверься, брат, своей харизме!
Место встречи, конечно же, выбирал не я. Мне его попросту назначили, указали и велели прибыть незамедлительно. Оказалось, что в старом добром кафе «Инкол» сменились не только название и ассортимент, но, судя по ценам, и хозяева.  В меню я с удивлением обнаружил салат за восемь долларов. Каппучино оказался отвратительным. Надменные барышни за соседним столиком посматривали на меня свысока.
Знакомы ли вам подобные обязательные рандеву? Встречаетесь по очень важному и, как правило, деликатному делу, быстренько, с переменным успехом обкашливаете волнующие проблемы, а после вам остается только сидеть за одним столом, вглядываясь в постные физиономии друг друга. Потому что разойтись сразу же – как-то неловко. Потому что необходимо продемонстрировать общение и даже почти что дружеские чувства. Черт, не поверите, но в моей жизни это стало происходить часто, слишком часто. Слишком часто для того, чтобы об этом не думать.
Я заказал себе порцию виски со льдом. И, конечно же, ОНА принесла его в стопке из-под водки. И, конечно же, плюхнула на стол чайное блюдце, до самых краев наполненное серыми хлорированными торосами.
Блин, ну почему, почему, почему? Почему вокруг меня отираются одни конченые мудаки?
Я спросил ее об этом. ОНА посмотрела на меня с искренним непониманием. На кого же ОНА так похожа, подумал я. На…, нет, ну точно! Точно! Безусловно! Безусловно, она похожа на…. И тут уж воспоминаний было не остановить.





В октябре 86-го вкус самого дерьмового на свете вискаря наверняка показался бы мне божественным. Поминая разнообразными словами шизанувшегося генсека, народ  отчаянно мел с прилавков любые спиртосодержащие напитки. Мы были вместе с народом. Из магазинов начисто исчез шоколад, в ЭЛ-ДЭ-ЭМ-е открылась выставка авангардистов, я закончил свой первый (и последний!) в жизни мюзикл, а мой дружбан Славка вернулся из армии. Его возвращение чрезвычайно важно, ибо оно является узловым центром повествования.
Итак, Славка вернулся, а я, как настоящий преданный товарищ приютил его у себя. Надо сказать, что отношения наши всегда строились достаточно непросто. Оба музыканты, оба непроходимые бабники, к тому же еще и земляки. Когда ты с комфортом проживаешь дома, в непосредственной близости от маминой юбки, тебе и в голову не приходит умиляться подобным понятиям. Подумаешь – земляк! Да у меня таких, на рупь сушеных, полный подъезд, не говоря уже об улице. Но совсем по-другому видится эта проблема, как только ты попадаешь на чужбину.
Мы со Славкой проучившись бок о бок четыре года в одном и том же провинциальном музыкальном училище, особо между собой не дружили. Потом неожиданно, нос к носу, столкнулись в одном и том же самолете. Вместе сдавали вступительные, вместе обустраивались в общежитии, вместе пили водку из горлышка прямо на Дворцовой, когда оказалось, что мы оба зачислены на первый курс Ленинградской Ордена Ленина Государственной Консерватории.
Сам  по себе Ленинград – субъект не очень-то гостеприимный. Эдакий  громоздкий аристократический холодильник посереди слизких хлюпающих болот. Но если сравнить сей чопорный город с классическим рефрижератором, то место нашей альма-матер, безусловно,  придется на главный морозильник этого пантеона. Гулкие коридоры, сумеречные аудитории, отрешенные лица, напоминающие своим цветом замороженные тушки цыплят 2-й категории, и еще – надгробия.
На стенах вестибюлей и классов, на дверях кабинетов, на роялях и кафедрах, - везде, везде светились мемориальные доски. Угнетало ли это двух жизнерадостных парней-южан, двух ярких прокуренных мотыльков, нежданно-негаданно залетевших в самую глубину камеры с жидким азотом? Еще как, ребята, еще как. Неистовый пыл романтики угас довольно быстро. Возможно, это даже пошло нам на пользу.
Весьма пользительно взглянуть на мир под другим углом, с другой позиции. Мы взглянули на него через покрытую инеем призму бутылки водки «Московская». Мир выглядел отвратительно.
Мне отчетливо помнится ноябрь; в воздухе плавают капли дождя и мокрые листья, на Театральной площади  пахнет лесом и сыростью. Кутаясь в свой горчичный плащ, я стою на остановке 27-го и жую кофейные зерна. Славка – рядом. На верхней точке его необъятной дембельской фуражки, словно на крутом обрыве, болтается алюминиевая лира.
- Сколько ехать? – жизненноутверждающе спрашивает бывший сержант, примащивая на коленях новенький вещмешок.
- Час.
- Ого!
- Зато без пересадок! Сел – и прямо к дому…
- Значит, твой дом теперь здесь?
До чего же все эти дембеля невозможные! Хотя, по существу, он прав: какой там, на хер дом…
Однокомнатная на Охте обходилась мне в ежемесячные девяносто рублей - по тем временам большие деньги.  Стипендия составляла всего тридцать, еще пятьдесят присылала мама. Вечерами я подрабатывал в ресторане. Постоянно хотелось спать. А еще – побыть в тишине. Многочисленные друзья и еще более многочисленные подруги не оставляли на это ни малейшего шанса.
Славка привнес в мой хаотичный быт некий конструктив. Надраил полы, выгреб из холодильника мерзлую картошку,  оттарабанил в прачечную годовалый запас наволочек, пододеяльников и прокуренных простыней, съехавшихся в мою несчастную квартиру со всех концов города-героя Ленинграда и одноименной области. Затем вынес на помойку ведро женских пудрениц и расчесок.
Спокойно и уверенно он растолковывал через дверь надоедливым посетителям: - Уехал! Месяца на три! А? Не знаю куда. Не имею понятия! Что? Консерватория? Да выгнали его из консерватории. Все. Чао. Некогда мне тут с вами разговоры разговаривать…
Самые настырные заявлялись на работу, в ресторан. Делая несчастное лицо, я бормотал что-то насчет строгого старшего брата-следователя, который нежданно-негаданно развелся с женой и вот, понимаешь, поселился ненадолго. А вот насколько точно – не знает никто, ибо сами понимаете, - родная кровь,  ни кола, ни двора, не выгонять же на улицу! Большинство тут же начинали задумчиво кивать. Чувствительные дамы жаждали немедленного знакомства.
С некоторым удивлением, я обнаружил, что существуют еще тихие зимние вечера, когда можно пить чай, расслабленно поглядывать в телевизор и даже разговаривать о музыке на трезвую голову!
Рай этот продолжался не слишком долго. Славка решил всерьез приступить к занятиям и тут же съехал от меня в общежитие.
- Не могу я тут, старый, - объяснял он мне чуточку виновато. – Слишком уж комфортно! Расслабляет…
Я остался совершенно один. По-прежнему отказывался от попоек и гулянок. У меня появились деньги. Подписался на журнал «Иностранная литература». Приобрел финский демисезонный плащ на рыбьем меху. В рассохшемся серванте прочно поселилась трехзвездочная бутылка армянского коньяка.
Эх, серединные восьмидесятые! Пока что вам не удалось войти в анналы. Нет как нет  продвинутого летописца, дабы расписать вас правдиво и завлекательно. Так, как расписал, к примеру, свихнувшиеся девяностые  талантливый питерский журналист по имени Илья. Ваш счастливый час еще не наступил. Жаль, что Довлатов решился отвалить от нас в Америку слишком рано! Хотя, ему, наверное, так  не казалось….




Предновогоднюю Охту заметает мохнатоподобный снег. Время около часа, по советским меркам – глубокая ночь. Новые скрипучие ботинки  TOPMAN оставляют на дорожке глубокие и влажные проталины.
- Вотчтозна!   Читнепить!   Иблядей!  Нелюбить! – скандирую я сам себе вполголоса. Толстостенные домики  и проходные дворы мирно обтекают мою продрогшую фигуру. Слева по курсу проплывает общежитие косметического объединения «Северное сияние», - место проживания целого выводка красивых девушек. Место розлива и продажи чудеснейшего спирта, благоухающего всеми оттенками земляничного мыла и зубной пасты «Лесная». Отдушка вызывает у пользователя благородную отрыжку. Чувство глубокого удовлетворения наступает уже после первого глотка. Девушки-парфюмерщицы  входят в число активнейших завсегдатаев нашего ресторана. Кроме того, они – торговые партнеры бармена Бори, автора замечательного коктейля, под названием «Предчувствие любви». Делается этот шедевр так: в бутылку сухого, прямо через пластмассовую пробку, с помощью шприца, закачивают 50мл чистого спирта. Внешне бутылка полностью сохраняет девственную чистоту и непорочность. Однако, при употреблении внутрь пары-тройки бокалов этакого «Цинандали», любой неподготовленный индивидуум полностью утрачивает контроль над собой. Этим-то и пользуются наши ресторанные ловеласы: намечают симпатичную девичью кампашку, приглашают потанцевать, подсаживаются за столик, делают Боре соответствующий знак, - и уже очень скоро осмелевшие девицы готовы ехать куда угодно, хоть на деревню к дедушке. Величайшая из наук современности - ресторанная алхимия. Главное знать, что смешивать. И кому.
Интереснейшая деталь, но среди барменов того времени наиболее часто встречались имена Боря и Миша. Отмечаю я это безо всяких намеков на национальную принадлежность. Группой энтузиастов был даже проведен локальный алкогольный эксперимент в рамках Невского проспекта и прилегающих территорий. Отправной точкой поисков являлся ресторанчик «Адмиралтейский», что на улице Гоголя. Завершался променад в грязной столовке с претенциозным названием «гостиница Октябрьская», расположившейся непосредственно на площади Восстания. Из конца в конец было выявлено три Бори и четыре Миши. Общее чисто обследуемых заведений составило … цельных девять штук; не забывайте, что на дворе царствовал полноценный 86-й и понятие «перестройка» ассоциировалось уже не только лишь с чем-то военным, из разряда про две шеренги в три ряда….
Общежитие, в купе с проживающими в нем будущими советскими Шанелями и Диорами, откатывается мимо меня, назад, растворяясь в прелестном петербургском сумраке, а я выруливаю на Среднеохтинский проспект.
Если двинуть по нему со средней крейсерской, следом за припорошенными трамвайными рельсами, в сторону площади Брежнева, довольно быстро можно оказаться у дома «Еще раз». Не подумайте, что это пивная или цыганский табор, вовсе нет. «Еще раз» - это шумная и сексапильная барышня, жена хоккеиста с прозаической фамилией. Свое прозвище «Еще раз» заработала за неуемную тягу к противоположному полу, удивительным образом сочетающуюся с патологическим увлечением творчеством Малежика.
Помните такого, конечно? ЕщЁ раз…(тир-ли-тулипум-ба) …уйти что бы вернуться…(Ум-ча! Ум-ча!) … ещЁ раз…(тир-ти тулилум-ба) … окончить, чтоб начать.… Ну, вот. Окончить, чтоб начать – это и есть главное кредо нашей героини.
Правда, приблизительно раз в месяц ее суперспортивный муж возвращается с очередных сборов и вот тут уж нашу «еще раз» становится абсолютно не узнать. Чинно и благородно, под ручку, они пришествуют в наш ресторан, заказывают оливье, цыпляток табака, выпивают необременительные 0,5 коньяка, танцуют медленные танцы и долго, сосредоточенно разговаривают, заглядывая, друг другу в глаза. Ровно в 23:00 вальяжная пара вызывает такси. Обслуга изо всех сил старается, чтобы образцово-показательный вечер проскочил без сучка, без задоринки: «еще раз» оставляет в ресторане ни менее пятисот рублей ежемесячно.
Если, не поддавшись искушению, вы тупо и перпендикулярно пересечете Среднеохтинский, продолжив свой путь напрямик, через хлюпающие носом подворотни, то вскорости ноги сами вынесут вас к укромно стоящему детскому садику  «Василек», где работает чудеснейшая из воспитательниц Леночка Малиновская. Трудно перечесть все достоинства сразу, коими обладает наша замечательная Лена! Это и характер, и фигурка, и бюст четвертого размера, и супруг-вагоноважатый, постоянно работающий в ночную, но главный Ленин дар – это, безусловно, дар педагогический. Если в разгар пьяного веселья вы неожиданно обнаружите возле себя маленького мальчика, увлеченно играющего пустыми бутылочками, знайте: это не алкогольная галлюцинация. Это Ленин сын. Макаренко с Сухомлинским отдохнут, вы не находите?
А вот и проспект Металлистов. Моя деревня и дом родной. На углу – пролетарский пивбар, сберкасса и гастроном. Весь второй этаж занимает чебуречная, которой руководит мой друг Самвел, еще один завсегдатай и постоянный клиент.
Как истинно широкий кавказский человек, Самвел ни один вечер не в состоянии обойтись без исполнения милых сердцу «Лезгинки» и «Сулико». Заказ одной песни стоит от пяти до десяти рублей, в зависимости от конъюнктуры момента. Самвел  всегда дает четвертак. Всякий раз, изображая неловкость, я пытаюсь отлистать ему полагающуюся сдачу. Всякий раз он морщится, хлопает меня по плечу и говорит: - Дэньги – мусор! Умэня их слышкам многа, у тэбя мэньшше. Зачэм обьжаэшшь, дарагой?
Позднее, в 91-м, сидючи со мною в грязном буфете аэропорта Внуково в ожидании рейса на Сухуми, Самвел с грустью скажет мне совсем другие слова: - Нада была капить, да! Пакупат золато, стэклящки разные! Бил би круглый мэлионэр! Щас би в Амэрыку, в Ыспанию, на крайняк в эту ваньючую Турцию съэбался. А так что? Что минэ тэпэр дэлать, Кио?
Из поездки он так и не вернулся. Может, сгинул. Может, успешно принялся за строительство какой-либо из независимостей. От всей души, от всего сердца надеюсь и уповаю на второй вариант.
Что касательно моего прозвища, то здесь нет ни малейшего намека на какие либо фокусы с моей стороны. Просто-напросто зовут меня Игорь. Игорь – Кио. Если Чарльз, то значит Дарвин. Если Клара, то значит Цеткин. Если Игорь, то значит Кио. Ассоциации всегда просты и незамысловаты, словно вступительная речь товарища Жданова на совещании деятелей советской музыки.
Расхлябанные двери подъездов тяжело ухают от сквозняков, вслед летит отвратительное снежное крошево, однако из-за поворота вот-вот должна показаться желанная цель. И она не замедляет появиться! Да! База, база, мы выходим на исходную, как меня слышите, прием?
У моей придворной скамейки суетливо мечется долговязая фигура в пушистой собачьей шапке. Это, конечно же, Сашка Березин. Кто еще способен поджидать меня в такую погоду?
- Блядь! Где ты ходишь? Мои яйца уже успели превратиться в пельмени!
Вот такой он есть, Сашка. Балагур, аферист и спекулянт. Словом, наш человек. Правда, Сашкой его теперь называю, наверное, только я. Да и то – по привычке. Для остальных же он давным-давно никакой не Сашка. Он – «привет Тамара». Только так, и никак иначе.
История приобретения такого необычного прозвища заслуживает отдельной остановки. Отмечая долгожданный развод с женой, Сашка перебрал лишнего, упал и сломал себе руку. Далее началась сущая романтика. На перевязке больной Березин знакомится с  очаровательной и длинноногой медсестрой Машей. Сашка сходит с ума. Каждый вечер его сверкающая белоснежным гипсом фигура терпеливо поджидает Машу у поликлиники. Они посещают театры и концерты, знакомятся с родителями. Стиснув зубы от ужаса, Александр преподносит любимой кольцо с бриллиантом. Ситуация приближается  к свадьбе на всех порах. Сашка сбривает бороду. Сашка разительно хорошеет и молодеет.
- Свитера остаются в прошлом, - самодовольно похохатывает он. – Настало время  запонок и булавки для галстука!
- Что, прощаемся с холостой жизнью? – нетерпеливо подзуживают друзья. – А где отвальная? Где проставки? Где утешительный приз для блядей?
- Это правильно, - скрипя сердце соглашается Сашка и … уходит в недельный загул. Вначале он зависает в мотеле «Ольгино», затем, уже основательно пропившись, вместе с самыми преданными и стойкими передислоцируется в общагу металлического завода, поближе к дому. Как раз таки оттуда и доставляет их знакомый таксист прямиком в наш ресторан. Здесь их встречают со всем возможным почетом. Сажают в уголок, на лучшие места, отпаивают горяченьким и горячительным. Спешно растолковывают невменяемому жениху: все еще можно спасти! Остановись пока не поздно, мудак!
В разгар словопрений  в зал буквально врывается заплаканная и подурневшая Маша. Все эти дни она безропотно разыскивала негодяя по моргам и больницам, обзванивала друзей и даже некоторых подруг! Увидев Сашку, она с облегчением бросается к нему на шею. По залу ползут восторженные вздохи: happy end?
Довольный и рассолодевший Сашка хватает свою любимую на руки, крепко целует в губы, от его громоподобного рыка  вибрируют хрустальные фужеры и крепенькие задницы официанток.
- Ну, привет! – радостно вопит сей человекообразный самец, заросший рыжей щетиной по самые бесстыжие глаза, - ПРИВЕТ, ТАМАРА!
И вот он стоит передо мной, с ног до головы покрытый снежной коростой. Гордый орлиный профиль, раз за разом, пытается увернуться от сорвавшегося с цепи ветерка:
- А меня отец из дому выгнал!
- Поздравляю!
- Я серьезно, Кио! Я ему пытаюсь объяснить, нормально, по-мужски, а он…. Даже мать на его стороне! Ну не буду же я с отцом драться!
- А вот эт-т верно. Надо же! Ты уже даже маму родную достал.
- Приютишь?
- Ладно!
- А как же твой брат?
- Он это, в командировке. Уехал. Но только на два дня! – Спохватившись, я начинаю строго придерживаться легенды. К сожалению, это необходимо. Иначе…. Иначе мой дом в считанные дни снова превратится в бордель.
- Так что до послезавтра – могу. Дальше – ни-ни. Устраивает?
- О чем ты говоришь, Кио, век не забуду!
- И вот еще что: никаких блядей! Договорились?
Разочарованный Сашка тихонько вздыхает, но деваться ему все равно некуда: - Договорились, змей…. И что с вами со всеми происходит? Живете как форменные пенсионеры! Кефир, сортир, телеэфир…..
Бубня мне в спину нечто подобное, он радостно шаркает за мной на второй этаж.



Вернемся, однако, к моему другу Славке. Прошлый раз мы оставили его на пороге нашей консерваторской общаги, полного трудового энтузиазма и благих намерений. Ну, что у нас обычно выстилают этими самыми намерениями, знают даже вьетнамские студенты. Что же касается Славкиного энтузиазма, то он, совершенно неожиданно, устремился в новое русло.
Славка познакомился со скрипачкой Светой.
Тут многие из вас наверняка испытают безграничное удивление, мол,  и что в этом особенного, откуда столько патетики, и вообще: стоило ли начинать с красной строки по столь незначительному поводу? О, смешные и наивные! Увлеченные и прямодушные! Трясущиеся и заботливые! Это к вам я обращаюсь, будущие свекры и свекрови, к вам – в первую очередь. Слушайте, слушайте, слушайте! Если в силу каких-либо исключительных обстоятельств, или же просто – по недостатку ума и узости кругозора, вы все-таки решились отдать своего замечательного мальчика в консерваторию, сделайте для ребенка хоть что-нибудь позитивное! Никогда, слышите? Хорошо слышите? Никогда не поощряйте общение вашего отпрыска с консерваторками!  Это общение будет происходить и так, без вашего на то одобрения. Но возможно (возможно!) ваша твердая и несгибаемая позиция поможет молодому человеку принять единственно правильное решение. Когда придет время. Напоминайте, почаще напоминайте юному дарованию, что ваша фамилия (пока еще!) не Матвиенко, а сам он (увы и ах!) - вовсе не банкир. И даже не владелец маленькой нефтяной скважины. Такая вот незадача. Так что, сынок, крошечка, ненаглядная кровинушка и Башмет с Рихтером в одном флаконе! Продавщица, докторша, фармацевт, инженер, балерина! Все что угодно! Но только не это.
А лучше всего – business woman. Это уже ежели рассуждать с позиций сегодняшнего дня. Такие браки, кстати, самые долговечные.
Славка же, лишенный благодаря службе в армии здорового цинизма, являл собою мишень необычайно податливую и привлекательную. Гормональный фон сыграл с нашим героем злую шутку. В течение недели он с пугающей легкостью утратил сон, аппетит и львиную долю мужской привлекательности. Исчезла, мелькнув по сиреневой линии горизонта, молодецкая удаль. Гордость, вспыхнув ярким наркотическим угольком, погасла практически мгновенно, чадя и воняя. Загнанный в пучины подсознания здравый смысл философски пускал мыльные пузыри, делая плотоядные неприличные предложения.
Через три недели, после начала их, так называемого,  романа, я увидел у своих дверей несчастного и озлобленного Ромео, истекающего спермой и жаждой немедленного реванша.
- Короче, нету нормальных условий, старый, - вещал он, жадно поглощая картошку с тушенкой. – Не уединиться! Я уже и в капелле пытался, после концерта, и в бытовке! Вчера, вот, закрылись в репетитории, у малого зала. Заблокировал дверь стульчиком, лимончика порезал, колбаски, все чин чинарем. Пока сходил в туалет отлить, - уже набежало откуда-то целое кодло духовиков,  смотрю – она уже с ними ля-ля, хлоп – они уже свой пузырь выставили…. Я встал и ушел. Что я ей, мальчик? Так что на тебя, старый, последняя надежда. Выручи друга, а?
С больными и влюбленными следует быть предельно внимательным. Я аккуратно наливаю несчастному крепкого чаю, жертвую последним куском пражского тортика и  тихонько подталкиваю жертву Купидона к существу вопроса: что, собственно, от меня-то требуется, ядрен батон?
Требуются от меня, оказывается, форменные пустяки. А именно: тщательно прибрать квартиру, намыв и надраив все до стадии операционной гинекологического отделения. Затем заправить кроватку чистым бельем, хорошенько напрыскать в комнате освежителем против табачного дыма  (Светочка, оказывается, совершенно не переносит дыма! Ну, надо же! Охуеть - не встать), ну и улетучиться из самой квартиры незамедлительно. И не показываться там под страхом смерти! Ранее оговоренного времени.
Что ж, идеи нам близки. Первым – лучшие куски. Да! Друг! Только один вопрос! А куда улетучиваться-то? Вообще-то, у меня завтра выходной! Понедельник! Даже театры не работают, по-моему…. Может, подождешь до вторника, а? Я вечерком на работу, а ты тут, до часу ночи, такого шороху…. Что? Не надо шороху? Да нет, я не в том смысле…. Понял. Говорю ерунду. Ясно. Во вторник Света не может. У нее запись на радио. Круто. Ага. В среду она не может. У нее концерт в ДК Капранова. И в четверг она не может тоже. А до пятницы ты не доживешь, это тоже понятно….
Вот, блин! Что деется-то, что деется! Работаешь тут, работаешь, тащишь культуру в массы, а люди тем временем уже буквально нарасхват! Сегодня, понимаешь, Урюпинск, завтра – Марциальные воды. Нет-нет! Я не юродствую, что ты, что ты! Я просто придумать пытаюсь, как бы это и самому не замерзнуть – и вам не мешать….
Но оказывается, что даже придумывать мне уже ничего не надо! Все, что нужно было придумывать, уже придумано до нас. О как. Наконец-то я узнаю, что такое забота друга! Интересно, что меня ожидает: библиотека, катание на лыжах или абонемент в планетарий? Ага! Лучше! Меня ожидает билет в кинотеатр «Ладога». Ну что ж, гуманно, весьма гуманно, кинотеатр недалеко, можно сказать – под боком, через дворик, да пешим ходом – от силы  пять минут. А что за фильм? Хороший? Исторический? Две серии! Отлично. Две серии – это, конечно, главное и неоспоримое достоинство данной картины. На два сеанса. Подряд! Билеты – в подарок…. Э-эт широко. Э-эт просто круто. Вот же зверюга! А называется-то хоть как? КА-АК???
«Русь изначальная». Ну, блин, ва-аще-е….
Вопреки расхожим представлениям о вкусах и пристрастиях совковой молодежи, ни я, ни мои друзья посещением кинотеатров никогда не увлекались. Не сказать, чтобы мы игнорировали их вообще, однако развлечения такого рода  всегда финансировались по остаточному принципу, - денег нет, а на свидание хочется. Выбирать при этом старались что-нибудь легкое и нейтральное: комедию с Бильмандо, или необременительный  детективчик о расхищении социалистической собственности. Для интеллектуальных просмотров существовал кинотеатр «Спартак», где полу подпольно и тихо демонстрировалось настоящее кино, - фильмы из собрания Госфильмофонда СССР. Именно здесь я впервые увидел «Три шага в бреду», «Профессия – репортер», «8 ½», «Затмение», «Гангстеры и филантропы», «Скромное обаяние буржуазии»; этот  список можно продолжать еще и еще! Но в него никогда не попадет « историческая киноповесть об объединении разрозненных славянских племён для борьбы с хазарами, а затем объединившихся россичей во главе с Ратибором, сыном Всеслава, над Византией»!
Именно это и было написано на огромной былинной афише, украшавшей собою фазад храма киноискусств.  Портреты упомянутых всуе россичей а также Людмилы Чурсиной и Маргариты Тереховой висели уже внутри, в фойе второго этажа. Бабушки-билетерши поглядывали на меня с подозрением. Еще бы: будний день, час дня, молодой и одинокий здоровый лоб, к тому же – абсолютно трезвый! Кто он? Скрытый наркоман? Иностранный шпион? А, может быть, и того хуже? Может, скучающий любитель маленьких девочек?
Пива в буфете не оказалось. Приняв от барменши липкую чашку с напитком, под названием «кофе натуральный заварной», я обреченно спустился в курилку. Торопиться в зрительный зал не имело смысла. Я сразу же решил, что оставлю для повторного просмотра именно первую серию. Должна же сохраняться хоть какая-то интрига, елки-моталки! В советских фильмах, зачастую, гораздо труднее предсказать завязку сюжета, нежели его продолжение.
Белый замызганный кафель, останки клубных фанерных кресел, сантехнический шкафчик красного сурика, - до боли знакомые декорации, верно? Сегодня многие курилки изменились. Конечно. Среди них, как и среди нас, появились «новые русские». Новые русские курилки пряно и смело благоухают тропическими освежителями для воздуха и благородно поблескивают хромированными и массивными пепельницами. Они искренне гордятся кожаными креслами и мощными кондишинами, ультрафиолетовыми лампочками и тихо струящейся музыкой. Но иногда, ненастными питерскими ночами, вслушиваясь в потусторонний гул водопроводных труб, они вспоминают ушедшие молодые годы. Те самые чудесные и неповторимые, когда они могли позволить себе все: бить бутылки, ругаться матом и даже пахнуть мочой. И слезы наворачиваются на их зашоренные стеклопакетами глаза. И еще долго сотрясаются в беззвучных рыданиях фаянсовые щечки писсуаров. И хочется выпить водки и спустить, спустить, спустить, наконец, это доставучее гавно. И вычеркнуть, вычеркнуть, вычеркнуть! Из памяти, из сердца, из жизни. Вам это ничего не напоминает?
Воткнулся я сразу, как только они уселись напротив. Две симпатичные девахи, лет по семнадцать каждая, смешливые, худенькие, скучающие. Они курили, облизывали мороженое и выжидательно посматривали в мою сторону хитрющими глазами.
- Смотри-ка, Анют, - радостно защебетала та, что  повыше. – Молодой человек тоже не хочет смотреть это дурацкое кино! А с чего бы он такой грустный? А! Наверное его девушка не пришла! Вот, Анютка, видишь, как нехорошо динамить? Я тебе всегда говорю: не хочешь – не обещай! Зачем над мальчиком издеваться! Тем более, если он симпатичный…
Далее, как легко догадаться, все шустренько покатилось по накатанной.
Покурили, посидели, познакомились и решили, все-таки, подняться в зрительный зал – ненадолго! Вылетели оттуда уже через десять минут.
Посмеялись, поболтали, я с разгона задвинул парочку подходящих анекдотов – на ура! Не упуская из рук инициативу, я тут же предложил: в «Белоснежку»? O`key!  
В голове же у меня образовывалась нешуточная дилемма: я клятвенно обещал Славке не беспокоить его аж до восемнадцати ноль ноль. Таскаться в течение четырех часов по кондитерским было категорически невозможно. Гулять? Холодно. Тащить в ресторан? Выходной.
В гости! Конечно же, приглашать в гости. И немедленно! Но как? Как? КАК?
Промучившись еще  какое-то время, я решился врубить правду-матку.
- Послушайте, девчонки, - осторожно начал я, подпуская в голос соответствующую случаю загадочность. – Вы даже не можете себе представить, что сегодня зависит от нас с вами. Мой лучший друг находится  в беде. Сейчас, в эту самую минуту, он занимается любовью с одной крайне отвратительной особой. Занимаются они этим у меня в квартире, вот уже несколько часов. И, что характерно, намеренны заниматься этим и дальше, и, я не боюсь этого слова, впредь. Наш с вами священный долг, о прекраснейшие Ирина и Анюта, спасти этого замечательного человека. Вырвать его из стервозных объятий и помочь присоединиться к нам, верным почитателям его высокохудожественных талантов. Вместе мы составили бы очень приятную  дружественную компанию и могли бы замечательно провести сегодняшний вечер. Если, конечно, вас не ждет дома мама….
Все вопросы с мамами  уладились после двух последовательных звонков из автомата и у нас появилась общая цель. Всем хотелось действовать, причем, - немедленно.
Сплоченные и коварные, мы лихо высыпали на промозглый тротуар Шоссе Революции и, не откладывая, двинулись в сторону гнезда порока.
Эх, найти бы сейчас кого-нибудь из тех баснописцев, что сочиняли многочасовые патриотические речевки для поднятия бодрости духа и улучшения четкости шага при прохождении марширующих колонн трудящихся через Красную площадь! На крайний случай – через Дворцовую. Вот это были профессионалы. Корифеи!
Дом приближался. Глухо зашторенные окна излучали недоброжелательную темноту. Не доставало только уханья филина и тревожного тремоло на заднем плане. Оробевшие девчонки робко кучковались у меня за спиной. Как предводитель и комиссар в одном лице, я сделал успокоительный пасс рукой: не бойтесь! Наше дело правое! Победа феминизма… Ну и так далее.
Девчонки приободрились и даже заулыбались. С готовностью и обреченным пониманием. Мы тихонечко просочились в подъезд, на цыпочках поднялись на второй этаж и …..
И тут же уперлись в толстого пьяного бородача, отчего-то решившего переспать-передохнуть прямехонько у нас под ногами, на крошечном пятачке, возле лифта. С видимым трудом бородач сфокусировал  закручинившуюся головушку в направлении поступившего раздражителя.
И я тут же опознал в нем  спившегося композитора Могилевича! Законченного мудака и дебила. Персону non grata на любой, уважающей себя консерваторской  вечеринке.
- Кио! – радостно завопила эта толстая жирная харя. – Наконец-то! А я вот, проходил мимо, дай, думаю, зайду! А дверку никто не открывает! А кроватка-то ходуном так и ходит! Скрип-скри-ип, скрип-скри-ип! И так все ритмично, плавно, мне аж завидно стало! Ну, ничего, думаю, подожду! Закончит человек – и впустит! Ибо расслабление и умиление, - суть непременный результат всякого полового акта!  Я, значит, сижу себе думаю, ты там, а ты – вона! Здесь! Да еще с этакими…. Чаровницами! А у вас тут, похоже, что-то намечается? Да? А старенькому и непризнанному гусляру найдется местечко? А? Где-нибудь в далеком и пыльном уголке. Можно и в коридорчике, я не гордый….
В ситуациях, требующих быстрых решений, лучше всего помогают и действуют старые дедовские методы!
Расплывшись искренней лучезарной улыбкой, я громко затараторил, с интонациями и мимикой матерого экскурсовода:
- Девушки! Позвольте вам представить известного композитора и мультиинструменталиста Дмитрия Могилевича! Вы, конечно же, слышали эту фамилию?
Цепко ухватив злодея под локоток, я рывком поставил его на ноги.
– Очень жаль, что сегодня мы не имеем возможности познакомиться с ним более близко. Как вы знаете, в квартире сейчас отдыхает мой старший брат….
- Следователь, - мстительно добавил я, вглядываясь в побледневшего Могилевича.
– Будут, несомненно, конечно же, будут другие, более счастливые дни! На мой взгляд, самым уместным было бы заручиться крепким обещанием Дмитрия пригласить всех нас на его ближайший ко-онцерт. А сейчас, я прошу у вас прощения, но у нас с Дмитрием есть одно маленькое неотложное дело! И мы вынуждены вас оставить…
Крепким и чувствительным пинком я отправил звезду вниз по лестнице.
– Ненадолго, - добавил я,  оборачиваясь, и делая отчаянные глаза.
Окончательное избавление от Могилевича обошлось мне в целых пять рублей. Список моральных и материальных затрат продолжал увеличиваться.
- У вас что, всегда так? – с любопытством спросила  Ирина, очищая от мела рукав моей куртки.
- Нет, что ты! К счастью – не всегда, - честно отвечал ей я, не уверенный в правдивости своего ответа до конца. – А у вас? Наверное, все по-другому?
- А у нас – как в сказке. Чем дальше, тем страшнее…. Что мне теперь делать? Звонить?
- Звони. Только сперва тихонечко, знаешь, нерешительно так, деликатно, - напутствовал я, тихонько опускаясь на ступеньку пониже. – А там, – как договорились. Итак, даю установку: оскорбленная женская гордость медленно закипает в твоей аппетитной груди. Твой образ, характерно насыщенный народными интонациями, наиболее полно раскрывается в арии «Я вся дрожу от охуенья!», проникнутой безусловным лиризмом и психологизмом. Затем следует нарастающее creschendo, мощные удары литавр, взвизгивания скрипок, и – Subito! – ложный финал! Это уже твой выход, Анютка. В этот короткий момент дружеского успокоения (dolce sostenuto) стремительно и неожиданно вклинивается Тема Измены. Оркестр, как бы проклинает и осуждает нашего ветреного героя. Чувствуется, что автор не на его стороне! Ясно? Поперли. Прямиком с первой цифры….
Ирина робко тронула кнопку звонка:
- Славик, открой, пожалуйста дверь! Я знаю, что ты здесь!
Квартира отозвалась мрачным молчанием, прерываемым разве что нашим сопением и далеким потрескиванием невидимого счетчика.
- Славочка, миленький, что же ты со мной делаешь? – произнесла Ирина с неприкрытым лиризмом. Я показал ей большой палец – супер! Давай дальше!
- Слава! –  звонок надрывался как бешеный. – Слава! Подумай! Своими действиями ты позоришь и меня, и себя!
За соседскими дверями происходило все нарастающее шушуканье шипение: это рассаживались по своим местам самые благодарные на свете зрители.
- Славик! – Ирина взвизгнула и топнула ногой. – Прекрати это немедленно! Неужели ты еще ничего не понял? Я! Вас! Выследила! И теперь узнаю все! До конца!
Невидимый Славик замер, как мышь под веником.
- Я хочу видеть эту женщину! – Ирина уже барабанила в дверь кулачком. – Немедленно открой! Я давно догадывалась обо всем! Открывай же! Будь мужчиной! Выйди и посмотри мне в глаза! Я ждала тебя целых два года! Я каждый день писала тебе письма! Я работала на двух работах, пока ты учился в своей блядской консерватории! И вот она – благодарность! Да ты просто гад! Гад! Гад! – Последние выкрики уже сопровождались чувствительными ударами ногой. – Открывай, подонок!!! Открывай!!! А не то! Я! Сейчас! Сюда! Вызову! Милицию!
В квартире раздался приглушенный грохот, топот и непонятная беготня. Что-то со звоном покатилось по полу.
- Пойдем отсюда, Клава, - вступила в игру изнемогающая от смеха Анюта. – Нельзя так унижаться, честное слово. Где твоя гордость? Ты же девушка! Ты ведь настоящая красавица! Посмотри на себя! А он…. Не стоит он твоих слез! Пойдем! Пойдем, поймаем тачку и я отвезу тебя домой. Нельзя же так над собой измываться, честное слово…
-  Уйти? Просто взять и уйти? НЕ-ЕТ, - зловеще протянула вошедшая в роль Ирина. – Я отсюда никуда-а не уйду! Я желаю во всех деталях рассмотреть и этого бесстыжего кобеля! И эту обнаглевшую шкуру! Которая разлеглась с ним на чужой постели! Я убью его, Мань! Я щас его попросту убью! Открывай, паскудина! Сей же момент открывай! Вздумал поиграть с огнем, урод? Попарить, значит, свою шишечку? Ну, так я тебе сейчас обеспечу массаж по полной форме! А ты, Мань, будешь, если что, свидетелем! Грязная похотливая свинья! Долго я буду ждать? Долго? Долго? Долго?
Подъезд заполнили бухающие звуки дермантиновых литавр. Я предусмотрительно отодвинулся на безопасное расстояние.
Вовремя!
Неожиданно и стремительно  квартирная дверь распахнулась в полную ширину и оттуда, подобно пробке, вылетела растрепанная скрипачка Света. Без колготок!  В домашних тапочках! В шубке искусственного меха, накинутой прямо на голое тело!
Распространяя запах кофейного ликера и духов «Клима», она вихрем пронеслась мимо оторопевших девушек, мимо вжавшегося в зелененькую стеночку меня, скатилась по лестнице вниз, споткнулась, сохранила равновесие, вписалась в узкий тамбур цокольного этажа, обернулась, послала нам всем ненавидящий взгляд и выбежала на улицу.
За ней, затравленно озираясь по сторонам и вполголоса матерясь, следовал наш безнадежно отставший Ромео. В белоснежных трусах, пуховике и расстегнутых зимних сапогах на босу ногу. Через его правую руку было заботливо переброшено красивое концертное платье, украшенное голубоватыми блестками.
- Света! Светик! Постой! Погоди! Я сейчас тебе все объясню! – прихрамывающий Славка честно пытался догнать свою Прекрасную Даму, напирая изо всех сил.
- Прошу! –  Это был мой выход.
Я протискиваюсь вперед и останавливаюсь: ни дать - ни взять, радушный хозяин на пороге оперного домика. – Проходим, не стесняемся, чувствуем себя как дома! И тот час же забываем о том, что в гостях!
- А как же ОНИ, – законно вопрошают робкие народные массы?
- Понятия «они» уже не существует в природе. А ОН, - я демонстративно поглядываю на часы. – Он вернется к месту дислокации, думаю, минут через пятнадцать. Давайте-ка, наконец, выпьем! Чего сидеть на сухую?
Я достаю с антресолей старинную заначку – бутыль пятизвездочного армянского коньяка.
- Угощайтесь! Хозяйничайте, накрывайте на стол, сервировочка, нарезочка, колбаска должна быть там, в холодильнике…- подталкивая молодежь под круглые попки, я выпроваживаю  гостей на кухню. – И лимончик! – кричу я уже  вдогонку. -  Лимончик порежьте обязательно! А я сейчас! Отлучусь на одну только минутку!
Надо ж хотя бы посмотреть что там, в комнате! Ну и привести этот альков в соответствие, разумеется….
Славка появляется минут через десять.
Не говоря ни слова, он молча входит в незапертую дверь, швыряет на пол невостребованное платье, сапоги и запирается в ванной. Я удовлетворен: процесс пошел! Приятно сделать для близкого человека что-то по-настоящему хорошее.
- Какой же ты, все-таки, гад, - ораторствует мой  свеженький и надушенный друг чуть позднее, за накрытым столом. – Нет, милые леди! Я, конечно, чертовски признателен этому охламону за столь приятное и неожиданное знакомство с вами! Это потрясающе! Как глоток чистого воздуха в суфлерской будке! Старый! Я тебя люблю…. Но вот что касается всего остального…
Не в силах  более сдерживать смех, Славка прыскает в ладонь: - Босиком! По снегу! Через сугробы! Как она улепетывала! Никогда не видел ничего подобного….
- Ну и что ж не догнал? – игриво спрашивает раскрасневшаяся Анюта. – Не в форме?
- Да какой смысл? Этот хренов драматург рассчитал все таким образом, что и пытаться не стоило. К тому же, она дернула прямиком на проспект! А там – машины, такси. Махнула ручкой наша тепленькая и голенькая - и тут же поймала тачку. Теперь все. Прошла любовь – завяли помидоры….
Славка с аппетитом хрустит остатками подгоревшей картошки: - Представляете, как кайфанул мужик, что ее подобрал? Воспоминаний теперь хватит -  на всю оставшуюся жизнь!
- Нам тоже, - добавляет Ирина, взглянув на меня со значением.
Вот и вся история.
С Ириной у нас, конечно же, образовался роман, однако встречались мы недолго. В июле того же года она поступила в технологический, после чего всякая связь между нами прекратилась сама собой.
Ее подруга Анюта была убита ударом ножа во время пьяной драки в ресторане «Арагви». Это случилась уже через год, в 87-м.
Дмитрий Могилевич действительно превратился в серьезного композитора и тут же уехал в Германию, как, собственно, настоящему композитору и положено. Он сочиняет хоровую музыку и, иногда, присылает мне открытки  на рождество.
Александр Березин продолжил карьеру успешного коммерсанта. В 89-м открыл один из первых тогдашних кооперативов. В 93-м был осужден за мошенничество и получил двенадцать лет. В настоящий момент, по слухам, находится в Белоруссии. Где ты, Санька? Отзовись!
Мальцева Наталья Николаевна, по прозвищу «Еще раз» родила сына, остепенилась и развелась. Сейчас возглавляет рекламный отдел на крупном питерском предприятии. Насчет хоккея выразилась с присущей ей прямотой и определенностью: когда хуй не стоит, то и клюшка свербит.
Мой друг и соратник Вячеслав окончил консерваторию по классу фортепиано. Долго скитался по миру в поисках заработка и пресловутой синей птицы. Прижился в Сеуле. Преподает, концертирует и, вообщем-то,  не жалуется на жизнь.


- Слушай, я так и не поняла. А похожа-то я на кого?
- На Ирину, конечно же на Ирину, солнышко….
- А она была красивая?
- Очень. Но ты еще красивее.
- Правда?
- Правда, правда, спи….

Код для вставки анонса в Ваш блог

Точка Зрения - Lito.Ru
Петр Белосветов
: Основы сословно-художественной генетики. Сборник рассказов.

31.01.07

Fatal error: Uncaught Error: Call to undefined function ereg_replace() in /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/fucktions.php:275 Stack trace: #0 /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/sbornik.php(200): Show_html('\r\n<table border...') #1 {main} thrown in /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/fucktions.php on line 275