дроби
Сидя на уроке географии,
парализованный тишиной класса,
он сделал себе татуировку чернилами,
где-то чуть выше запястья:
"Я шестимиллиардная часть человечества,
которое должно гореть синим пламенем".
А за окном весна в приступах эпилепсии бесится
и неподвижно лежит на асфальте
собака, словно каменная.
И в пересечении грязно-зеленых стен,
прижавшись лбом к бесконечной поверхности парты,
он что-то шепчет чуть слышно,
ползет от точки до точки на политической карте.
Мир, опутанный капиллярами,
пульсирует, ворочается, ему слишком тесно.
Земной шар, разрезанный на дольки меридианами,
чертовски непривлекательное для жизни место.
"В каждом из нас", -- продолжает учитель, --
"в каждом из нас есть часть третьего Рейха,
две части Кремлевской стены,
одна пятая бога,
и сумерки, сумерки, до бесконечности..."
Наощупь выбрался из класса
в горло школьного коридора,
а там люди, мелом измазанные,
лепят себе парафинового бога.
Из туалета запах настоящей жизни
вырывается сквозь неплотно прикрытые двери,
на руке смесь крови и чернил,
и кажется, кажется, что добрые звери
выносят наружу, трогают лоб губами изогнутыми,
между собой обмениваются многозначительными взглядами:
"давай похороним убогого?.."
На заднем дворе, среди скелетов турников, торчащих в небо,
солнце щекотно целует в шею и хмурится,
а впереди еще одно лето,
перебирать будет раскаленные струны улицы.
Прямо у лица, растянувшегося в улыбке,
застыла кирпичная река вечности.
В каждом из нас есть две пятых смерти,
одна пятая бога
и сумерки, сумерки, до бесконечности...
ромео истекает
Ромео истекает
кровью ступени
и все закоулки дома
в красном
а он трудно дышит
жадно ест снег с молоком.
Ромео улыбается
скоро рассвет
это на потолке мира
разрастается красная опухоль
величиной с его ладонь
и больно глазам
и снова снег.
Ромео хочет
обмануть старую маму
и по телефону говорит ей:
"эй, все в порядке, мама,
я просто немного простужен"
снег пригоршнями
достает из кармана
мокрыми ненужными пальцами.
Ромео давится
снегом и кашлем
ему кажется что
время остановилось
он шепчет слова которые
ему приснились недавно:
"заточки, ножи,
свиноколы, стилеты
-- нас миллионы".
Ромео набивает
снегом свою брюшную полость
так будет легче
думает он.
И правда
в дом заходят
олени мягкими губами
прикасаются к его
горячему лбу
и Ромео через секунду спит
а олени несут его
в снежную волшебную страну.
Далеко, далеко отсюда...
время
время измеряется счетами за телефон.
помнишь, двести счетов назад мы были совсем молодыми,
а теперь мой позвоночник -- сухая березовая ветка,
сука, хрустит. я ненавижу
по ржавым рельсам на кухню и обратно в ванную.
"давай купим махровое полотенце?"
а я не люблю этой водой умываться,
у меня от нее замерзает сердце.
время растет снизу вверх,
и у нас ничего не осталось,
только растет иногда ненужная жалость
после слов:
"сынок, всю пенсию вытащили из кармана,
дай мне на хлеб..."
нет, мать, ничего не осталось,
кроме глаз, изъеденных водой из-под крана,
и запекшейся любви на щеках, после бритвы.
этого мало, мать, этого мало...
да не дрожу я, это трамвай едет
по ребрам города, упавшего навзничь,
раскинувшего бледные руки улиц.
осень наступает ему на горло,
в горле что-то хрипит и булькает,
а нам почти ничего не осталось,
только давиться его переулками...
иеронимус
На третий день к нему прилетели две птицы
И разговаривали хриплыми междометиями
У одной птицы были крылья из полиэтилена
А у второй клюв заканчивался где-то
За дверью, она не помещалась в комнате полностью
И над ней подшучивала ее товарка
Прыгала на стол, заваленный обертками конфетными
А потом обратно на пол из холодного пластика.
Первая птица сказала: «металлы
представляют собой лучшую форму жизни»
Вторая ответила: «а вот перед нами
Пятое агрегатное состояние материи».
И засмеялись, глупые птицы
А он съел двести восьмую конфету
И закрыл глаза
В голове что-то шумело
Язык зубам шептал нежно:
«Сладко здесь, сладко...»
За окном уже вечер.
Еще пара дней и за ним придут добрые феи
В строгой форме, перепоясанные тугими ремнями
А он попросит их: «Дайте мне немного хлеба»
Они улыбнутся: «Вставай, пойдем с нами.
Это, кстати, небо, оно сырое и пахнет сахаром
В нем иногда тонут нелепые птицы с прозрачными крыльями
Кончилось твое злосчастное заключение»
Он, конечно, не сразу поверит,
Ощупывая траву непослушными руками
И тошнить его будет еще неделю
А в остальном все в полном порядке.
«Сладко здесь, сладко...»
Андрей Емельянов: числительные.