***
Воздух, разбавленный горьким настоем ромашки,
в нем что-то есть от волос твоих – цвет или запах.
Светлые тени, сквозь окна эскиз карандашный
солнце на стенах рисует, уходит на запад.
От безнадежности даже немного спокойней,
только подруга спокойствия – смертная скука.
Вечер шагает уверенно за подоконник,
боль разрастается быстро, как стебли бамбука.
Хочется глупых истерик, но надо быть взрослой.
Окна окрашены в цвет золотистого плова.
Летом нам трудно понять, что уже очень поздно.
Поздно – такое вот взрывоопасное слово.
АЛЕКСАНДР
Апельсиновым маслом задумчиво, ласково дышит свеча,
Лабиринты стихов-сновидений, сливаясь, создали окружность,
Еле внятно послания старые стрелки друг другу строчат,
Как же так получилось? Об этом не нужно, я знаю, не нужно.
Соль минор отыграл, но гармония яблоком белым внутри:
Анемия любви наступает, когда все созвучия гаснут.
Нужно слышать двух капель, двух точек укрытый сознанием ритм,
Доливать сновиденья в ладошку свечи апельсиновым маслом,
Рисовать в белом свете кольцо безупречно-оранжевой краской.
***
Очень ветреный март,
и колодами карт
вниз рубашками небо растет.
Холод смотрит в глаза,
тротуары лизал
он всю ночь: гололед, гололед…
И внутри у меня
сквозняков не унять,
продувают сердечный проем.
Можно рушить мосты
и бежать пустоты,
но душе не уйти от неё.
***
Где же ты? Экранирую небу его глубину,
растекаюсь по стенам и полу подобно мороженому.
Ветка помнит того, кто её ненароком согнул,
и следы на озябшем песке помнит берег, но можем ли мы
отыскать снова линию жизни на белой коре,
сосчитать, сколько ярких светящихся точек на млечном пути,
запалить наш потухший июльский костер в январе,
устоять на холодном ветру, когда было бы легче уйти?
Или просто оставить как есть, не бороться, не ждать,
без угроз в дневнике, без записок помадой на кафеле, и,
может, только тогда повторится однажды опять
это лето, что живо лишь мыслями и фотографиями.
Софья Чеснокова: апельсиновые сны.