Помни о Белом Шаре
Ольга Фёдорова
Помни о Белом Шаре
Ты была ещё совсем маленькой, мама купала тебя в ванной, а ты не любила. Очень жарко, и когда тебя вытирали, голова закружилась, и под крашеным синим потолком ты увидела Белый Шар. Нечто, очень напоминающее полную луну на ночном небе. Но Белый Шар не был луной, а синий потолок не был ночным небом.
Ты стала показывать пальцем на Белый Шар и агукать, но мама не понимала, что ты хочешь сказать, потому что Белый Шар был виден только тебе одной. А потом он растаял. Словно растворившись в твоей голове.
С тех пор ты не похожа на других. Ты видишь то, чего не видит никто. Ты знаешь, зачем ты здесь, и ты здесь, чтобы рассказать об этом.
Возможно, когда-нибудь ты смешаешься с толпой и перестанешь искать верные пути к истине. Но Белый Шар – он никуда не делся. Он здесь.
Помни о Белом Шаре….
06.10.05
Яблоки
Ольга Фёдорова
Яблоки
Ах, ну, что за яблоки! Чудо, как хороши!.. Крупные, румяные, с глянцевым блеском…. И, кажется, встанешь на цыпочки и дотянешься – нет. А аромат – такой, что просто улетаешь….
- Хочу яблоко. Сейчас, - не выдержала Аня.
- Фиг достанешь. Подожди немного, и они сами упадут – зачем напрягаться? – пожала плечами Яна. – Я бы тоже не отказалась попробовать, но предпочитаю подождать.
- Упадут? Падают только червивые яблоки. И потом – то, что упадёт, быстренько подберут, а я не хочу ждать! Именно вот эти, вот такие – крупные, спелые, сочные….
- Ну, попробуй, достань, - вздохнула Яна и уселась на безопасном расстоянии от Ани и яблони, скрестив ноги по-турецки, зажмурившись, однако наблюдая за Аней из-под длинных ресниц.
Аромат яблок пьянил. Красно-зелёные блестящие бока завораживали. Надо во что бы то ни стало достать и попробовать яблоко. Аня так решила.
Высоко подпрыгнула – не дотянуться. Подпрыгнула выше, ухватилась за кончик ветки – та больно хлестанула по руке.
Попробовала взобраться на дерево, но внизу большие крепкие ветки были срезаны. Как залезть? Куда поставить ногу? Подтянулась вверх на руках, сорвалась, поцарапала локти и коленки.
- Оно тебе надо? – жмурясь на солнышко, бесстрастно поинтересовалась Яна.
- Спокойная, как танк…. А я хочу. Так надо. Всё равно достану яблоко! – разозлилась Аня и помчалась за деревянной лестницей.
Яна даже не пошевелилась.
Притащила Аня лестницу, приставила к стволу – нет, чересчур низкая. А другой лестницы нет….
- Нет, ну, так просто не бывает! Ну, почему мне так не везёт?!!
Аня в сердцах тряханула яблоню – слабовато для маленьких девчачьих ручек.
Ну, что делать?
Расплакалась.
Подошла Яна, встала под яблоней, вдохнула пьянящий аромат, подставила ладонь. И в неё спланировало самое красивое, самое крупное, самое румяное яблоко.
- Всему своё время, - загадочная произнесла она. И откусила с задорным громким хрустом.
С тех пор Яна всегда добывала себе яблоки таким незатейливым способом.
21.09.05
В четверг вечером
Ольга Фёдорова
В четверг вечером
Весь день – как на иголках. Дёргалась, бесилась и, чтобы немного придти в себя, загрузилась работой. Одни бумаги вокруг…. Так яростно стучала по клавишам, что сломала накануне отшлифованный ноготь…. Одно расстройство. «Ну, неужели опять ничего не выйдет?» - лихорадочно вертелось в моей голове, пока я тупо глядела в монитор, ничего не соображая. И правда – одно расстройство….
Тут, наконец, мобильник на столе завизжал тему из «Убить Билла», и я схватила трубку, не дослушав – это он. Он. Наконец-то….
- Привет… - от глубокого голоса Бориса захватывает дух, бешено колотится сердце. – Всё в порядке, Лара, я договорился. В четверг вечером.
Он всё здорово рассчитал: в четверг мой Серёга работает в ночь, Наташа, жена Бориса, идёт на день рождения к маме, Зинаиде Павловне. И это значит, что она заночует там – так каждый год. А Марик уехал ещё вчера и оставил Борису ключи от своей квартиры.
- Лара… ты слушаешь?
Я только судорожно вздыхаю. Я так долго ждала его звонка, так дёргалась, что теперь готова плакать и смеяться…. Но я на работе. Лицо бесстрастно. Отвечаю сухо и сдержанно.
- Да, да…. Замечательно. А как же….
- Я к Зинаиде заеду, поздравлю и укачу. Сказал, что всю ночь буду работать над делом. Тебя тоже зовут – Наташка ещё позвонит…. Тебя устраивает?
- Спрашиваешь….
Я, не прекращая разговора, встаю, беру для вида какую-то папку, выхожу в коридор, и там могу продолжать уже не так неестественно спокойно.
- Послушай, ты уверен, что сможешь выбраться?
- Да, уверен, - его голос так спокоен, но я слышу, что он очень счастлив. – У нас будет шанс побыть весь вечер вдвоём… даже не верится….
Не надо будет гнать, торопиться, как всегда…. Чудесно.
- Если бы ты знал, как я устала ждать…. Это невозможно, просто невыносимо….
- Я думаю о тебе каждую минуту. Я рад, что у меня будет возможность говорить всё, как есть….
Мы привыкли к конспирации. Делать эти горячие телефонные звонки деловыми и малоинтересными для других…. Мы давно уже так живём. И всё нас устраивает.
- Надеюсь.
- Меня твоё спокойствие просто убивает…. Тебе всё равно?
- А что тут такого особенного? Целый вечер вместе…. Только один вечер….
- Скажи, что ты чувствуешь.
- Я рада тебя слышать, я с ума схожу просто от того, что слышу тебя…. Я хочу побыть с тобой… целый вечер… не могу поверить, это слишком хорошо.
Накануне встреч мы обычно подкалываем друг друга, играем равнодушие, и если его голос вдруг срывается, я ощущаю почти жестокую радость. Я знаю, что на него действует. Я знаю, что его заведёт. Я знаю, что и как делать. Чтобы он всегда был, как натянутая струна, когда он видит меня, когда слышит…. И даже сейчас, когда он внезапно торопится прекратить разговор, я торжествую. У нас будет время, много времени….
Я возвращаюсь с невозмутимым деловым видом и снова сажусь за свой монитор.
«Сам ты, сам ты, сам ты Наташа…» - визжит телефон. Ну, понятно, кто это.
- Привет, Ларисик, мама ждёт тебя завтра в гости…. Борьки не будет, у него дело там какое-то сложное, он засядет на всю ночь где-то в центре…. Что? Только заскочишь? А, тебе к утру нужно сделать документы…. Ну, хоть часик посиди, а то мама обидится, и я обижусь.
Да, Наташка, конечно, приеду – куда я денусь….
Мы уже давно дружим. Я и Борис – адвокаты, Наташка и Серёга – врачи. У нас много общих друзей. И когда мы собираемся вместе с другими нашими друзьями – это в основном юристы и врачи. И если в этот специфический круг попадает кто-то со стороны, он жутко устаёт и скучает – все ему кажутся занудами.
Мы часто ходим друг к другу в гости. Мы делаем вид, что я и Борис – просто хорошие старые друзья. На самом деле это не так уже давно. Нам невыносимо друг без друга, мы встречаемся тайно, выкраивая время, на бегу, на лету, всё очень быстро…. Но и менять мы тоже ничего не хотим – так привыкли. Да и Борису будет плохо без Наташки, а мне – без Серёги. Весь наш дружеский круг разомкнётся, не будет веселья, непринуждённой атмосферы, где все друг друга понимают…. Нет. Ничего менять в этом просто не нужно.
Борис очень уверен в себе и спокоен, но мне нравится его провоцировать. Когда я что-то шепчу Серёге на ухо, мы смеёмся, а Борис бледнеет. Когда я кокетничаю направо и налево, Борис совсем никакой. И когда я ухожу с Серёгой домой, а он подаёт мне пальто, он тесно сжимает мою руку, и дарит такой взгляд, что всё без слов ясно. А я торжествую. Это фантастическое чувство – заставлять его ревновать….
- Лара, что ты делаешь, Лара, что ты делаешь со мной… - бормочет он сквозь зубы, переиначив модную песенку.
Впрочем, сам тоже хорош. Несколько раз доводил меня до истерики. Назначал встречи, потом отменял. То они с сыном и Наташкой идут в цирк, то в зоопарк, то с ней вдвоём в театр, то сын болел, то Борис проиграл дело…. А мне он был так нужен….
Я была расстроена и зла, я умирала без него, мне было очень плохо, я не могла спать по ночам. Мне было необходимо его присутствие рядом. Я стонала, беззвучно плакала, а Серёга бегал вокруг и спрашивал, что случилось и как помочь. Серёга вообще крайне непосредственный и участливый – всегда, а когда не надо, и подавно…. Я врала, что это из-за проигранного дела, и до утра сидела на кухне и нервно курила, или запиралась в ванной.
А наутро опять начиналась беготня, суета с бумагами, бесконечные договоры, поездки…. И я мстила Борису за наши несостоявшиеся встречи, а он ревновал. Он бледнел, его голос срывался, он бросал всё и снова выкраивал время на меня. Но жажду утолить окончательно было невозможно.
Полдня ищу подарок для Зинаиды Павловны, полдня провожу в «Бюстье» в поисках белья, которое его доведёт до крайности. Уже вечером заваливаюсь в салон красоты и делаю химию. Всё здорово, я нравлюсь сама себе. Это будет незабываемый вечер….
У Зинаиды сижу снова, как на иголках. Наташка отвлекает разговорами, делится рецептом фирменного салатика, я машинально записываю. Говорит, что я сегодня ужасно хороша, и жаль, что у меня столько дел….
Забежал Борис, привёз Зинаиде шикарный самовар и зелёную шляпку, и Зинаида в восторге, а Борис такой усталый и измотанный, что ничего не замечает и сразу снова исчезает…. Сердце ухает и проваливается куда-то глубоко вниз, и голова кружится, и мир останавливается, когда за ним хлопнула дверь….
Все дружно напиваются, Наташка с Зинаидой и кучей врачей вперемешку с юристами пускаются в пляс, я тихо скрываюсь и еду на свидание в квартиру уехавшего на пару дней Марика. Задыхаясь, бегу по ступеням, звоню. Он открывает – ага, наконец-то разглядел меня….
- О…. Какая ты сегодня необыкновенная…. Еле выбрался. Мотался весь день…. Зато вся ночь наша.
И сразу тесно обнимает, я слышу его дыхание, и это сбивает с ног, но должна же я его слегка помучить….
- Слушай, ещё полно времени. Можно никуда не торопиться…. Давай просто наслаждаться тем, что мы вдвоём.
В комнате накрыт стол – пара бокалов, бутербродики с красной икрой…. Телевизор включён.
- Я тут «Убить Билла» прикупил. Специально для тебя.
- Давай сразу вторую часть – с того места, где она встречается с Биллом… тот разговор. Два полных циника, влюблённых друг в друга до ненависти, до сумасшествия, до отчаяния…. Экспериментатор, блин.
- Ага. Это как мы с тобой – очень похоже. Тебе поэтому нравится?
На нём фантастическая тёмно-зелёная рубашка. Он знает, что я это люблю. Если просто стянуть свитер – это не так интересно. А пока расстёгиваешь рубашку, он дойдёт до белого каления.
Наливает по бокалу, садится рядом. Очень близко. Я говорю о каких-то посторонних вещах, а он не отпускает моей руки.
- Слушай, как же давно я не видел тебя так близко….
Я тупо смотрю в экран, наслаждаясь просто его присутствием, просто тем, что он так близко, что он касается меня, что кровь так сладко и мерно пульсирует…. Глаза закрываются сами.
- Эй…. Посмотри на меня.
Я с ума схожу от его голоса, такого глубокого и страстного.
- Ты не здесь, не со мной…. А я не хочу, чтобы ты думала о чём-то ещё.
Он пристально смотрит, не двигаясь, ждёт, что я почувствую…. Наконец-то можно спокойно, не спеша, просто смотреть друг на друга, любоваться, слышать дыхание….
Ближе, ближе, не торопясь, губы встретились. Можно просто наслаждаться, пьянея от того, что мы вместе. Перестав притворяться, просто остановиться. Не отпускать. Ни на секунду.
Я осторожно начинаю расстёгивать его рубашку. Медленно, не торопясь. Первая пуговица – он словно не чувствует. Дальше – слегка напрягается. Пальцы медленны и настойчивы. Я знаю, как это заводит. Всё дальше, всё ниже…. Он закрывает глаза….
Когда избавляю его от рубашки и встаю, чтобы продемонстрировать новое шикарное бельё, замечаю, что он дремлет. Да, мы порядком устали за эти дни….
- Продолжай… продолжай, Лара… - сквозь сон мягко говорит он своим глубоким голосом.
- Я сейчас, - бодро говорю я.
Вхожу в ванную, включаю тёплую воду, раздеваюсь, на фиг химию, залезаю и… засыпаю. Как же здорово, как хорошо…. Райское наслаждение….
06.10.05
Где ты провела прошлую ночь?
Ольга Фёдорова
Где ты провела прошлую ночь?
«… весной они поженились,
и прожили в мире и согласии до глубокой осени…»
Иди….
Иди до конца.
Иди, иди….
Монотонный звон в голове – ну, и как тут заснёшь?
Накинул балахон, два шага до кухни, согреться наспех вскипячённым чаем, налитым в свободный стакан….
Раз уж это однажды началось, теперь так легко не отделаться.
Почему именно он?
Почему он был выбран в качестве проводника каких-то слов, какой-то музыки? Он никогда не верил, что это так. Но ведь так получалось очень часто.
Иногда по ночам. Приходится вскакивать, иначе, если вовремя это не записать, всю неделю будет башка болеть.
Как будто бы он сам хочет.
Из-за банальной графомании психа не вскочишь посреди ночи, не засядешь на холодной кухне, не оставишь любимую одну….
Ах, нет….
Ей снова холодно. Повела рукой, не открывая глаз – его нет рядом. Зато из кухни – безумно красивый, мелодичный стон и переборы струн. Чёрт, как же здорово…. Опять пишет свои песни.
Заспанная, пошлёпала на кухню, приятно взъерошенная – да, она заботится о том, чтобы и в темноте, когда никто не видит, быть прекрасней всех….
А, это ты….
Я соскучилась. Мне холодно одной….
Я сейчас.
Сначала ей просто нравилось слушать его из коридора, чтобы он не видел. Сейчас это и не нужно, ведь он и так её не видит.
Он увлечён чем-то другим.
Да, это здорово, это красиво, это каждый раз ошеломляет, но… как же я?
Это опять до утра. А ей не заснуть. Пока он не вернётся. А потом – спит как убитый, оставшийся час.
Словно это музыка – та, с которой он делит ночь. Он отдаёт ей всё, она опустошает его до предела. А потом… ему уже всё равно.
До сих пор ему неясно, откуда она взялась, как оказалась рядом, и что удерживает её рядом с ним.
Никто не верил, что из него что-то выйдет.
А она всегда была слишком. Слишком красива, слишком общительна, слишком нежна с ним, слишком близко….
А он всегда один, один, один. Ни звонка, ни лишнего слова. А тут – она, она, она…. Втянулся.
Ей без него – уже никак. Оказалось, что ему тоже иначе трудно. Просто невозможно.
Звонок. Давай жить вместе.
Давай.
Сумка у порога, близко-близко, неделя – никуда друг без друга, куча склянок в ванной и на зеркале, чистота на кухне, в комнате, и чудесные дни, и ночи такие, что не заснуть, и… и….
Иди….
Иди….
Иди до конца.
Да задолбал уже своими стонами по ночам. Талант непризнанный, ё моё….
Если я уйду, он и не заметит. Иногда мне так кажется.
Разве это жизнь? Как будто есть он, я и ещё кто-то….
Ну, смотри: может, сходим куда-нибудь вечером?
Нет, не хочу. Нет, не могу. Не хочу делить тебя с кем-то ещё. Они же там все будут смотреть на тебя….
А потом: ну, хочешь, иди одна. Ну, там, с подругами…. Ты же свободна. Я тебя не держу, просто мне всё это не слишком нравится, ты же знаешь….
Что есть я, что нет….
А я не могу его бросить. Он же совсем один, он же пропадёт без меня. Будет вечно небритый, голодный, совсем потерянный….
Я вижу, что творится с ней. Я – затворник, привык один…. Ей, наверное, плохо со мной.
Она любит блистать. Я – забиваться в тёмные углы. Мы – разные. Но, кажется, я нужен ей. А она – мне. Я привык, и отвыкать будет очень трудно. И это – куда хуже одиночества. Сам процесс отвыкания очень болезненный.
Я и сам просто хочу быть рядом с ней. Не хочу вскакивать по ночам. Не хочу быть проводником чего-то там. Я хочу быть просто человеком. Хочу получать удовольствие от жизни, от любви, от общения, хочу просто жить…. Не получается.
Всему мешает то, что стучит у меня в голове. Это делает меня, как это модно сейчас называть, иным. Лучше и не скажешь.
Наверное, я – псих. Может, мне лечиться? Ведь, в принципе, во всех нас есть что-то не то….
Вырезать это с корнем, перекрыть этот передающий канал, да и жить себе спокойно. Ни о чём не думать, не анализировать, купить дачу, завести детишек, с удовольствием наблюдать, как любимая заботится о тебе….
Хочу быть, как все. Перекрыть канал. Ну, что мне сделать?
«… My girl, my girl, where, where you go?..»
Опять выбежала из дома, невыспавшаяся, раздражённая, однако успела нанести боевую раскраску, причесалась, пока заводится машина….
У неё такое ощущение, что она сама себя обкрадывает, ведь вокруг неё продолжается жизнь…. Телефонные звонки, сплетни, кто-то женился, кто-то развёлся, безумно интересно, и такое колечко в ювелирном присмотрела – отпад….
А вечером весь проспект в огнях – к чёрту машину, по магазинам пробежаться, и в глазах такой же дикий блеск, что и у неоновых огней…. Боже, это как новогодняя сказка…. Как же чудесно, как она отвыкла от всего этого….
Она спешит на свет, улыбаясь, забыв обо всём, на острых точёных каблучках.
Привет! Остановили на лету, закружили, оторвав от земли…. Какими судьбами? Как же я давно тебя не видел!
О, как же чудесно, как сказочно вновь поймать этот пристальный, восторженный взгляд! С ума сойти! Да сколько же лет мы не виделись?..
Ты свободна? Давай зайдём куда-нибудь.
О, да, конечно, и эта тьма, и эти огни, и продлить волшебную сказку, и он так внимателен, и этот тёплый, смеющийся, восхищённый взгляд…. Она купается в нём, и ей хочется продлить это снова, почувствовать себя самой красивой, самой желанной, самой любимой….
И в ресторане тепло, и свечи, и так романтично, и так трогательно, что она сейчас расплачется, и он непременно что-то придумает, щёлкнет пальцами, и опять будет сказка, и её глаза снова засияют….
Пойдём?
Пойдём… только позвоню…. А, впрочем, ладно – всё равно он даже не заметит, что меня нет дома.
«… My girl, my girl, where, where you go?..»
Уже темно, и он чувствует себя значительно лучше.
Часы тянутся медленно.
Тупо уставиться в телевизор, проглотить холодную сосиску, заев хлебом. Пока ещё есть время.
Кошмар–то начнётся ночью. А сейчас можно расслабиться. Отдохнуть.
А её нет.
И через час, и через два….
И почему ему так больно, ведь раньше он как-то обходился без неё. И не испытывал никаких неудобств от своего одиночества.
Но теперь поздно. Он втянулся.
В любовь, в сияние и блеск этой женщины, в эту нежность, и ярость, и страсть….
Он знал – что-то происходит, но ему трудно изменить себя. Ведь кто-то решил, что для него важнее нечто иное, чем просто жизнь.
Сам виноват – чем он мог её удержать? Даже любовь и восхищение когда-нибудь кончаются.
Слова, как яд: знаешь, я ведь знала многих людей, знала довольно хорошо, но таких, как ты, я не встречала никогда….
«… In the pines, in the pines where the sun don`t ever shine
I would shiver the whole night through…»
Слова, слова….
Знаешь, ты стал такой скучный…. Всё время молчишь - хоть бы рассказал о чём-нибудь….
Скоро утро, а он почему-то всё ждёт, прислушиваясь, не повернётся ли ключ в замке. Не оглушит ли его живительным звоном телефон.
Нет….
Чёрт, откуда я знала, что это затянется до утра? Но это стоило того.
Сумасшедшая….
Ты же знала, я всегда тебя ждал, и это судьба, и здорово, и мы созданы друг для друга, и наши желания всегда совпадали.
И расцвела, и засияла, и полетела, и так безумно, и так ярко, как она всегда умела….
Не хочу тебя отпускать… и не отпущу. Мы же ещё встретимся, да? Не уходи, хочу всегда, и такие чудесные вечера, ведь он тоже любит, и всегда Новый год, и всегда сказка, и если даже она загрустит, он всегда сумеет заставить её улыбнуться….
И правильно, что не позвонила.
«… My girl, my girl…»
Утро. Вернулась.
«… My girl, my girl, don`t lie to me
Tell me where did you sleep last night?..»
Ой, ты знаешь….
Да ничего, всё в порядке. Ты же меня никогда не обманываешь.
Ушёл.
Только посмотрел так, что ей почему-то стало больно и стыдно. Словно она упала и сильно ударилась оземь. Ведь когда-то она так любила этот взгляд….
Да сам виноват. Распугал всех друзей и знакомых. Его даже с праздниками никто никогда не поздравляет.
Да, в конце концов, что он сделал для того, чтобы меня удержать?
Эту ночь – конечно, дома.
На следующую – её нет.
И снова.
И снова.
И снова.
«… My girl, my girl, don`t lie to me…»
Наутро: ой, ты знаешь, так получилось….
Не надо. Пожалуйста, ну, не надо ничего говорить….
Через пару дней исчезла её сумка, все её склянки, и платья из шкафа, и новый глянцевый журнал.
Цивилизованно. Ну, зачем тратить слова, если будет ещё больнее? А так – всё ясно и понятно.
«… My girl, my girl, where, where you go?..»
Больше она не приходила. И не звонила.
Непросто было придти в себя.
Он всегда знал, что никто с ним долго не продержится. Его невозможно любить. С ним нельзя жить.
Да ему и самому с собой жить в мире и согласии было непросто.
Всё из-за этого чёртова звона в голове.
Перекрыть канал, и всё закончился.
По крайней мере, будет спокойно. И больно не будет больше никогда.
Полоснул по руке – только и всего.
Кровь не спеша, какими-то сгустками, даже не закапала – так, поползла….
Непривычный он – хлоп в обморок.
Очнулся – куда ж ему деться? Он сам по себе канал не перекроет. Просто так от этого не избавишься. Не ему это решать – кто он, вообще, такой?
Очнулся. Наскоро руку перевязал.
Минута слабости. Оттого, что кто-то оказался лучше, удачливее. А он снова один. Так ведь он этого и хотел. Спокойствия. Чего же он так расстроился? Ведь ему не скучно самому с собой, не надо притворяться, что он лучше, чем есть….
Прошло лет …дцать.
У него – Нобелевская премия мира.
Он написал книгу, которая помогла предотвратить войну.
Энергия, шедшая через него, пригодилась. Только он, и больше никто. Нужно было его одиночество, его слова, его кровь, его мысли, только он. И никто больше.
Он живёт один в маленьком домике посреди зелени. Раз в два дня к нему приходит домработница. Иногда они мило болтают. Они – друзья.
Ну, и ещё пара-тройка соседей. Которые не докучают и раздражают меньше остальных.
Ему хорошо. Его не донимают мысли, и он спокойно спит по ночам.
Он научился ценить покой, которого у него никогда не было раньше.
Камин, трубка, телевизор, дорогой коньяк….
Да, однажды он увидел её в телевизоре. Фестиваль в Каннах, она выходит из длинной красивой машины под руку с красивым парнем.
Сияющие глаза, сияющие бриллианты….
Она тоже счастлива. И ей хорошо.
Мы рождены для счастья.
Но, однако, какое же оно разное….
27.11.05
Старые раны
Ольга Фёдорова
Старые раны
Проснулась сама не своя.
Это сон….
Снова всё, как раньше.
И это – во сне, от его взгляда, такого знакомого, такого тёплого, магнетического, как наяву….
Словно они – в одном вагоне. Но – далеко друг от друга. Их разделяют люди.
Он сидит у окна, даже не видит её. А она смотрит, смотрит…. Бесполезно. Она в отчаянии.
И вот он почувствовал, наконец, и она уже знает, что будет дальше, и уже сама боится поднять глаза…. Но это неизбежно.
Он смотрит на неё, чуть иронично, чуть виновато и печально улыбаясь. Глаза огромные, тёплые, и он не отводит взгляд, словно зацепил – и никуда не деться. Как вызов. Ни за что уже не отвернётся. Словно так хочет притянуть к себе.
Он – словно рядом, но их разделяют эти люди в вагоне. И от безысходности она плачет….
От этого взгляда ей до сих пор не по себе. Жутко. Дрожь бьёт, и ноги подкашиваются.
Хотя это ведь она ушла от него. Сама. Первая. И знает, как он это переживал….
Ну, да ладно. Очнулась, чашка крепкого кофе, пара сигарет – уже легче. Уже в форме. Можно как-то собраться.
Они уже лет десять как расстались. Он не один, и она тоже.
Нашла себе парня, раскрутила – теперь он известен в узких кругах. Он – талантливый молодой поэт. Пишет про цветы лотоса в волосах и прочие банальности. Она привязана к нему, но то, что было раньше – как ночь и день…. Наверное, ей больше не хочется авантюр. Наверное, просто повзрослела. Перебесилась.
Она отдыхает от прошлых приключений, живёт на даче. Ей всегда не хватало покоя, теперь его – в избытке. Она отдыхает от бурной, бешеной жизни. Ей хорошо, она может, наконец, вздохнуть спокойно.
Но, как назло, на чердаке у бабки завалялся февральский номер какого-то православного журнала. На, смотри – тут про твоего еретика пишут….
Тут-то всё и всплыло.
Прочитав, снова стала бить знакомая дрожь. Боже, до сих пор больно…. И будто она снова боится за него, боится потерять….
Как всегда, его слова били точно. Били в точку. Своей отчаянной прямотой.
Он никогда ещё не был так откровенен. Об этом он не говорил даже с ней….
Странно познакомились. Он – блестящий, известный, она – совсем ещё девчонка из богемных кругов.
Случайно в одной тусовке. Посидели, поболтали – ну, в точности братик с сестрёнкой. Многим похожи. Ещё чуть-чуть – и лучшие друзья.
У него есть любовь. И у неё. Но – к разным людям. Друг с другом можно поговорить об этом, посоветоваться…. Им легко вместе. Так получается, что их пути постоянно пересекались. Почти всегда вместе.
«Да у них роман, точно!» Какое там…. Ну, хорошо, пусть все думают, что у нас роман. На самом деле им самим просто смешна мысль об этом – слишком хорошо они друг друга знают. Тем более, что её парень – его лучший друг – он же сам их познакомил.
И тут…. Её парень погибает. Она теряет любимого, он – лучшего друга. И оба в шоке, хотя и были в курсе. Передозировка…. Поддерживали друг друга из последних сил, хотя слишком было тяжело, и вдруг она случайно узнаёт, что и он тоже….
«… Лет в тридцать пять передо мной встал очень острый выбор, скатываться ли мне дальше в яму, в которой я оказался. Потому что в это время я был наркоманом. И я не скрываю того, что со мной тогда было…»
Это неправда. Он скрывал. Ото всех, даже от неё. Насколько это было возможно. Сам знал, что это не выход, и другим говорил. Никто об этом не знал.
Он был в тупике. Он был один. Он замкнулся. Ему никто не был нужен. Он сторонился всех.
Он видел, что и ей ничем не поможешь, что раны слишком свежи, а он бессилен. Всё-таки, потерять любимого – такая утрата, которую ничем не восполнить.
Девчонка белая, как мел, прячется по углам, по тёмным компаниям…. Чем ей поможешь?
Да и у самого кризис…. Тупик полный. Где взять прежний азарт, адреналин, ярость? Он устал, потух, выдохся…. А всё-таки, интересно, что же там, за горизонтом?..
«… Долго ли кололся? Долго, долго…. Три года. Как говорится, «завтрак, обед, ужин». Когда спутаны все ценности, когда чувствуешь безмерную усталость, нужно чем-то себя поддерживать. Чем? И вот пробуешь наркотики, раз, второй, третий. Вроде бы помогает. Потом раз – и зависимость. И доза становится уже не в радость, она теперь нужна тебе просто для того, чтобы жить дальше, чтобы функционировал организм. Без дозы ты уже не можешь. И это страшно. Практически никто из знакомых мне наркоманов в моей ситуации не выжил. Они все умерли. И то, что я столько лет сидел на игле и остался жив, поверьте, это на самом деле чудо…»
Слова били. Это было так не похоже не него…. Чётко. Честно. Верно. Прямо в точку. Никаких красивостей. Никаких иносказаний.
Она даже чётко и ясно представляла себе выражение его лица, когда он это говорил. Его голос. Слегка ироничный, суховатый, его полуулыбку, то, как он привычным жестом слегка касается лица….
Исповедь. А раньше – только игра, и ни слова правды. Только красивые слова….
Исповедь. Чтобы самому стало легче, или насмерть убить других этим признанием? Тех, кто раньше не знал?
Он никогда об этом не говорил, не считал проблемой….
Она знала – на самом деле это началось раньше. Он всегда балансировал на грани, но его спасало то, что он хотел жить. Поэтому всегда выбирался.
Когда ей впервые сказали, она не поверила. Они же были так близки, она бы заметила…. Он и наркотики – это просто смешно, это несовместимо.
Конечно, такие вещи всегда вызывают сладкую дрожь и щекочут нервы, но впадать в такие крайности….
Он слишком умён, чересчур циничен, чтобы пойти на такое. И очень любит себя. А ухаживает так, что голова кружится. И этот взгляд – не устоять…. А если кто-то её обидит, сразу, как положено, в морду кулаком. Ей ли не знать, какой он классный во всех отношениях?
Но она не замечала, утрата полностью поглотила её, не до того было.
Скажи, это правда? Глаза в глаза. Я не могу потерять и тебя тоже.
Ну, что ты…. Ерунда какая. По мне что, заметно?
Нет, но….
Я всегда такой странный и возбуждённый. У меня плотный график, я устаю. А что, я как-то изменился? Смотри, я разумно рассуждаю, как и раньше…. С чего ты всё это взяла? И были бы следы, а их нет.
А татуировка на руке? И косынка эта дурацкая на запястье?
Ну, это ерунда, это для красоты…. Пора уже успокоиться на эту тему. Я не собираюсь тебя бросать. Я всегда был и буду рядом с тобой….
Не поверила бы, пока сама не увидела.
Так он считает это выходом? Так ему помогает?
Она похолодела, её весь день колотило, она рыдала, когда поняла, что происходит…. Ей стало действительно страшно, ведь он ни в чём не знает меры.
От этого не лечатся, это она знала точно.
«… Само по себе лечение помочь не может. Нельзя вылечиться от наркомании, просто очистив кровь физраствором, потому что дальше ты опять будешь делать то же самое. Вопрос не в том, чтобы просто вылечиться, а в том, чтобы исцелиться, то есть стать цельным человеком. Ведь наркотик – это бесы, которые овладевают человеком, гнездятся в нём, живут припеваючи и требуют дозы ещё, ещё и ещё…»
Он считает это выходом, на нём это никак не сказывается, он делает это без видимых причин….
Значит, и ей поможет. Ей больнее, она – девчонка, она совсем юная, ей-то каково? Ему всё равно плевать….
Она пошла по его следам, думая, что он и не заметит, что ему как-то всё равно, у него – свой путь, свой выбор, а у неё всё значительно серьёзнее, ведь ничего не осталось, кроме боли от утраченной любви…. Ей, в отличие от него, жить было незачем. Да и не хотелось.
Полное отчаяние. Страх, боль, отчаяние…. Всё равно он не заметит.
Она шла по его следам. Туда же, куда и он. Теперь она знает, где что можно достать….
И кто бы мог подумать, что они там встретятся? Да какое там встретятся – он на неё наткнулся.
Сказать, что он испытал шок – значит, не сказать ничего. Он оторопел, потом взбесился. Кто её сюда привёл? Кто ей что давал?
Как осатанел. Орёт и лупит изо всей силы её по щекам.
Не надо…. Больно…. Хватит!
Ах, больно? Да неужели? А мне что, не больно оттого, что ты делаешь? Очнись, слышишь? Не спать!
Тебе можно….
Ах, мне? Я – взрослый здоровый мужик, я в жизни такого перевидал, что тебе и не снилось…. Поняла? Я выбью из тебя эту дурь….
Хватит, не надо, у меня завтра съёмки….
Ну, и что мне сделать?
На самом деле, он знал, что делать. Как привести её в чувства.
Знал по себе. Испытал. Прочувствовал.
Чтобы не втянулась, надо было действовать быстро.
Откуда он её только не вытаскивал, и всегда успевал вовремя. Спасал….
А потом что с тобой будет? Когда деньги кончатся? Собой торговать? Воровать, может?.. Ах, да, тебе пока хорошо платят, но это только пока ты нужна…. А кому ты такая понадобишься? Что ты завтра увидишь в зеркале?
А когда он понял, что слова не особо-то и помогают, оставил её у себя на пару дней. Показал на своём примере, что её ждёт.
И помогло.
Действительно, ей стало страшно. Теперь она знала, чего ему стоило вести себя так, как обычно – играть то спокойствие, то ярость, то страсть, и вечно с беспокойно блестящими глазами и со спокойной, чуть печальной улыбкой….
А по ночам орать, рыдать от боли. Когда весь запас был исчерпан. Сходить с ума, быть бессильным от ломок. И спокойно дышать только вместе с новой дозой….
Нет. Было слишком страшно, чтобы продолжать самой.
Послушай, зачем…. Зачем тебе это?
Я меняюсь?
Твой ясный ум, ирония, необычайно проникновенный тон…. А ночью ты превращаешься в зверя.
Не надо душеспасительных бесед. Я – такой же, как раньше. Непросто безболезненно пережить то, через что я прошёл.
Без этого никак?
Уже не могу. Видишь, очередную ломку можно и не пережить…. Ну, веди себя так, словно всё, как обычно. А потом я завяжу.
Когда? Ты уже сам не сможешь.
После очередного тура.
Да?
Так всё время жить невыносимо…. Я хочу отдохнуть, но у меня нет ни времени, ни сил.
Бесполезно говорить с ним об этом. Ведь сам всё понимает. Очень убедителен сам. Красноречив и обаятелен, как всегда. А ей больно.
И тут вдруг срывается очередной друг.
И снова он жжёт-гуляет. Один. На кухне. Курит-пьёт. Плачет.
Ну, что ей сделать?
Ты же знаешь, все эти утраты…. Забирают самых близких…. Как назло. Я ему сдуру пообещал, что завяжу.
Это правда?
Не знаю…. Больно мне, понимаешь? Больно….
Она знает, что делать. Их же всегда тянуло друг к другу….
Подходит, садится рядом, касается губами упрямой складки на лбу, воспалённых глаз….
Прохладные губы, руки…. Как воздух. Он хочет дышать…. Она искушена в любви, и он знает в этом толк.
Я знаю, что тебе нужно. Знаю, как ты любишь…. Тебе не будет больно, если я останусь….
Убирайся! Только тебя мне сейчас не хватало! Не до тебя, плохо мне, понимаешь? Уходи, ясно?
Отошла, уже издали обернулась, прежде чем уйти. Гордая. Нервная, непрошенная слеза.
Я люблю тебя. Уже давно. Мы оба это знаем. Это твой шанс. Ты выберешься.
Уходи.
Хлопнула дверь, ушла, он – за ней, она – без сил, как стояла, так и села на ступеньки….
Я тоже…. Сразу. Уже давно. Люблю. Не могу без тебя. Не хочу, чтобы ты видела меня таким. Завяжу. Честно. Не уходи….
Он столько лет ненавязчиво учил её искусству любви, такой разной…. Красноречию, изяществу, обаянию. Конечно, этот импульс был силён. Они притянулись. Просто раньше не задумывались об этом.
Он словно делал из обычной заурядной девчонки прекрасную принцессу. Идеальную спутницу для себя. Научил пониманию. На интуитивном уровне. Она его всегда чувствовала.
В любви – да об этом давно ходили легенды – он был искусен, как бог, искушён, словно дьявол. Отчаяние и восхищение, до полного восторга. Искренен. Отдавал всего себя без остатка….
Она отвечала тем же. За столько лет набралась нужного опыта. Они отдавали друг другу столько же, сколько и получали…. Полная гармония и любовь.
Но он искал веру и не находил. От его пристального взгляда по ночам она просыпалась.
Что? Почему ты так смотришь?
Я люблю тебя.
Сумасшедший….
Я счастлив…. По крайней мере, я в своей стихии. В любви. А там… ну, там… я не ощущаю почвы под ногами. Я ничего не контролирую, от меня ничего не зависит…. Я растворяюсь. Качусь всё ниже, всё глубже…. А с тобой мне хочется взлететь. Я хочу завязать, честно…. Я попробую.
«… Человек, на мой взгляд, сам справиться с этим не может. Я уверен, что именно Господь помог мне избавиться от зависимости. И для меня это – подтверждение того, что Бог меня любит. Уж по таким я краям прошёл…. А Он меня уберёг от преждевременной гибели. Видимо, я для чего-то ещё на земле нужен….»
На самом деле было непросто. Он восторженно утопал в любви, когда они были вместе. Но жизнь текла своим чередом. У неё – съёмки, у него – концерты. Каждый раз – работа на износ. Каждый раз – как последний. Полная самоотдача. Так нельзя долго.
У каждого - свои увлечения…. Но всегда они возвращались друг к другу. Ведь он столько лет создавал её и, как оказалось, для самого себя….
Она не знала, на что он подсел. На самом деле, слезть было практически невозможно, и он сам это знал. Чтобы наверняка.
Выжил только потому, что был очень силён духом. Хотел жить. Обладал магической энергией.
«В девяносто втором я крестился. И с этого момента началась очень серьёзная, постоянная борьба. Я исповедовался, Господь прощал мои грехи, и меня допускали до причастия. А я снова срывался и продолжал «торчать». Потом вновь шёл и исповедовался. Всё это время меня сильно жгла совесть. Я всё время думал о том, какой же я мерзавец, как я беззастенчиво вру самому Богу: прошу помощи, чтобы завязать, а через какое-то время всё равно побеждает наркотик. Я бегу и ставлю себе дозу. Совесть не давала мне покоя…»
А со своей совестью, как говорится, договаривайся сам.
Срывался…. И это мягко сказано. Дошло до того, что он отменил концерты. Был реально при смерти. Уже собрались друзья, из последних сил он держался, его с трудом приводили в чувства. Он жил. Он боролся.
Она в другом городе боялась читать газеты и слушать новости – он был на грани, она чувствовала, боялась услышать о том, что его нет…. При первой же возможности бросила всё и примчалась.
Его лицо посветлело, ему стало лучше. Он улыбался….
Он верил в то, что его спас Бог. Он верил всегда, но теперь это стало основной идеей его жизни.
У него было всё. Только веры не было.
Открывая душу, он подсознательно готовил себя к удару. Он так привык. И по пьяни часто убеждал всех подряд публично податься в христиане. Даже самому стыдно вспоминать….
Однако, обретя веру, он обрёл и силы. И любовь. Он успокоился, утихомирился и вылечился.
«… И вот через три года этой борьбы, в девяносто пятом я последний раз укололся…»
Да. Только стал тихим, спокойным и домашним. И ярость, и его бешенство куда-то сразу подевались. И у неё потихоньку стал пропадать к нему интерес.
Больше не надо было беспокоиться. Всё было предсказуемо.
Стареющий, скучный плейбой. Когда-то просто сумасшедше популярный.... Да ещё и верующий…. Вот скукотень! Где прежние авантюры, приключения? Тишина да покой, и чаёк какой-то вместо вина…. Жуть.
Ей всегда казалось, что финал «Мастера и Маргариты» чересчур жесток. Зачем эту бешеную страстную женщину засадили в какой-то скучный, душный покой? Хуже смерти….
Ей и невдомёк было, какое наслаждение получал он, после стольких лет бешенства и ярости наконец-то остановившись и просто отдохнув….
Измены, истерики…. И однажды она ушла. Он умолял её вернуться, ведь это он виноват, он изменил (хотя она-то всегда ему изменяла, просто он не знал, просто для разнообразия), но она так хорошо спряталась, что он не смог её найти.
И сейчас она очень мирно и спокойно живёт со своим новым увлечением, поэтом-романтиком.
Да и с ним всё в порядке. У него – своя семья.
Если бы не воспоминания, было бы совсем хорошо.
Этот его тёплый мягкий взгляд с восторженными искорками, загадочная, чуть ироничная, чуть печальная улыбка…. До сих пор бросает в дрожь.
«… Но уверенности до сих пор нет. Всегда есть опасность, что я, не дай Бог, опять могу сорваться. Нет-нет да и приходят кошмарные сны, как я ставлю себе дозу…»
Нет уж. Где бы ты ни был, ты только держись.
Держись. Ну, пожалуйста….
«…Или мне придётся тоже…»
Хотя это, наверное, интересно. И не так скучно в этом покое. А если кошмар, или она вдруг не выдержит и разрыдается, так она это своему поэту потом объяснит….
«… Но не пугайся, если вдруг
Ты услышишь ночью странный звук –
Всё в порядке, просто у меня
Открылись старые раны…»
Пожалуйста….
Держись.
21.12.05
F*** them all
Ольга Фёдорова
F*ck them all
- … пятьдесят… - громко произношу я и просыпаюсь.
Только что мы были вместе, ты просил меня оставить свой телефон. Так, как умеешь ты один.
- Послушай, я никогда не чувствовал, что мне кто-то так нужен…. Я понимаю, ты, может, мне и не веришь, но со временем ты всё поймёшь. Я докажу тебе, что нам не надо расставаться, что мы необходимы друг другу…. Завтра я уже буду в другом городе, далеко…. Можно, я иногда буду тебе звонить? Каждый день, каждый вечер….
Я несколько раз пыталась записать номер своего мобильного на листке бумаги, но то бумага внезапно заканчивалась, то чернила, то карандаш ломался….
Мы оба уже вышли из себя, ему надо было уже ехать….
- Диктуй.
Я диктую громко и внятно, дохожу до середины, и на цифрах «50» я просыпаюсь, понимая, что номер я диктую уже вслух, не во сне…. И совершенно очевидно, что эти цифры уже не спасут ни меня, ни тебя. Это не весь номер. Ты никогда меня не найдёшь, мы расстались навсегда….
Тут – сразу же – звонит мой мобильник. Я ещё думаю, что сплю, что это – во сне, но не тут-то было.
SMS. «С Новым годом!» Номер незнакомый.
Это не мистика. Это простое совпадение. Или ошибка. Ведь так не бывает. Ты не знаешь последних цифр моего номера. И, стало быть, не найдёшь меня никогда.
Знаешь, без тебя очень плохо.
Очень трудно было придти в себя. Но удавалось расслабиться. Знаешь, как?
Очень рано утром или очень поздно вечером темно. Никто не видит лиц. Я влезала в вагон, пробиралась к окну, и только там, в темноте, удавалось спокойно поплакать. Пусть иногда даже и всхлипывая. Никому не было дела….
А потом, выйдя на свет, снова сохранять лицо. И спокойствие. Придерживаясь старых добрых японских традиций.
Со временем стало получаться. Просто ни о чём не думать и жить, как ни в чём не бывало.
А плевать надо было на всех.
Отбросить все условности.
И какая разница, кто что подумает.
Жизнь коротка и, возможно, жить так, как хочется, жить так, чтобы было хорошо, не получится вовсе.
Кто знает, что истинно. Может быть, истина в том, что чьи-то желания совпадают с твоими. И плевать на всех. И пусть это пройдёт – есть только сегодня, только сейчас, ведь этот миг и есть сегодня, и сейчас…. А завтра – пусть будет когда-нибудь… завтра.
Возможно, если постоянно не думать об этом, всё можно пережить.
Если у тебя получается не думать, всё здорово и великолепно.
Всё справедливо и правильно. Так, как должно быть. Никто и слова не скажет – и придраться не к чему.
Всегда казалось, что компромисс - это не про нас. А ты говорил, это полная ерунда…. Надо жить. Жить на полную катушку. И всё испытать – и хорошее, и плохое. Всё лучше, чем вечно жалеть о прошлых мечтах. И желаниях, которым никогда не суждено сбыться.
Иногда эгоизм – это здорово. В этой жизни надо всего попробовать. Чего хочется. И плевать на всех. Мало ли кто что думает….
Плевать на всех. Потому что всем на нас наплевать.
А нам – друг на друга?
Какая-то дорога закрылась для тебя навсегда с моим уходом. И больше никто не откроет её для тебя. Потому что вижу её только я.
И мне, возможно, без тебя не удастся открыть то, что рядом, но мне не видно. А ты это знаешь хорошо, но мне без надобности, потому что никто в этом не убедит.
Конечно, приятно явиться в ореоле света, с сияющими от счастья глазами, блестящей, выложить весь традиционный список атрибутов состоявшейся жизни. Но Иисус явно не хочет, чтобы я была солнечным лучиком.
Да и кому мы нужны, несостоявшиеся, невписавшиеся, невлившиеся, несчастные…. Не хочу прятать глаза, хотя они – неизменно – под тёмными стёклами. Никогда никто ничего и не прочтёт. А по голосу? А потом опять – вот, с ней что-то не так, у неё не всё в порядке, а мне-то что делать?
Конечно, по логике вещей тебе должны быть известны недостающие цифры номера. Но: а как же?.. а что делать?.. а потом что?..
Да кому какое дело, в конце концов? Ещё одно звено в цепи препятствий, ещё один кирпич в стену….
Да пошли ты это всё!
Рыжая бестия, всегда в чёрном, чтобы по швам всё трещало, лохматая, глаза голодные, зелёные…. Когда это ты думала о других, о том, кто что скажет?
Не дело, если ты так заморозила себя, что даже поплакать по-человечески не можешь, даже когда очень хочется. Что уж говорить о большем…. И счастливой быть не сможешь, хоть на пару дней, даже если очень захочешь.
А на всех наплевать… ведь получается, правда? И всегда получалось. Ты всё равно осталась собой, хотя сколько лет тебя ломали, и в глаза говорили, что ты неправильная, бешеная, что так нельзя, а ты хохотала им в лицо…. Не для них ведь ты живёшь, в конце-то концов.
Только в саморазрушении ты можешь позволить себе отпустить тормоза. А это не дело.
Если речь идёт о ком-то, кроме тебя, ты почему-то всегда оглядываешься назад. И тебе уже не плевать, кто о нём что скажет. Ведь мы рождены для счастья… а будет ли он счастлив, если кто-то скажет не то, что он ожидает?
Отпусти себя на свободу.
Послушай себя хоть раз.
Послушай, что нужно ему. Его послушай.
И пошли они все….
Никто из них не видит ту дорогу, что открыта перед вами обоими. Что видите вы оба.
Но, возможно, кто-то спасётся этой ночью.
04.01.06
Первое дело Альки Кремневой
Ольга Фёдорова
Первое дело Альки Кремневой
- Надь… я заеду на минутку. Ты не против?
Наде Алькин голос сразу не понравился. А уж когда приехала сама Алька, совершенно никакая, Надя и вовсе перепугалась. Глаза совершенно пустые, хотя лицо непроницаемо – это как обычно.
- Ну-ка заходи. Крепкого кофе попьём…. Я ж тебя предупреждала, во что эта вся твоя работа выльется….
Надя усадила Альку на пустой кухне – муж и сыновья-близнецы, Алёшка с Андрюшкой, обмотавшись зенитовскими шарфами, смотрели в комнате футбол.
- Алька, ты чего, пила, что ли?
- Да, ребята налили водочки… за первое дело….
- Нет, ну… я не знаю…. Как в том дурацком сериале про ментов.
- Ну.
И, главное, хоть что-нибудь дрогнуло бы в лице…. Одна чашка кофе, вторая, осовевшие глаза Гришки, заглянувшего за бутылкой пива…. Ну, ещё немного, и точно оттает.
Хоть и подруги, да совсем разные. Надя сразу после школы пошла в кулинарный, тут же выскочила замуж за первого претендента на её руку – Гришку, с которым познакомилась в столовой, через год родились близнецы…. Как вчера было, а ведь им уже по восемь лет. Теперь у неё отличная работа – она делает торты и пирожные, иногда приходится и в ночь работать, зато зарплата – что надо, и время зря на образование не потеряно, и Гришка недавно машину купил, и дети уже компьютер осваивают.… Все здоровы, ухожены и сыты – и Надя счастлива. Чего ж ещё желать?
А Алька всегда хотела добиться какой-то вселенской справедливости. Поэтому решила стать адвокатом, чтобы людям помогать. Но на юрфак поступила только спустя пару лет после школы. Всё это время готовилась, как сумасшедшая, сидела дома за книжками. Поступила, и это был праздник. Ведь сама, никто не помогал, и с таким огромным конкурсом….
Специализировалась сначала по гражданским делам. На практике всё оказалось не совсем так, как она себе представляла. Адвокаты на процессах просто газетку почитывали, ни о какой справедливости и не помышляли. Отработать положенный гонорар – вот и всё. И какая разница, виновен подсудимый или нет – тебе заплатили, ты и доказывай, что невиновен. И так – чаще всего. И она сама видела, как отмазывали заведомо виновных. Ну, в точности как в фильме «Чикаго». Классический пример. И она понемногу разочаровалась в профессии.
Пошла в юристконсульты. Но проблемы тех, кто к ней приходил, не казались ей такими уж важными – то соседи, мол, шумят, то в коммуналке тумбочку с вешалкой не поделили…. Алька знала, что есть проблемы гораздо важнее. Что совершаются преступления, убивают людей. И она может попробовать что-то раскрыть и реально кому-то помочь.
На лекциях по уголовному процессу разъяснили сразу:
- Вот вы сериалов насмотрелись и думаете, что следователь – это такая романтика…. Он там с пистолетом бегает, крутой такой…. Так вас в заблуждение вводят. Следователь – он в основном в кабинете сидит и бумажки пишет. По каждому действию он должен протокол написать. Вот вызвали его, ну, там, в лес, где труп обнаружили. Он приезжает, и первым делом что делает? Садится на пенёк, достаёт бумагу, ручку, и пишет протокол осмотра места происшествия. Вот это правильно. Недаром одна… и даже не одна, наверное, моя бывшая ученица теперь детективы пишет. Конечно, берёшь в архиве любое дело – вот и готовый детектив…. Не то, чтобы мне нравится, как она пишет, но, по крайней мере, с точки зрения уголовного процесса – грамотно. И я её понимаю – материала много, только фиксируй….
А уж после того, как Алька изучила криминалистику, она окончательно определилась с выбором. Ведь по следам, например, можно воссоздать полную картину преступления. Это же так явно! И этих самых глухарей может быть значительно меньше, если Алька самолично будет этим заниматься.
После практики в качестве помощника следователя Алька робко предложила:
- А если я останусь работать, возьмёте?
- Да легко. Хотя не женское это дело, конечно, и сложно, но нам не хватает следователей и дознавателей. Зарплата мизерная, работа почти круглосуточная, всё время отнимает…. Ну, хочешь – оставайся.
Когда Алька похвасталась Наде, куда и кем она устроилась, Надя очень испугалась и расстроилась.
- Ты сама хоть понимаешь?
- Вполне.
- Двадцать четыре часа в сутки…. Да ты даже спать спокойно не сможешь – будут мерещиться всякие ужасы. Да и потом, неужели с твоим образованием нельзя найти нормальную работу с приличной зарплатой?
- Надь, а ты-то что так переживаешь? Ты меня не знаешь, что ли? Думаешь, не смогу, да?
- Сможешь. Но чего это тебе будет стоить…. А почему переживаю, сама знаешь. Я всегда за всех трясусь. И рада, когда всё у всех хорошо.
- Надя, да у меня всё прекрасно – может, я нашла своё место в жизни, наконец. Своё, понимаешь?
Надя с ней спорить не стала. Потому что приблизительно так всё себе и представляла.
Поначалу поручали всякую ерунду – компьютер, бумажки…. Потом дежурным следователем посадили в выходной. Говорят:
- Вот, убийство на Большом. Поехали.
Поехали – следственная группа в составе Альки и её куратора, ещё судмедэксперт Татьяна и ещё один, которого она не знала.
В принципе, в теории Алька представляла себе, как действовать в таких случаях, какие бумаги писать. Да и к убийствам она даже была готова. Она представляла себе трупы с прострелянным виском, или, там, с ножом в груди. Хотя она никогда не любила криминальную хронику смотреть. И детективы читать. Ну, разве что если почитать хотелось, а ничего другого не было.
Уже на подходе к дому стали снимать дом, подъезд, квартиру, как положено, понятых взяли из соседей – квартира оказалась огромной коммуналкой. Комната – самая дальняя, во флигеле. У кровати плакала женщина в пальто – её вывели.
- И скорая была, и не спасли…. Ведь жив был ещё.
- Тело переворачивали?
- А как же? Я думала – живой, скорую вызвала…. Тело…. Какое ещё тело, если это Саша мой….
На кровати лицом вниз, согнувшись, лежал мужчина. Весь в крови и в белой краске.
- Бытовуха…. Ну, пиши, - сказали Альке и дали ручку с бумагой, пока Татьяна щёлкала фотокамерой.
Как положено, заполнила форму, записала понятых. Фиксацию обстановки начала слева направо. Шкаф, тумбочка, книги, пустые бутылки из-под водки – четыре штуки, открытые консервы, осколки трёхлитровой банки с белой краской…. Всё ясно. Мужчину долбанули этой банкой по голове. Алька записывала бесстрастно и со знанием дела.
На потерпевшем тренировочные штаны, полосатая рубашка. Конечности и одежда перепачканы кровью и белой краской. Из-за краски невозможно снять отпечатки пальцев. На кровати множество тряпок, насквозь пропитанных кровью. На голове – свежие раны, из которых продолжает сочиться кровь. Из уха тоже поступает кровь.
Перевернули. Голова покрыта белой краской и засохшей кровью, из-за чего осмотр затруднителен…. Взяли осколки банки, пустые бутылки, срезали ногти трупа…. Странно, что скорая так поздно приехала – дверь комнаты была открыта, и он ещё жив был…. Татьяна фотографировала, Алька рисовала план квартиры, понятые подписались. Почти сразу установили, что убил сосед. Выпивали, чего-то не поделили, долбанул по голове и убежал, не сообразив, что сделал. Потом узнал, что тот умер, и сам сдаваться пришёл.
Перевести дух…. Вернулись. Ребята наливают:
- Давай – это ж твоё первое дело….
А на лице так и застыла непроницаемая каменная маска.
Вот так она к Наде и приехала. Так всё и рассказала. Не меняя выражения лица.
Надя слушала, не перебивая. За стеной в телевизоре шумел футбол, и орали мальчишки в зенитовских шарфах.
- Нет, Надя, ну, так по-дурацки умереть…. Ползал, ползал по кровати – кровь хотел остановить, и так кровью и истёк…. Напополам с краской…. Вот я к тебе ехала, и мне этого алкаша до слёз стало жалко – думала, разревусь прямо в трамвае…. Он ведь… книги читал….
Тут Алька и вправду разревелась, а Надя даже и не знала, как её утешить. Ведь и вправду глупо. Хотя она всегда пыталась найти нужные слова.
- Алька, ну, ты же знала….
- Я не поэтому, - всхлипывала она. – Ну, почему, почему люди убивают друг друга, а? Как это так можно? Так вот взять и долбануть, а этот краской захлёбывается, и никто не помог…. Тряпки прикладывал…. Скорая не успела…. Надь, может, надо было врачом стать? Людей спасать? Это ведь самое лучшее, что может быть….
- Ты же крови боишься.
- Не боюсь, просто голова кружится, но это же ерунда…. Надо было поступать в медицинский. Я бы всех спасала. Я бы ко всем успевала….
- Скорая не всегда успевает – то бензин кончился, то пробки, то врачам просто по фиг….
- Нет. Я бы делала всё возможное.
- Ты сама в это веришь?
- Нет, - продолжала всхлипывать Алька, - но я бы очень старалась, честно….
- Алька, есть вещи, которые ты не можешь изменить. Которые от тебя не зависят. И в одиночку ты мир не изменишь.
- Я так хотела помочь….
- Ты помогаешь. Ты выбрала сама то, в чём ты можешь пригодиться. Ты – профессионал в своём деле. Это непросто, но, наверное, это всегда так сначала. Потому что дело у тебя пока было одно. А когда дел много, внимание уже распыляется, и не так зацикливаешься….
- Тебе хорошо, Надя. Тебе есть ради чего жить – у тебя дети, ты для них – всё, ты им нужна…. А я? Столько лет бестолку угробила. Чтобы первого же убитого алкаша пожалеть….
- Вот если ты останешься такой, это будет здорово, - вдруг сказала Надя и выпрямилась на стуле. – А если для тебя это станет просто работой, рутиной, чем-то обыденным, и всё это ты будешь делать с таким вот лицом, как будто колбасу взвешиваешь – вот это страшно. Укатают сивку крутые горки – вот и всё…. А так, Алька, ещё не всё потеряно. Ты помогаешь. И спасаешь. Меня, например. У каждого свой путь…. Мне тоже трудно справляться одной с этой оравой. И по ночам работать. Подумаешь, фигня – торты делать…. А ты знаешь, куда идёшь, и зачем. Справедливость ищешь. И, может, когда-нибудь найдёшь.
Алька успокоилась и удивлённо посмотрела на Надю, а та, помолчав, встала:
- Ну, пошли второй тайм смотреть.
26.03.06
Больше не светит
Ольга Фёдорова
Больше не светит
Да он всегда в этом капюшоне ходил. Сколько себя помнил.
Чтобы его никто не видел. Чтобы самому не видеть никого. Кому что за дело…. Он – сам по себе.
Залез в автобус, в угол забился, чтобы в глаза никому лишний раз не бросаться. И тут… не то башка зачесалась, не то жарко стало, или капюшон как-то сам сполз.
И над его головой возникло ослепительное неизвестно откуда появившееся сияние.
А он сидит, ни о чём не подозревает. Хоть бы что.
Тут старушка напротив чего-то креститься начала. И губами шевелить. Ну, мало ли….
Парень на соседнем ряду громко заржал. И, главное, пальцем в него тычет и нагло ржёт: не, ты глянь, ты глянь! Во даёт! Копперфильд, блин!
Остальным-то не видно, что происходит. Привстали – а там ослепительный свет….
И только мелкая девчонка в конце салона громко заревела. И тоже на него пальчиком указывает. А ведь ничто в мире не стоит слезы ребёнка, подумал он. Особенно если ревёт чересчур громко.
Выскочил он из автобуса и капюшон на голову натянул. Как было. Ну, не любил он истерик. И ненужного внимания.
И больше никогда он капюшона не снимал. На всякий случай.
1.03.06
Ольга Федорова: Помни о Белом Шаре.