Барахольщик
Бокалы, бокалы – все для каких-то праздников.
Книжки, книжки – все для каких-то потомков.
Потом когда-нибудь.
А ещё
(заранее прошу прощения у дам)
Чемодан,
Полный разнообразных
Пиздюлинок.
Всё на пользу.
Ползу
С домиком на спине.
Всё
ме-
дле-
нне...
Ползу туда,
Где «когда-нибудь» и «никогда» –
Не синонимы.
Ведёрко
Тачка - это не средство передвижения.
Это дача
И тяжелая дура,
Груженая дерном.
Стальной упор.
Очень тугая пружина.
Это швы
На указательном пальце
Самостоятельного мужчины
Пяти лет.
Это ж мы -
Мама, папа и бабушка
С перекисью, стрептоцидом
И пятью километрами
Перспективы.
Это шрам
Теперь уже на моем
Указательном пальце.
Ни дачи,
Ни тачки,
Ни дерна,
Только перстень.
Этакое наследство.
Нет, не только.
Было еще ведерко.
Синее в белый горошек.
Оно не пропало на даче.
За горами и за долами,
В районе Загорска,
Каждый раз,
Когда проезжали лавру,
Оно вставало над зеленью -
Синее с белыми звездами.
Мое ведерко.
Там оно и теперь.
Лермонтовская
* * *
Вознесенскому стало нечем пугать наседок.
Пока не взялись за дело
Калмык и тунгус,
Верни ему голос, Господи милосердный!
Вознесенскому - голос,
Сосноре - слух,
[Прочерк] (прочим) - хотя бы вкус.
Из Карла Сендберга
Понастреляли под Аустерлицем и Ватерлоо.
Сгребите трупы. Посторонитесь -
Я - трава. Я их укрою.
Понастреляли под Геттисбергами.
Понастреляли под Ипрами и Верденами.
Сгребите трупы. Посторонитесь.
Год, да два, да десять. Пассажирам неведомо:
Что проезжаем?
Где это мы?
Я трава.
Посторонитесь.
* * *