Слон и комар
Слон и комар обзавелись мобильниками (макро и микро) и подключились к сети «Билайн».
– Арнольд, ты меня слышишь?
– Да, Валентин.
– Ты где, Арнольд?
– На твоем хвосте.
– Ты можешь за два часа добраться до моего хобота? Ты нужен здесь, Арнольд. И высоко не поднимайся. Иди пешком. В прошлый раз так улетел, что даже роуминг не помог.
– Понял, Валентин. Буду держать связь.
Слон повторил звонок.
– Арнольд, ты где?
– У тебя на спине.
– Ну, ладно. Слышу. Батарейки не сядут?
– Нет, Валентин. К тому же мои входящие бесплатны. Звони, если хочешь. Я в пути.
Не прошло и часа, у слона зачесалось в ухе. Залетело что-то. Слон чертыхнулся и вспомнил про комара.
– Арнольд, ты там как?
«Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети».
«Проклятье, – подумал Валентин, – либо у этого сукина сына кончились деньги, либо он что-то еще выкинул. Не иначе сбился с пути».
Слон набрал комариный номер и опять услышал: «Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети».
Ухо у Валентина чесалось, ему стало не до звонков.
– Безобразие, что с носоглоткой, – загнусавил слон, – к ЛОРу пора показаться. Кажется, начинается насморк. Он расстроился, что времени на себя не хватает и бизнес съедает здоровье.
Слон чертыхался, топтался на месте и громогласно чихнул. Крепление макро-аппарата с ушной раковины соскочило, и мобильник упал в лужу. Слон принялся полоскать в луже хобот. Матерился. Комара ругал, да и себе досталось. Нащупал трубку, зацепил ее, приподнял.
Из хобота показался комар:
– Валентин, ты меня слышишь? Почему трубку не берешь? Алло, Валентин, ты когда-нибудь возьмешь трубку?
Но слон не отвечал.
– Вот идиот, а? Начальник эдакий. Так никакой бизнес не пойдет с такой связью, – злился комар, – я ведь уложился в сроки. Ну, подземкой шел. Быстрее так. Значительно быстрее. Ты, наверное, обзвонился. «Билайн» доступен только снаружи, внутри – нет. Ты это знаешь. Э, Валентин, ты заснул что ли?
И тут комар понял, как надрывается аппарат шефа у него за спиной.
– Какой адский шум, – пискнул Арнольд в пустоту. Мобильник на кончике хобота Валентина динамил, довел комара до истерики и, наверное, поэтому Арнольд не убирал лапку с кнопочки повтора. Слон звонков не слышал.
– «Билайн». Проклятая связь, – плакал комар.
Слон сожалел о том же.
Лужа
Два лягушонка Жан и Мишель недавно появились в старой луже возле дороги.
Крепкая толстая жаба Марья Петровна, обитающая в этой луже с самого рождения, сразу не признала гостей.
– Вот тебе на, – с досадой квакнула она. – Французы на нашу голову. Интеллигенция. Культура.
Жан и Мишель жили на редкость скромно – ни брызг, ни кругов по воде от них не исходило. Одно лишь легкое грассирование на краю лужи – на мелководье. А там, где появлялась густая травяная поросль, они совершали, как казалось сварливой старой жабе, что-то молодецкое, непристойное, но ей было туда не пролезть и потому об их интимных встречах с подругами, она могла только догадываться.
В этой луже Жан и Мишель оказались волею судьбы. Марья Петровне они в двух словах рассказали о своем трудном детстве на родине, где им чудом удалось избежать французской кухни. Получилось, что они теперь здесь, в глуши. Но это, как она поняла, продлится недолго.
– Конечно, – возмущалась жаба, – у нас здесь все, кому не попадя, пережидают, засиживаются до лучших времен. А потом у них будет – Париж, Сорбонна, а у меня как было грязное белье да сырая мошкара на завтрак, обед и ужин, так это все и останется. И старость. И ядрена вошь, мне эти французы здесь.
Жаба Марья Петровна с торчащим во все стороны желтоватым морщинистым пузом брезгливо поглядывала на гостящих в луже иностранцев, а их деликатное поведение по отношению к ней и другим, в луже рожденным, изумляло и раздражало ее.
– Испардонькались. Лягушьё, – негодовала она. – Мошкара к ним так и льнет. К чему им изгаляться, ловчить? Им бы реверансы в лопухах. Где нам простым жабам все это усвоить, всему этому понабраться, когда все беды на нашей шкуре: царапины, порезы, гнилая вода.
Как-то вечером Жан изящно взмахнул левой задней лапкой:
– Мишель, я уже три дня не слышу нашей добрейшей и почтеннейшей Марьи Петровны. Ты не знаешь, что с ней могло произойти? Мадам не молода…
– Жан, она на заработках. Вчера услыхал об этом. Здешние жабы, чтобы прокормить себя, уходят работать на болото. В «Трех камышах» собирают тину и несут стирать ее в ручей. Так что милая хозяйка и ее подружки не скоро вернутся в лужу.
– Да, несладко здесь живется пожилым женщинам, Мишель. Ты не считаешь, что это чудовищно?
– Но Марья Петровна крепка. Она – не для супа. Местным женщинам любая лужа по колено.
– Что ж… Времена, порядки, нравы…
Ваня Пупков бежал домой, не оглядываясь, по кочкам, минуя дорогу. И вот ботинком попав в лужу, проскочил ее, и был таков.
Неизвестно, это ли послужило исчезновению французов из лужи, или для этого были иные мотивы. Но Жан и Мишель исчезли. Марья Петровна и ее подруги так и остались на заработках – полоскать зловонную тину в ручье. Лужа опустела. На нет сошел французский этикет, местный культурный колорит.
Но лужа по-настоящему опустеть не может никогда. Ее заполонили черви. Незамысловатое их существование приносит и сейчас в лужу большое потомство. С каждым новым ботинком, оказавшимся в ней, их количество возрастает.
– Все ж гнусные твари, – наверняка обмолвится кто-то за лопухами, посмотрев на лужу сверху вниз. Но это уже будет вне нашего сюжета…
Вкус совести
Самооценка
Как-то задала Боженьке вопрос:
– И что я все-таки стою? Оцени меня, Господи.
Задала, закрыла глаза – тишина. Потом и забыла об этом.
А на следующий день старик из восьмой квартиры позвонил, горстку сахара принес.
Спрашиваю:
– На что мне это?
А он улыбается, почти смеется, глаза в пол прячет:
– Да не пригодится разве?
Я пожимаю плечами. Беру.
Потом на дачу поехали. Сосед встречает:
– Твоя яблонька, видишь, уже почти обсыпается. Собрать помогу.
Смотрю на дерево. Часть яблок крупных, живых, красных, другая поменьше – с червоточинкой. Пытаюсь отсчитать хорошие – сбиваюсь. Сосед торопит:
– Собирай, собирай, за вечер не управимся.
Дня через два после этого, уже в городе, объявился приятель школьный – друг детства. Улыбается:
–. Встречай меня. Соскучился.
Я стол накрыла, а он какой-то чумазый – в дверях, на себя не похожий, растерянный. А может, просто таким показался – давно не видела.
Смотрю на него – он украшенье золотое в подарок принес. А сам стесняется, руки дрожат, открыть коробочку не может. Пробует, и золотая штучка на пол падает.
Я ему в недоумении:
– Так она действительно золотая? А пробы какой, какой пробы?
А он:
– Подожди минутку, щас я ….
Нагибается, пытается поднять вещицу. Вглядывается, значка пробы не находит. Вертит украшенье в руках.
А я жду. Так его в квартиру и не пустила. Даже забыла, что стол накрывала.
Потом, спустя ночи две, сон приснился... Странный или страшный – объяснить не решаюсь. Но чудной. Во сне, мол, сама к себе в гости прихожу.
Упрекаю себя:
– Почему без подарков, с пустыми руками?!
И вижу, как захожу. На вопрос не отвечаю, будто не слышу. А в дом себя пропускаю, как будто и пустить не могу. Словно и не мне решать. Смотрю на себя, вошедшую, и вроде вижу, что все при мне – не удивляюсь «гостье» нисколечко. И рада, что не чему огорчаться. Но все-таки снова выдавливаю из себя:
– Почему с пустыми руками?
И просыпаюсь…
А утром в зеркало посмотрелась – вспомнила, как такой во сне приходила. Гляжу на пустые руки…
Между тем телевизор на кухне на полную катушку работает:
«Тебе мало себя?..», «Зря ты так… Ох, зря».
Елена Кантор: Сборник короткой прозы.