Ноль часов
Сколько времени? – Времени нет!
Ноль часов, как в романе у Веллера.
Догоняя свой собственный след,
Стрелки вертятся словно пропеллеры,
Между стрелками прожитый год
Превращен в разноцветное крошево –
То ли он пред глазами плывет,
То ли мы уплываем из прошлого.
Всё с нуля! Всё на счастье! – назло
Посчитавшим нас третьими лишними,
Нынче тридцать второе число,
Слышишь «три-два-один-ноль...» – отлично.
Между временем, так далеко
От краев, где события падали:
Слишком часто – дышать нелегко,
Слишком редко – дышать бы, да надо ли?
Слишком в точку – и времени нет!
Что там дальше? – Тибет, Абиссиния.
Кто часы переводит… на бред,
Тот и стрелки – на новые линии,
Где всё рядом, и выдан билет
Всем, кто вправе цитировать классику:
«Сколько времени? – Времени нет!
Как дойти? – По любому полчасика».
Насыщенность и пустота
Жизнь – перевал контрастов: схватишь за хвост мечту,
Сказать не успеешь «Здравствуй!», поймёшь, что поймал не ту,
Выпустишь пар из клетки, станешь играть с листа...
Сменит, как небо ветки, насыщенность пустота.
Неторопливо взять аккорд,
Неторопливо положить
Его на дно былых страстей,
Пусть перевал – так ты не горд,
Эскорт ответит «будет жить»,
И ты восстанешь из частей.
Контрасты пусть – набрать очки,
Места местами поменяв –
Маршруты эти не сложны.
Вот нацепить мир на крючки
Легко, как маленький Зуав...
Аплодисменты не нужны.
Легко... Но почти не пахнет упавшая пелена,
Внимание! Не на старт, нет – внимание на меня!
На сердце опять ноль-ноль – только это не значит ночь,
Я знаю, что будет больно, но нам ли не превозмочь?!
Я знаю, что стало с теми, кто разобрал дома –
Опередили время, рано сошли с ума...
Всё знаю, но на рассвете от неба не отвернись:
Насыщенность – это ветер, а это и значит жизнь!
Почти безветренный простор –
Искрится утро, как «Кристалл»,
Прозрачен вечер, как «Смирнофф».
Что делать, если возле штор
Ты терпеливо утра ждал,
А я – настройщик вечеров?
Удачу тазом не накрыть,
Как не поймать её силком,
Как не понять её вообще.
Всё может, может, может быть,
Когда проходит рубикон
Рассвет в малиновом плаще.
А если опять «не если», если опять «не есть» –
С пледом усесться в кресле и за окно глядеть?
Люди, дожди, машины – воспоминанья впрок,
Лишь ни одной вершины... Робкий звучит итог:
Ярок потенциально, но скорости не набрал
И растерял случайно поднятый потенциал.
Только чужие титры, только ничья Луна...
Сбитые светофильтры, упавшая пелена...
Растаял мир как леденец,
Как леденец растаял весь,
Как из тумана выплыл вновь.
Дурную весть принес гонец,
Что солнца нет, но солнце есть –
Всё перемены облаков.
Всё перемены городов,
Пока перила не сожмёшь,
Пока не встретишься с портье,
Пока не скажет он: «Готов
Твой новый порт к тебе, ну что ж –
Всё будет щас, всё будет тье.
Две половинки
Если бездонный голос скручен в венок сонетов,
Если слова не к месту, если к словам нет рифм,
Что ни поставь на конус, не устоит – планетой
В небо, как за невестой, в землю, как логарифм,
Вдаль, как дойти до точки, унесено отсюда,
Значит, полковник Васин вывел дорогу к дому,
Значит, и в новой строчке голосу быть бездонным,
Значит, сошлись в экстазе две половинки чуда.
Воздух от поцелуев прян и молниеносен,
Путь на двоих один, и пульс на двоих умножен,
С неба стекают струи солнца в сто тысяч вёсен,
Мимо – сто тысяч льдин, но кажется, мы всё можем.
Можем без документов, можем сильней и чаще –
Прятать за дверью лето, строить мосты и глазки...
Если без happy end’а вечер ненастоящий,
Значит, сошлись сюжетом две половинки сказки.
Двадцать четыре кадра – сутки и вышли плёнки,
Танцы с мирами вышли за горизонты мира:
Двадцать четыре завтра ты обошёл по кромке,
А в двадцать пятом выстрел – кратко и несчастливо.
Но через сто прихожих ты на ногах чуть ватных
Спросишь, уже вне роли, «Как далеко до счастья?»,
Странный ночной прохожий скажет: «Езжай обратно –
В каждом прощаньи доля сотни грядущих «здрасьте».
Если зашторить воздух, спички не греют сами,
Воспламеняй же страсти взглядом святого Эльма...
Все мы сверхскорой почтой связаны с небесами,
Две половинки счастья вновь засверкают цельно.
Послесловие ветра
Что ни утро, то вечер – всё чаще сменяются годы,
Ветер времени стих, белым снегом меня занесло
В край сведённых мостов, где путям не нужны переводы –
Всё понятно и так, где я кто на какое число.
Вместо пульса тик-так, вместо неба златые хоромы,
Лишь ночные аллеи кратким эхом тропических стран –
Остальное по ГОСТу, и негру не стать просветлённым,
А простуженной крови не выкрикнуть «No posaran!»
Если двигаться с миром, не появятся двойки в зачётке,
Но появится в воздухе горький привкус сожжённых побед –
Все, конечно, путём, но настолько простым и коротким,
Что другой перевод – вот критерий, забыть или нет
Эти ночи без сна, эти страстные грязные танцы,
Колдовской аромат, заглушавший изысканный фарм –
Мы как ветер сильны и свободны, как протуберанцы,
Что сказали однажды: «До свидания, Жанна д’Арм!»
И почувствовав пульс, всё поставлю на карту вселенной,
Пропуск в космос найду, чтобы небо измерить собой –
Перелётным страницам в книгу жизни врываться мгновенно,
Вырывая при этом листы, где играют отбой.
А второе дыхание ветру верну – пусть метелит!
Здесь не надо иначе, хоть для многих и так не совсем...
Мой оторванный поезд отправится строго по цели,
Будет шпальный район заменителем медленных стен.
Ни к чему опираться на вялотекущие крыши,
Если ждут повороты вопросительных знаков дорог...
А оставшимся скажут, что я не ушёл – просто вышел
В послесловие ветра, в последний, но страстный рывок.
Фаворский свет
Любой
Не магистраль, а змея
Фотовспышкой вырубив звук,
Дали лишку – встали без двух,
Жали дальше – пали на дно,
Стали старше – теперь всё равно.
На вкус и цвет – кино, на ощущение – пудра,
Похмельный покемон, бурчащий «доброе утро»,
Могильный телефон, гудки срывающий с губ,
Общественно-полезный, но труп –
Вчера ваял я гимны и казался поэтом,
Но мир ушёл с другим, и солнце скрылось за летом,
Теперь нелепы позы, языки невпопад,
Осталось лишь харизмой в салат.
Все камзолы сдав напоказ,
Стал я гол, как Кара-Богаз,
Сила есть, а мани не на...
До свиданья – пока без меня!
Меня во мне так мало, что контрольное эхо
Бесстрастного металла отзывается смехом.
В меня не попадают ни извне, ни внутри –
Ведь я модель 1:43.
Беру у всех, но никого не ставлю на место,
Чужой успех пьянит, но я из пресного теста,
Я следую по следу, но последний – не я,
Мой знак не магистраль, а змея.
Пубертатный возраст – салют!
Там не так и здесь вам не тут:
Баобабочка, четыре бревна –
Бум большой, да не Бах ни хрена.
Хочу, но не могу подняться выше немного,
Могу, но не хочу считать сегодня итогом –
Придут другие завтра, послезавтра другей,
А дальше – полный апофигей!
Тайфун не шире ветра, но иная палитра,
Где лишний километр лечат лишь декалитры,
Где током по спине, смещая видеоряд,
Сильнее бьет, чем пьяный бурят.
Фотовспышкой вырубив звук,
Дали лишку – встали без двух,
Жали дальше – пали на дно,
Стали старше – теперь всё равно.
Досвидания
Претензий к пуговицам нет – пришиты крепко,
Другое дело белый свет – одна таблетка,
Второй стакан, четвёртый день бессонных бдений –
И вместо мира дребедень несовпадений.
В глазах танцует пелена невнятный танец,
Здесь Досвидания страна, я – досвиданец,
Здесь согревает после всех кульбитов-сальто
Дыханье жаркое восставшего асфальта.
При прояснении туман – куда яснее,
Что важен только Океан, и только с Нею,
А остальное по волнам седым уносит –
Туман и в Африке пространство альбиносит.
Колбасит мысли – от ума не вяжут спицы,
Колёсам не за что в тумане зацепиться,
Всё невпопад – неадекватная картина:
Я рвался ввысь и стал поверхностным, как тина,
Я рвался ввысь и оторвался от тормашек –
Не жизнь и даже не эскиз – косой коллажик,
Где мирозданье колыхается, как пьяный.
Эх, Досвидания, хочу в другие страны!
Итак, итог: душа в Париже ждёт, а тело
Не то чуть-чуть не доползло, не то вспотело,
Взлетать настолько высоко, что падать низко,
А раскалённый мозг не тянет переписку.
Курки взведённых состояний. Время Оно.
Звонок будильника прогонит хмарь с перрона.
Мир остановится согласно расписанью.
И Досвидания услышит «До свиданья!»
Сверхскорая помощь
Сверхскорая помощь –
Заботливый финиш до станции старт,
Меня ты не вспомнишь –
Не стану я праздником, сданным в ломбард.
И гулкое эхо
Привычно ответит: «Да ну, не беда,
Сегодня не к спеху –
Немного позднее я..., чем никогда».
Сверхскорая помощь –
Три бочки покоя, скамья запасных,
Плывёшь – не утонешь,
Рука не под руку, слова не под дых,
Зароешь таланты –
Для кладоискателей новая цель,
Идёшь на пуантах –
Прогнувшийся мир не сорвётся с петель.
Сверхскорая помощь –
Взорвать самолёт, чтобы он не упал,
Прореживать сволочь –
Уволить на фирме «Земля» персонал,
Пусть светит планете
Венец эволюции сэр гамадрил
И мать его, йети –
Не каждый наследник, кто здесь наследил.
Сверхскорая помощь –
С печалью в глазах, с тишиною в руке –
Мне станет всего лишь
Последним порогом на бурной реке.
Но страшно, как чёрту,
Сломавшему ногу, взывать к небесам,
Ждать слева по борту
Сверхскорую помощь, dark side of the sun.
Вне системы
Летели звёзды на счастье нам, летели вирусы по больнице –
Полёт полёту не пополам, но я, на разные пав страницы,
Стараюсь всё-таки быть в связи не с обстоятельствами, а с теми,
Кто, услыхав от системы «Si!», ответит чётко: «Я не в системе».
Я вне системы, и мне всё в пень- пердикулярно и параллельно,
Насквозь свободный я вам не тень, чтоб падать преданно и прицельно.
Не то, чтоб против, я просто вне – как в тёмной комнате всё на свете,
Как явь на Яве – не сон во сне, как Баргузину Сарма не ветер.
Забытый всеми, за то, что не свершил всего, чего мог добиться,
Под ламца-дрица тонул в вине, а между прочим уже за тридцать…
Но раньше времени не дойти, – гласит эстетика мирозданья,
И я случайные бью пути, рулеткой меряя расстоянья.
Судьбу поставивши на зеро, не возмущаюсь, что срок не вызрел –
Ведь там, где в тридцать еще везло, всё в тридцать семь обнуляет выстрел,
Поставь на чёрное в чёрный час – мир вдвое к прежнему станет чёрный…
Я вне системы, как Зевс и Марс – последний Зевсу не подчинённый.
Среди друзей бумерангов нет: пославший раз на второй не нужен –
Когда рефрендинги на обед, контрольный выстрел гремит на ужин.
Но даже в полном Улан-Удэ моё мышление позитивно:
Я вне системы, вообще нигде – в противном случае всё противно.
Убили негра, порвали билль, взорвали башни, отмыли баксы,
Но норовили автомобиль остановить перед каждым Марсом.
Ах, светофоры, – смешной каприз, минута отдыха перед стартом…
Я нажимаю на выход из мультимедийной военной карты.
Географически не в себе парю над миром, что жаждет драться,
Глядеть по ящику на ЧП и с удовольствием раздражаться,
Попутно каясь: таков уж свет – куда ни крутишься, смотришь прямо,
Забыв про выход за парапет, от паровоза до параплана,
Где в Рафаэля Пикассо конь, когда в дали бы шагала лошадь,
Где разжигают в груди огонь и разрывают объемом площадь,
Где самолеты летят на юг, чтоб возвратиться назад весною,
Живой и тёплой, как всё вокруг, но невозможной, как остальное…