Сильвия. Осень
Слышали озеро пасмурным утром?
Птичье молчание в сером картоне.
Сильвия дремлет. Листы как ладони.
Жёлтые слёзы, табачная пудра.
Дерево-море сторуко, суставы
Медленно кутает дымом-туманом.
Мелочь каменьев по тонким карманам
Сыплется…
Дайте другие уставы!
Слово «уста» невзначай уроните,
Но – безотчётно, вовне ностальгии.
Мы – те же самые, только другие.
Следом потянутся «очи»… «ланиты»…
Чёрной печурки ольховые яства…
Храм… егеря…слобода… дилижансы…
Юноша, отрок, читающий стансы –
Что-то насчёт красоты и коварства
Галки, как нищенки, пристально глядя
В морок давно облетевшей сирени,
Видят внутри преклонивших колени
Призраков серых при полном параде.
В камне – орёл на вершине колонны –
Кажется, миг, и рванёт с пьедестала.
«Озеро, звонкое, словно зерцало…» –
Не осекитесь, во имя мадонны!
Шагом шепчите закон узнаванья,
Сильвию, словно поэму, листая.
Бредит полётом утиная стая.
Сон камышовый, канун расставанья…
Ленты света
Полустанок – лодка в море медуницы –
Уплывает, увлекаемый приливом.
Проводите нас обратно, проводницы,
До неправды, до несчастия счастливых.
Простодушные шаги звучат белёсо,
Налетая на ромашковые мели.
Разгадала ты: гадание – на слёзы,
Островами костровища каменели.
На ступенях, не торгуясь, обменяли
Чёт на нечет, письмена очарованья.
Разлетятся оловянными перстнями
Послесловий одиноких волхвованья.
Две горсти и две молитвы, но едва ли
Вертолётный шмель сведёт одну с другою,
На бурунах поцелуи обрывая,
Ленты света оставляя за собою.
Произносите по слогам
На чёрной паперти любви колокола да коромысла.
Да две старухи, да старик. Да разорвали акварель.
Произносите по слогам ваш монолог, лишённый смысла.
В его песчаном сюртуке живёт охрипшая свирель.
Откройте настежь вашу боль, возьмите «до», держите крепче,
Дышите хриплою мечтой; всё хорошо, раз рядом я…
Качая глиняным лицом, полузабывшаяся, шепчет,
Невесть откуда подойдя, позавчерашняя моя.
Уже в песчаном сюртуке гнездятся влажные пустоты,
Не пожелавшие уйти, шаги по кругу босиком.
Иссякли к чёрту голоса; отдавши мёд, чернеют соты.
Она живёт позавчера. Её гортань– костлявый ком.
Мы научаемся в любви не помнить ни себя, ни смерти.
Вам не соперница она, полузабытая в зиме.
«Я к вам пишу, чего же бо…» – в нераспечатанном конверте
Обратным ходом уплывёт. Моя судьба не в том письме.
Вопрос предвижу. Не вопрос – вы сами знаете, вы сами…
Свирель продолжит монолог, пускай вальсируют старик
Да двое высохших старух…
«На прежнем месте, под часами».
Лишённый смысла, всё равно – я понимаю ваш язык.
На расстоянии руки пойдём по воздуху цветному.
Пустой сюртук оставим здесь, на вековом его посту.
Произносите по слогам,
На небесах, но по-земному…
Вы не отнимете руки.
Но не наденете фату.
В чёрной комнате
Страницы
Переписываю набело страницы,
Вспоминая снова празелень причала.
Журавлиным оперением... синицы
Изумлённый, я смотрел, как ты молчала.
Огорошенный, застыл на новой ноте,
Бросив тот час же вымучивать героя.
Рисовал тебя фломастером в блокноте.
Морвокзал кренился пыльной кобурою.
Протянув тебе рисунок торопливый,
Ни на что, ни на кого не уповая,
Услыхал твой голос шелестом оливы:
«Восхитительно. Спасибо. Как живая».
Повернулась, пошагала, удаляясь.
Цепенея, не посмел тебя окликнуть.
Просто так стоял, волнуясь, умиляясь
Трепетавшему теряемому лику.
Просто так стоял, покуда не стемнело.
Ты была внутри, а я хотел – снаружи.
Всё вовне, как океан, обледенело:
Камни, пирсы, катера, дорога, лужи.
Что-то важное иссякло – не душа ли?
Пустота – тетрадь в линеечку косую.
Ни фломастерами, ни карандашами
И ничем иным я больше не рисую.
С той поры по эту сторону границы –
Цифры с буквами да точки-запятые.
Заполняю мелким почерком страницы,
Где всегда одной тебе дарю цветы я.
Вилами на воду
Горе горит огневище окалина.
Разве не солоно соло на имени
Сына Адамова Авеля Каина
Травы потравлены рваные в инее
Тесно текучий ручей рукавицами
Перегорожен у города в пазухе
Уголь сырее скажи загорится ли
Дважды четырежды горе на азбуке
Выложи ложе пустыми каменьями
Пусть ему будет до донца и сразу же
Цезари цепи смыкаются звеньями
Дважды четырежды радости радужны
Знаки латиницы сложим числительно
Жалобно ждёшь очищения мира ты
Лобные дуги сдвигая мыслительно
Робко проследуют серые сироты
Вилами на воду старые правила.
Овеществлённые грани безветрия
Шатко ли валко ли время буравило
И ничего что ни слова о смерти я?
Дрейф
По водяной суровой простыне,
Когда мосты давно разведены,
Плывём вдвоём. Дрейфуем на спине,
Невидимые с каждой стороны.
На глубине лоснится чешуя –
Сновидных рыб холодная броня.
Сафьяновая скорбь небытия
Укутывает зыбкого меня.
Закутаны в щербатый парапет,
По набережным пятятся авто –
Ленивые подобия торпед;
В пустых салонах ёжатся никто.
Гранитный бог стоит на стременах,
Оскароносен, горд, богат, горбат…
Простудный мегаполис, как монах,
Презрев мирское, принял целебат.
Восходит, словно студень на дрожжах,
Иссиня-жёлтый драповый туман;
Шестиконечной лапой на вожжах
Трясёт пустой изодранный карман.
Сочится, пузырится плёнка-плеть,
Касаясь языками сорных стен.
Разборная готическая клеть
Испещрена тенями слова тлен.
Карманная старуха-нищета
Срамно кудахчет, прячется в стене…
Мы – два полуистлевшие листа.
Мы – медленно дрейфуем на спине.
Среди сырых громадных грузных глыб
Река – большая чёрная змея –
Влачит броню холодных мёртвых рыб –
Бесслёзную тоску небытия.
Вороний натюрморт
Иллюзион татуированных табу.
Тотемных жупелов безжизненный этаж.
Земля сквозит, зияет бездною во лбу.
Горбатый выжига сжимает патронташ.
Лилейнотелые ахеяне на бис
Кидают лезвия, кромсая рамена.
Карбас везёт кротоподобных серых крыс,
Которым кормчий сочиняет имена.
Летят ошмётки расколовшихся реторт.
Часы расчерчены, да толку ни копья.
Апофеоз войны – вороний натюрморт.
Костями крепятся законы бытия.
Веретену войны экватор не рубеж.
Тотемы требуют имён, ещё имён.
Тела слагаются в горячечный падеж.
Татуированных червей иллюзион.
Несчастливый овен
Разлюбить, разувериться, выжечь, порвать,
Распроститься, избегнув разряженных слов.
Дорогие иллюзии позабывать,
В океан возвращая богатый улов.
Ослеплённым бежать, коли ноги несут.
Кровь пульсирует в такт барабанами вен.
И, сорвавшись с обрыва, стеклянный сосуд,
Разлететься в куски…
Несчастливый овен.
Не герои...
Иван Рассадников: Дрейф.