Арарат Ахназаров: Прогулки по улицам детства.
Самые первые, яркие впечатления в жизни, которые дают толчок к осознанию себя в этом мире, первым прозрениям, первым выводам - достаточно горьким. И вместе с тем это светлая грусть, потому что еще вся жизнь впереди. В этих рассказах речь идет не о неосознанных детских порывах, а уже о взрослении. И этим они интересны.
"Прогулки по улицам детства" - пока два рассказа, но, может быть, в будущем у автора возникнет мысль продолжить этот цикл. Впечатления-мысли, мимолетные и пронзительные, как внезапные озарения еще юного существа, не ребенка и не взрослого, но рассказанные уже как воспоминания. Увиденные с многолетней дистанции и потому особенно ценные. По ассоциации вспоминаются армянские, грузинские, азербайджанские фильмы советских времен. Их тонкая символика, игра смыслов и настроений.
"Наверное, пока город мал, у общества хватает времени реагировать на каждую личность. Разрастаясь, с какого-то момента, общество уже не успевает. Рвутся душевные связи. А ведь для человека потеря душевного, главного – есть движение к абсурду. Потому в пространстве абсурда не понятен плач за ушедшим", - говорится в одном из рассказов.
Редактор литературного журнала «Точка Зрения»,
Наталия Май
|
Прогулки по улицам детства
2006Ангелочек |Благословенные дни
Ангелочек
Ахназаров А.Р.
Ангелочек
Светлой памяти племяннице Марине посвящается.
Сидеть и смотреть сквозь узкую полоску окошка подвального фотоателье. Смотреть, как дрожит в струях разогретого асфальтом воздуха мраморная звонница без креста и колокола. Смотреть и размышлять о том, что это уже вовсе и не звонница Егеци , а парящая в синеве неба беседка.
Наблюдать, как паук-крестовик, должно быть гость, пришедший через приоткрытую форточку и теперь уже, наверное, мой сомыслитель, плетёт свою паутину, добиваясь полнейшей гармонии в рисунке сети, которую нарушает каждое движение форточки. Ведь для него порванная паутина есть привет от Абсурда. Что же чувствует паук, когда порваны все нити? Когда не за что ему зацепить концы нитей. Кем он становится? Внешне он подобен полностью разорванному узлу паутины. Функционально он будет делать то же, что и целая паутина – ловить мошек. То есть паутина есть материализованный разум паука. А паук без сети сам становится частью Абсурда и заставляет Абсурд упорядочиваться в примитивный разум.
Смотреть и понимать, что поруганный храм – часть твоего мира, а значит – твоего разума…
Пышное розовое платьице. Локоны из-под розовых же огромных бантов. Рюшечки, оборочки. Как многие крошки. Будни ателье.
- А я знаю, что в твоём аппарате нет никаких птичек, - сказала она, когда я убрал чёрное покрывало с треножника и направил объектив на неё.
- А что ещё ты знаешь? - подзадорил я.
На мгновение она посерьёзнела. После улыбнулась маме и с чувством объявила, - А ещё я очень, очень, очень люблю свою маму! Я ей вышиваю платочек. Вот он, - продемонстрировала малютка.
- Как жаль, что не смогу сфотографировать твои слова, но платочек
точно будет на снимке, - сказал я и снял крышку с объектива.
После - стук маленькой ладошки в моё окошко и прощальное помахивание расшитым платочком.
Ощущение маленького праздника не растворилось с уходом моих клиентов. Да. Было чудесное начало дня. Почему-то вспомнилась давнишняя задумка - Он за рулём. Выставленная в проём слегка приоткрытой дверцы нога, обутая в мокасин в точности покрывает два кирпича в длину на земле. Густой дым ‘Казбека’ – его любимых папирос - валит в открытое окно, скрадывая курчавую поседелую голову. Внизу надпись - 'Левая ступня таксиста Мико. Гянджа .' Был бы замечательный снимок.
Но Мико затрясся в смехе всем грузным телом, что вызвало оживление его скучающих коллег. - Что? Ха-ха... Разогнал клиентуру... ха-ха... садись вот так, поверни голову, смотри туда… замучил людей!… и теперь ищешь кого сфотографировать? Я же говорил тебе – пусть садятся, как хотят. Твоё дело - щёлкнуть и в назначенный день вручить им фото. Ты ж подумай. Мне говорит клиент - 'Вези в Таза Шен ,' - а я ему - Нет, повезу тебя в Мечи Мейдан . Кому это понравится?
В Геранбое был один фотограф, на своей ‘Победе’ катался. Фотографии его были мутные и в разных там пятнах. Иной раз невозможно было узнать человека. При возмущении клиента он неизменно говорил, - Вот снимок. Пиджак твой? Твой. Картуз твой? Твой. Так забирай свои фото и вали отсюда! И ничего! На тачку заработал. Твои коллеги помоложе процветают без всяких там художеств.
- Ты, конечно, везёшь куда хочет клиент. Но для чего-то каждый день моешь машину и сиденья у тебя покрыты коврами, - уходя, возразил я .
Да. Сидеть и смотреть на парящую в небе беседку. Размышлять и ждать клиента.
Мать девочки пришла месяц спустя, вся в чёрном. Взявши снимки в руки, расплакалась. Слёзы вытирала тем самым платочком. От потрясения я был будто в сомнабулическом состоянии. Поэтому вязкую сковывающую тишину нарушил только затихающий стук каблуков женщины по ступенькам лестницы, отдаваясь словами девочки - очень... очень... очень... Как же она теперь без мамы? Абсурд явил свою гнусную рожицу.
Захотелось ещё раз увидеть образ девочки. Достал из архива плёнку и сделал ещё одну фотографию. Вновь тишина стала тягостной, душной, когда при красном свете лаборатории на бумаге в растворе проявителя стали проступать черты белокурого создания. И почти обрадовался, когда часы с кукушкой забили три часа.
Как обычно, отправился в лавку тёти Сони выпить газированной воды. Благо - лавка размещалась прямо над моим ателье. Прихватил с собой фото.
Моё появление значило начало перерыва для тёти Сони - она не имела часов - старушка вывешивала на двери табличку ‘Перерыв’, обслуживала имеющихся клиентов, а уже мне наливала, ничего не спрашивая, при закрытой защёлке двери. Выпив, как обычно газводы с двойным розовым сиропом, я положил фото на прилавок.
- Ангелочек - восхитилась тётя Соня.
- Теперь уж точно - ангелочек. - подтвердил я, - Месяц мама не приходила за снимками, а полчаса назад пришла и сообщила, что девочки уж нет.
- Что ты говоришь! Такое славное дитя. - прослезилась тётя Соня, -Только крылышек не достаёт.
- Это Вы хорошо сказали, я сделаю ей крылышки, - взбодрился я, - она будет в центре моего рекламного стенда, что висит возле остановки автобуса. Пусть не исчезает из нашего города.
Я закрылся в ателье от посетителей и поработал ретушью.
Когда я поместил ‘ангелочка’ под стекло стенда, свет заходящего солнца, отразившись от окна дома напротив, окрасил снимок в багровый цвет, и стало, будто она улыбалась мне с окошка в небе. И вновь грусть нахлынула в душу. Кое в чём был прав мой дед по матери, который говорил, - Пока человек жив, он улыбается со своих фотографий, а после смерти - плачет. - Он не оставил после себя ни единой фотографии.
На следующий день тётя Соня, вытирая глаза, одобрила мою работу. И уже недели не минуло, как и Егеци тур и Мечи мейдан и Цахкунц мейдан узнали от тёти Сони про девочку, и люди, ожидавшие автобус показывали друг другу новую фотографию на стенде. Чувственные женщины доставали платочки и вытирали слёзы, приговаривая - Ах! Ах! Посмотри, посмотри на неё. Какое милое дитя! – остальные немо смотрели на фото.
Город скорбел по девочке.
Спустя пару дней я разместил ещё одну копию ‘ангелочка’ на стенде ателье, что висел на стене Егеци через дорогу. Теперь посетители летнего зала кинотеатра, примыкавшего к зданию Егеци, в ожидании начала сеанса толпились возле этого фото.
Вскоре в ателье явился участковый Симон и положил фото мне на стекло письменного стола.
- Нельзя, - заявил он, - из-за этого снимка чуть было Мико не прибил парня за одну только ухмылку. Ты же знаешь его кулачища! Благо, люди не дали. А если бы что случилось - мне бы всё простили, только не то, что на стене церкви появился ‘ангелочек’. И на моё нарочитое недоумение – да! именно церкви! хоть и висит там давно на двери табличка городского архива. Нельзя. Повесь другое фото. Без крылышек.
- Как ты думаешь, - спросил я, - место ли этому пауку в моём ателье?
- Нет, конечно!. Зачем оставляешь его? Ладно бы, если не уследил.
- Это маленькое существо открывает мне истины.
- Не грузи меня. Моя истина заключается в том, чтобы на моём участке было спокойно.
- Тогда выбери участок рядом с кладбищем.
- Я же с тобой по-хорошему, - укорил он напоследок.
Вечером, перед самым закрытием, в открывшуюся дверь ателье, нагибаясь и как-то боком, почти ввалился Мико. Как всегда, в спешке, без приветствия и без всяких преамбул он, не то чтобы спросил, а скорее потребовал разъяснений - Почему снял ‘ангелочка’ с Егеци?
- Участковый. Вот – под стеклом.
- Дай, дай мне это фото. С Симоном всё будет улажено. - сказал Мико, - Фото должно вернуться на своё место. Ангелочек на церкви - это хороший знак.
- Рассуждаешь про ангелов, а сам - чуть что кулаки пускаешь в ход.
- Хотел ‘объяснить’ ему кое-что. Но кто-то сказал, что он -приезжий. Тогда и отпустил.
- Да, такого надо отпускать. Он человек из города Абсурда. Он вынужден быть абсурдным, иначе город Абсурда уничтожит его. Когда-то, в молодости, я был проездом в Мегаполисе. Был поздний летний вечер. Незадолго до закрытия метро. Я спешил на метро, но не знал в какой стороне ближайшая станция. Было пустынно, так что не у кого было спросить. Очень хотелось пить, и как раз я проходил мимо автоматов газводы. Я свернул к автоматам, и пока я пил, из темноты подошла к автоматам шумная ватага парней примерно моего возраста – человек пятнадцать. Я обрадовался и спросил у ближайшего из них дорогу к станции. Он мне тихо, я бы даже сказал рассудительно, сказал : ’ Ты видишь - мы тебя сейчас не замечаем . Зачем же ты обнаруживаешь себя? ’
Я решил, что он не то расслышал и хотел прояснить ситуацию, - Ничего плохого не было сказано, только спросил о дороге к станции метро.
- Всё я слышал, - также спокойно ответил он, - скройся, пока не заметили тебя. Не то – свистну - и переломают тебя.
Я, конечно, поспешил прочь от них.
С тех пор я много раз вспоминал и много думал об этом случае. Наверное, пока город мал, у общества хватает времени реагировать на каждую личность. Разрастаясь, с какого-то момента, общество уже не успевает. Рвутся душевные связи. А ведь для человека потеря душевного, главного – есть движение к абсурду. Потому в пространстве абсурда не понятен плач за ушедшим.
- Сложно говоришь. - зароптал Мико, - Как всегда, тебя занесло. Закрывайся. Едем на Куру.
- Что? Уже пошёл угорь?
- Нас там ждут. Подберём и Симона. От шашлыков из угря он не откажется. – Мико с хитрецой подмигнул мне.
Когда мы подошли к машине Мико, он подвёл меня к багажнику и поднял капот. Там лежали два кирпича.
- Мне надо взять аппарат?
- О чём я тебе и говорю – я не могу отказывать в пустяке человеку, который населяет наш город ангелами!..
Смотреть в окошко ателье и радоваться мысли, что в появлении первого ‘ангела’ на отвергнутом храме есть и твоё участие.
Ильичёвск, (VI-IX).2006 Благословенные дни
Арарат Ахназаров
Благословенные дни
Маме посвящается.
Во всякой башке роились бы те же тайные мысли, хотя сейчас мне отчасти неловко. Что же остаётся делать, если уж месяц, как живешь в Ереване, а соседские пацаны так и не стали тебе приятелями и мало того - прикалываются с тебя - мол выкатывай свой велик - покатаемся. А тем временем мой дядя Армен просыпает занятия в институте. Положим, его молодой богатырский организм требует глубокого утреннего сна, а он ему, этому организму, не отказывает. Но почему за его удовольствие должен платить я!?
Именно из-за этих сладчайших снов, благоговейно охраняемых моей бабушкой от всех домочадцев и особенно от дедушки - Не греми старик! Дай дитю выспаться - и сон бабушкиного любимца продолжался до самых последних ‘титров’ - да, из-за этих снов часть семейного бюджета каждые полгода латала дыры в знаниях Армена на его зачётах и экзаменах, а я уже целый год оставался без обещанного мне дедушкой чуда с никелированными спицами. И каждый день этот неряшливый, со слипшимися рыжими волосами и веснушками по всему лицу, Беник, мой сверстник, и каждый раз та же насмешка - где, где велик. И не думайте, что я трусил…
Когда рефрижератор, гружёный нашим имуществом, въехал в Ереван, был уже вечер и нижние этажи домов скрадывались яркой иллюминацией, а верхние ярусы растворялись в тёмном небе. Ликование и досада переполняли меня - вот, я уже в своём Ереване, но не могу его разглядеть. И конечно - снедающее нетерпение - когда, когда же наступит утро, и разумеется - бессонница в ожидании рассвета - хотя я был изнурён как и все долгой дорогой, а затем выгрузкой нашего скарба.. И вот уже раннее утро и я - посреди улицы и… Арарат, царственно вздымающийся сразу за пустынной улицей. Его белоснежные склоны, полого спускающиеся вниз во все стороны, словно подвенечное платье красавицы-невесты, призывали, тянули - вот она, дорога в небо. Но всё же дорога обрывалась высоко в небе сверкающим кристаллом. Будто то была пуповина земли, когда-то соединявшая с небом.
Серо-сине-фиолетовая цепочка гор за Кировабадом (ныне – Гянджа), откуда мы переехали сюда, стояла плотной почти отвесной
стеной и там же - Кяпаз, пытающийся царапнуть небо парочкой своих острых когтей-вершин. Они внушали одно - оставайся там, внизу, небо не для тебя.
Именно тогда, глядя на Арарат, на его умиротворяющую красоту, я вдруг решил для себя, что здесь у меня не будет никаких потасовок. Что называется - запало на душу. И тут этот доставучий Беник, которому я проболтался в первые же дни нашего приезда об обещанном мне велосипеде - мол будем кататься вместе. Я бы не стал говорить о еще не купленном велосипеде, если бы не жалость к Бенику, скребущая внутри - Беник каждый день мыл ‘Волгу’ нашего соседа, а три его сына, тоже мальчишки, наблюдали за работой, понукали им. В награду Беник один час гонял их велосипед.
Иной раз, когда Беник досаждал мне, жалость сменялась тихим гневом, но я хотел соблюсти свой же зарок. Знал бы он, что я мог с ним сделать! Другие пацаны чувствовали мою уверенность и всё больше с недоумением поглядывали на меня - почему не поставлю глупого Беника на место. Не знаю, чем бы всё кончилось, если бы не тот вопрос моей сестрёнки Каринэ.
Наша семья уже заканчивала своё вечернее чаепитие с остатками розового варенья, сваренного ещё в прежнем доме - бабушкиной работы - когда по телевизору показали сюжет про стрельбу в здании вокзала и, конечно, в кадр попала конная статуя Давида Сасунского . И Кариночка обратилась к Армену: ”В какой стороне находится дядя на лошади?” Разумеется, за дядю ответил дедушка , -Дитё моё, Давид стоит в-о-о-о-н там, - указал он на отрывной календарь на стене.
- Папа, ты чуток ошибся, - вмешался мой отец, - вот, где памятник - его палец показал на настенные часы, висевшие над моей кроватью. Сколько раз я просил папу перевесить эти часы. Мне не нравилось, как они тикали прямо над моей головой. Но у нас предстоял ремонт и папа собирался перемещать часы только после ремонта.
Дедушка выбросил свой первый козырь, - Чему тебя учили в твоей школе? - Так обычно он говорил, когда не хотел обижать папу. Этот ход я знал. Получалось, что виноват вовсе не папа, а его учителя.
- Последний месяц каждый день езжу мимо этого памятника - и я не знаю?
- Хоть бы ты ездил по сто раз на день мимо этой статуи - я же знаю, как ты учился. - Вся семья знала, что папа мой не оправдал дедушкины надежды и окончил всего-то десять классов. Да. Дедушка опять не удержался. И всё это при моей маме. Я видел, как её миловидное лицо исказилось от волнения. - Нечего влезать в разговоры взрослых, пошли спать. - Мама увела сестричку в спальню. А папа явно пытался совладать собой. Назревало нечто нехорошее. Только бабушка могла погасить пламя спора, но она была в гостях. Ей было начхать, кто - прав, кто - не прав, если спор угрожал спокойствию в семье. Она, маленькая сухонькая старушка, становилась меж мужчин и грозно восклицала: ”Сейчас у меня все получат!” Это выглядело весьма комично. Присутствующие начинали улыбаться, а дух спора мгновенно улетучивался.
- Ладно, я не знаю, пусть твой ученый сын скажет, - папа кивнул на дядю Армена, - он в свой институт ездит тоже мимо Давида.
- Армен не знает в какую сторону открываются двери его института. Нашёл учёного!
- Не надо делать болвана из Армена, - сказал папа. - Брат, покажи в какой стороне стоит Давид.
- Ты лучше погляди, каких смачных девиц показывают, - в ответ кивнул Армен на телек.
- Он тебе хоть во сне покажет, где какая девушка живёт в Ереване. Но о Давиде Сасунском он сейчас впервые слышит, не трогай его, - сказал дедушка, - даже ты знаешь больше его.
Папа тяжело вздохнул. Хорошо, что мама, как всегда вовремя ушла. Этот выпад мог закончиться большой обидой. Бабушка обещалась быть к восьми вечера, но всё ещё её не было. А было уже четверть девятого. Если бы папа был таким же покладистым, как Армен! Армену было всё равно, как о нём скажет кто-то из домочадцев. Он никогда не участвовал в политических спорах. Хоть и был он такой же красавец, как дедушка на пожелтевших фотографиях времён войны, но характером он пошёл в бабушкину породу - он интуитивно избегал всякой суеты.
- Будь по-твоему, пусть мы - балбесы, - сказал папа, - но пусть нас рассудит Сергей. Он уже пять классов закончил с отличием, такой вопрос для него не проблема.
- Конечно знает, - подтвердил дедушка, - если твои знания помножить на знания Армена, всё равно получится меньше, чем у него. – Опять дедушка не удержался от укола, отчего папа закурил и стал нервно затягиваться. ‘Где же бабушка, - подумал я, - кто же их усмирит?’
- Покажи ему, - обратился дедушка ко мне. И тут во мне шевельнулись обиды. На папу - за то, что тянул с перевешиванием часов. На дедушку – разумеется за обещанный велик. Я мог доказать им, что памятник стоит как раз в промежутке между часами и календарём. ни одинаково ошибались. Но, говорю, обиды сделали своё дело - я показал точно в обратную сторону - на Арарат.
- Серго-джан, ты же просвещённей своего папы, подумай не спеша, объясни своему неучу-отцу, - вновь съязвил дедушка.
Папа побагровел и задымил сильнее. Я очень пожалел, что тоже капнул масличка в огонь. Зная вспыльчивость папы, я знал, каких усилий ему стоило его молчание. Теперь мои обиды исчезли и меня охватил страх. Армен, полный невозмутимости, удалился в свою комнату. Любое новое слово… и тут скрипнула дверь веранды и вошла бабушка.
- Вот, где наш Давид Сасунский, - выпалил я, - без неё не будет мира в этом доме! - я указал на бабушку.
- Ты слышал, что он сказал?! Наш маленький мудрец! - воскликнул дедушка и прослезился…
На следующий день я с Беником счищали новенький ‘Турист’ от масла, а после обкатывали целый день. А ещё через день, в субботу, всей семьёй, кроме бабушки - она варила бекмез из белой шелковицы, съездили к памятнику и сфотографировались там. Даже Армен поехал с нами.
Неудержимые жернова времени уже давно перемололи эти события, и теперь над моей кроватью висит в раме за стеклом та самая фотография. Я вырезал лицо Давида и вставил туда фото бабушки. Мои гости считают это моей причудой. Я же, всякий раз глядя на мой монтаж, думаю одно - благословенное было время.
Ильичевск, (XII.2005-III.2006)
Код для вставки анонса в Ваш блог
| Точка Зрения - Lito.Ru
Арарат Ахназаров: Прогулки по улицам детства. Сборник рассказов.
В этих рассказах речь идет не о неосознанных детских порывах, а уже о взрослении. И этим они интересны.
07.11.06 |
Fatal error: Uncaught Error: Call to undefined function ereg_replace() in /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/fucktions.php:275
Stack trace:
#0 /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/sbornik.php(200): Show_html('\r\n<table border...')
#1 {main}
thrown in /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/fucktions.php on line 275
|
|