Пушок.
Серого, ничем не примечательного котенка принес со двора мой брат-школьник, отобрав его у мучителей-мальчишек. Поэтому котенок считался его котом.
Брат назвал его Пушком, собственноручно кормил его молоком и фаршем и учил пользовться лотком с газетами вместо подстилки. Причем для лотка стащил мою пластмассовую ванночку для проявки фотографий. Котенок сразу посчитал ее своей собственностью и ни за что не позволял поменять на другую.
И все было бы хорошо, если бы брат не решил стать великим укротителем зверей. Это случилось с ним после посещения цирка с дрессированными львами или тиграми. Семья не придала этому увлечению должного внимания, а напрасно. Спохватились, когда было уже поздно.
Брат научил Пушка плавать в ванне. Сначала он наливал на дно ванны немного теплой воды, давал коту понюхать кусочек мяса и клал мясо на дно ванны. При этом коту не разрешалось доставать мясо лапкой. Скоро Пушок лихо нырял в воду, зажмурив глаза и пуская носом пузыри. Потом Пушку понравилось просто купаться в теплой воде. Вот тут-то и начались наши муки. Стоило кому-нибудь включить в ванной воду, как кот прибегал, садился на край ванны и ждал. Когда человек погружался в ванну, кот прыгал следом, ходил по телу, выбирая удобное с его точки зрения положение, вытягивался во всю длину в воде, положив голову на плечо человека. Так он мог лежать часами. Причем никогда не требовал себе награды за эти фокусы, явно получая свое «кошкее удовольствие». Только терпеть не мог погружать в воду голову и возмущенно орал и плевался, если начинали мыться с мылом или шампунем.
После «водных процедур» Пушок первым бежал в комнату, прыгал в постель и начинал кататься по простыням, вытирая шерсть. Особенно «приятно» было обнаружить свою мокрую постель зимой. Вырос кот большим и пушистым, и воды на себе мог унести немало. Процедуры выжимания и вытирания в ванной комнате Пушок старался избежать.
Остальных членов семьи утешало только то, что чаще всего Пушок «вытирался» в постели дрессировщика.
«Обратная дрессировка» успеха не имела.
Приемный отец
Мы с братом выросли, обзавелись своими семьями и собственными кошками, но летние месяцы все вместе проводили на даче. У брата был сиамский кот по имени Семен. Наверно, он был не совсем сиамский. При характерной окраске он «носил» белые носочки на всех четырех лапах и, самое главное, был очень ласков и обладал спокойным покладистым, совсем «несиамским» характером.
Уезжая на лето, наши приятели оставили нам свою сиамскую кошку Лизу. С одной стороны, хотели, чтобы кошка побыла на воздухе (плюс минус одна кошка для нас уже дела не меняло), а с другой – надеялись обзавестись сиамскими котятами. Тем более, что дома Лиза своими страстными призывами и жаждой любви измучила не только хозяев, но и соседей.
Семен проявил к Лизе недвусмысленный интерес, но взаимности не встретил. У Лизы был широкий выбор: в дачном поселке обитало великое множество котов всех пород и расцветок, как местных, так и привозных «дачников». И в первые же дни своей дачной жизни она, конечно, выбрала самого страшного, драного, бездомного кота. Но это был настоящий кот-мачо. А породистый, любящий и нежный Семен был беспощадно отвергнут. Вот и верь тут теориям зоологов об инстинктах!
Через положенное время у Лизы родились три пестрых котенка, не похожих ни на мать, ни на отца. Лиза оказалась плохой матерью. Кое-как покормив и вылизав котят, она с утра отправлялась на гулянки и могла не появиться до вечера. Или – чаще – забегала днем на несколько минут и опять исчезала в неизвестном направлении. Бедные котята ползали по коробке, тыкались друг в друга и пищали.
Воровато оглядываясь, кот Семен подходил к коробке и долго смотрел на котят. Памятуя страшные истории о котах-«людоедах», поедающих котят, мы отгоняли Семена и даже запирали комнату, где были котята. Но как-то не уследили, и не слыша привычного писка, заглянули в комнату и увидели удивительную картину. Кот Семен лежал в котячьей коробке, вытянувшись во всю длину. На его вытянутой передней лапе в ряд лежали все три котенка, а второй лапой кот прикрывал их. Кот вылизывал котят и при этом громко мурлыкал, а котята пытались его сосать.
С тех пор так и повелось: Лиза – за дверь, Семен – в коробку с котятами. Лиза возвращается, Семен ругается по-кошачьи и освобождает ей место.
Довольны были все, кроме моего брата. Он почему-то считал, что такая ситуация унижает не только кота, но и его хозяина. Стоя над коробкой, где Семен нянчил котят, брат возмущался во весь голос: «Семен, ты совсем дурак? Ты посмотри на себя и на котят! Это же не твои дети, они же неизвестно на кого похожи! И мать их – настоящая ... Ты что, думаешь, что ты их мать?» И так далее в том же духе. Семен же только мурлыкал и лизал котят.
Когда котята подросли, Семен играл с ними и учил их охотиться. А они, по-моему, считали Семена своей родной матерью.
Кот-рыболов.
Когда мы переехали в новый панельный дом, выяснилось, что из-за процессов, продолжающихся в недоделанных строительных панелях, воздух в квартире слишком сухой и содержит большое количество углекислого газа.
Одним их простых решений, кроме проветривания, было завести аквариум. Кроме того, аквариум был признан полезным с точки зрения воспитания ответственности у подрастающего ребенка и хорошим средством психологической разгрузки для взрослых.
Купили большой аквариум на подставке со всякими приспособлениями для подогрева, аэрации и подсветки, посадили растения и поселили рыбок.
Получилось и вправду красиво. Во всяком случае, после работы, давки в транспорте и беготни по магазинам наблюдать за жизнью в аквариуме было намного приятней, чем смотреть телевизор.
Больше всех заинтересовался аквариумом наш кот. Он часами завороженно смотрел на плавающих рыбок, качающиеся растения и поднимающиеся пузырьки воздуха. Идиллия продолжалась до того дня, вернее, вечера, когда на полу под аквариумом была обнаружена первая, уже высохшая рыбка.
Рыбку было жалко, и было непонятно, как она вообще оказалась вне аквариума. Было высказано предположение, что рыбка выскочила из аквариума по какой-то причине, вроде тех китов, которые выбрасываются на берег, не вынеся загрязнения воды. Причины рыбьего самоубийства установить не удалось, поэтому просто закрыли аквариум сверху толстым стеклом, оставив свободными несколько сантиметров для вентиляции и кормления.
Не помогло. Почти каждый вечер мы обнаруживали на полу одну, а то и двух жертв непонятной эпидемии. Как они ухитрялись выскочить из аквариума через узкое отверстие?
Ответ нашелся случайно и был до изумления прост. Как-то я вернулась с работы раньше времени и обнаружила кота, сидящего на толстом стекле над аквариумом. Ничего не заподозрив, занялась своими делами. Заглянув попозже в комнату, застала кота за рыбной ловлей. Обычно мы кормили рыбок сухим кормом, а кормушка представляла собой рамочку из стеклянной трубочки, которая плавала на поверхности воды. Кот протягивал лапу в пространство, не закрытое стеклом, держал ее над кормушкой и терпеливо ждал, пока рыбки, уже привыкшие к тому, что сверху сыплется еда, не поднимались на поверхность к кормушке. Тогда он быстрым движением подцеплял рыбку когтем, как крючком, и выбрасывал ее из аквариума. Рыбка билась на полу, и кот играл с ней, пока она не затихала. Рыбок он никогда не ел.
Аквариум пришлось закрыть стеклом наглухо. Кот несколько раз при мне пытался сдвинуть стекло, но это оказалось ему не под силу. В дальнейшем пришлось ему ограничиться только наблюдением за рыбками.
Кот - боец.
А эту историю я слышала в бытность мою судебным экспертом от следователя, который вел дело об ограблении.
Жила-была немолодая одинокая женщина. Из близких у нее был только сиамский кот. Да и тот не много радости ей приносил, так как имел характер капризный и скандальный. Когда находил на него «кошачий стих», кот носился по квартире, сметая все на своем пути и обрывая занавески. И даже иногда женщину эту царапал и поколачивал, если что-то было не по нем или просто хозяйка попадала ему «под горячую лапу». Большинство ее друзей кот от дома отвадил, мало кто был согласен терпеть кошачьи вопли и укусы. Но женщина все равно очень любила своего кота, хотя вопрос о том, кто же в доме хозяин, оставался открытым.
Кот очень любил гулять – смотреть на улицу и дышать свежим воздухом. Балкона в квартире не было, хозяйка боялась, что кот упадет и разобьется, поэтому окна всегда держала закрытыми. Вместо этого каждый вечер хозяйка с котом выходили погулять. В хорошую погоду кот ходил рядом с хозяйкой, а в плохую – ездил на ее плече.
Однажды поздней осенью они, как обычно, вышли погулять. Было уже холодно, совсем темно, соседи сидели по домам. Женщина ходила вокруг своего квартала, а кот лежал у нее на плечах наподобие воротника.
Вдруг из темноты появились два не совсем трезвых человека, один из них показал женщине нож, a другой потребовал деньги и драгоценности. Ни того, ни другого у нее при себе не было. «Тогда снимай пальто и шапку!» - потребовали грабители. И один из них протянул руку и схватил кота, думая, что это норковый воротник.
В следующую секунду кот бросился в лицо грабителю и с остервенением начал его драть, завывая при этом диким голосом. Грабитель орал еще громче кота и пытался оторвать его от себя. На этот шум стали открываться окна и выбегать люди. Второй грабитель в суматохе скрылся. Быстро приехала милиция.
Грабителя пришлось везти в больницу накладывать швы. Врачи опасались, что он останется без глаза. Следователь с некоторым даже восхищением сказал, что он впервые в жизни видел лицо человека в таком состоянии. Могло показаться, что у грабителя в руках взорвалась банка с гвоздями.
Но медали «За спасение от грабителей» коту почему-то не дали.
Кошка-сотрудница.
Наш исследовательский центр располагался в промышленной зоне. Его окружали старые частные дома, кажется, построенные еще во времена Британского мандата. Пришло время их сносить. Жильцы разъехались, оставив нескольких кошек. Кого-то из них забрали сотрудники, остальных мы подкармливали, причем каждая кошка выбрала себе определенную группу сотрудников.
«Наша» черно-белая изящная кошечка постоянно сидела на подоконнике с внешней стороны лаборатории и внимательно наблюдала за происходящим внутри. Утром и в обед мы делились с ней едой. Иногда она входила в открытое окно и гуляла по лабораторным столам, тогда кто-нибудь хлопал в ладоши, и она убегала. Как правило, мы держали окна закрытыми.
Периодически она приводила двух-трех котят и гордо нам их демонстрировала, намекая, что они тоже имеют право на довольствие. Котят мы успешно пристраивали.
Подозреваю, что кошка научилась сдвигать раму окна и забираться на ночлег в помещение. Иначе невозможно объяснить происшедшее.
Нашему новому начальнику очень не нравился этот зоопарк. Он был патологически брезглив и шизофренически чистоплотен – свою личную чашку мыл не менее трех раз прежде, чем налить в нее кофе. A уж в химическую лабораторию старался без крайней необходимости не заходить, потому как химяя опасна для здоровья.
Не знаю, откуда он почерпнул свои познания в ветеринарии, но нам постоянно читались лекции о заражениях от кошек всеми возможными инфекционными болезнями вплоть до спида. О наших легкомысленных комментариях умолчу.
Однажды поздно вечером, когда в лаборатории никого не было, старшему начальнику что-то понадобилось в лаборатории. И он в сопровождении младшего начальника вошел и, к своему ужасу, обнаружил там кошку. Младшему начальнику было приказано немедленно закрыть окно и ловить кошку. Старший начальник руководил процессом, стоя насколько возможно высоко на лестнице, ведущей на второй этаж.
Кошка не хотела ловиться. В страхе она прыгала по лабораторным столам и полкам, опрокидывая банки с химикатами. Осколки летели во все стороны. Младший начальник, сообразив, что кошку ему не поймать, открыл дверь и стал выгонять ее в коридор. Но умный зверь знал, что в коридоре делать нечего, и хотел выйти тем же путем, что и вошел, – через окно.
Наконец, начальники догадались, что нужно открыть окно. Но «в процессе открывания» обезумевшая от страха кошка исцарапала и искусала младшего начальника и благополучно скрылась.
Наутро мы обнаружили разгромленную лабораторию, на полу – смесь химикатов, осколков и окровавленных бинтов, а за окном - взъерошенную кошку.
Начальство отсутствовало в полном составе.
Появились они только к обеду, когда все следы погрома уже были убраны. Впереди шел младший начальник с похоронным видом и укушенной рукой на перевязи. За ним - старший начальник с решительным выражением лица. Начался «разбор полетов», из которого мы и узнали в подробностях, что произошло. (Кошка к этому моменту поела и ушла отдыхать).
Оба начальника получили по уколу от бешенства (старший за компанию или из опасения, что бешенство передается воздушно-капельным путем). Младшему начальнику предстояло повторить эту процедуру еще раз пятнадцать.
Mне было велено поймать кошку и передать ее вызванному ветеринару для усыпления. Я отказалась, пояснив, что ловля кошек, особенно подозреваемых в бешенстве, в мои служебные обязанности не входит.
Младший начальник по секрету проконсультировался со мной по поводу возможного бешенства. Я довольно легкомысленно заявила, что меня кошки много раз кусали и царапали, но я ни разу не взбесилась настолько, чтобы ловить диекю кошку в закрытой химической лаборатории. Его это явно успокоило.
Старший начальник ежедневно возвращался к вопросу о ликвидации кошки, хотя она была достаточно сообразительной, чтобы не попадаться ему на глаза.
Это продолжалось до визита очень серьезного спонсора, который мог вложить деньги в наш проект (а мог и не вложить). Целую неделю мы драили лабораторию к приходу высоких гостей, готовили образцы и доклады и даже расставили по углам букеты цветов. Особо строгое предупреждение было получено по поводу кошки – окна отмыть и подоконники от нее загородить.
Как на грех, в день приезда спонсора кошка не пришла с утра за своим обычным завтраком, а позже мы все пошли на совещание. После докладов вся группа во главе со старшим начальником и мрачным спонсором вошла в лабораторию.
О ужас! Кошка сидела на подоконнике за чисто вымытым стеклом и барабанила по нему лапами, требуя свой завтрак. Начальник с выражением маньяка-убийцы повернулся ко мне.
И вдруг мрачный спонсор-миллионер расцвел улыбкой и побежал к окну, что-то нежно бормоча в адрес кошки. Все его дальнейшие вопросы касались только этой кошки и кошек вообще. Наш начальник сквозь зубы представил меня как «доктора кошачьих наук», и остаток дня мы беседовали на кошачьи темы. У спонсора-миллионера в доме жили 26 кошек, и он держал для них специальную прислугу. Я ему громко позавидовала, пояснив, что у меня только две кошки, и я сама – «прислуга за все». Мне вдруг захотелось наняться к нему в кошачьи прислуги.
Денег на дальнейшее развитие проекта он нам дал. Но при условии, что часть их пойдет на заботу о кошке.
После этого кошка стала почти законным сотрудником, а ко мне надолго прилипло звание «доктор кошачьих наук».
История Барса, кота сиамского.
Барс был сиамский кот размером с небольшую собаку и весом больше десяти килограммов. Он и выглядел как настоящий сиамский кот: кофейного цвета с почти черными лапами и мордой, но был огромен, и глаза у него были не голубые, как полагается сиамцам, а серо-стального цвета, как у героев голливудских боевиков.
На самом деле Барс был Личностью и Джентльменом в образе кота. Этот образ его явно тяготил, и это чувствовал каждый, кто с ним встречался. В нашем доме он был главой семьи, определявшим весь ее уклад. Кто-то из друзей назвал его «некошачий кот», и никому никогда не пришло в голову называть его Барсиком. Только уважительно – Барс.
Впервые мы встретились с ним душным июльским вечером на улице Хайфы. Он сидел на тротуаре у входа в сияюшее стеклом здание банка и презрительно смотрел на мир. Он был худ, грязен и очевидно болен, трудно дышал, а на груди вокруг длинной узкой, как будто ножевой раны запеклась кровь. Несколько человек образовали вокруг него маленькую толпу, обсуждая, что с ним делать.
Какая-то женщина опустилась перед ним на корточки. Сотрудница, с которой мы вместе возвращались с работы, за руку оттянула меня со словами «Он же больной, наверняка заразный, и та женщина его берет». Позже, когда мы простились, я все-таки вернулась к банку, но кота там уже не было.
Следующий день был выходным. Пробегая мимо банка, я с ужасом увидела на другой стороне улицы вчерашнего кота. Я перешла улицу и остановилась а ужасе. На месте одного глаза у кота был сплошной кровоподтек, а морда опухла до неузнаваемости. Он уже не мог сидеть, бессильно лежал на тротуаре, его шерсть шевелилась от насекомых, прохожие обходили его по проезжей части улицы из-за исходящего от него запаха. Вдруг он подполз к моим ногам и стал тыкаться в них головой.
Не взять его было невозможно. Побрезговав поднять кота голыми руками, я завернула его в случайно подвернувшийся пакет и потащила домой. Он оказался неожиданно тяжелым, и мне несколько раз пришлось остановиться и положить его на скамейку. Каждый раз он вопросительно мяукал, а я его утешала, что вот еще немного и мы придем.
Дома мы его вымыли, промыли рану, глаза и нос, и кот немного ожил, но ни пить, ни есть не стал. Зато пространно пытался нам что-то объяснить, рассказать, и его мяуканье казалось осмысленной речью на незнакомом языке.
На следующее утро вместо работы я потащила кота к ветеринару. Кот ни за что не хотел сидеть в сумке, но всю дорогу в автобусе спокойно лежал у меня на коленях. Мы были на месте за час до открытия клиники, но к счастью, ветеринар уже был на месте. Ему не удалось скрыть своих чувств при виде кота. Рана, по его словам, была ерундой по сравнению с тем, что кот, видимо, провел много дней на жаре без воды и пищи и просто высох. У кота был еще жестокий бронхит, а из-за насморка он почти не мог дышать.
Ветеринар обещал проверить его почки, сделать рентген и поставить капельницу, но если почки отказали, то кота придется усыпить. С этим я и пошла на работу, чтобы вернуться вечером.
Начальнику пришлось объяснить причину опоздания. У него была собака, и он знал всех городских ветеринаров. Когда я перечислила, что ветеринар собирался сделать коту, шеф замахал на меня руками: «Как ты выбрала самого дорогого ветеринара в городе? Да ты знаешь, что тебе всей зарплаты не хватит с ним расплатиться?» Потом немного остыл и посоветовал:
- «Не ходи к нему вечером, не станет же он тебя разыскивать. Если кот не выживет, так и говорить нечего, а если выживет, - ты говоришь, он породистый, - ветеринар найдет ему хозяев, на улицу не выбросит.»
- «Нет, я пойду, кот меня ждать будет. А оплату попрошу разбить на платежи, не убьет же он меня.»
- «Нет, ты точно ненормальная. За такие деньги всех хайфских кошек скупить можно, а по помойкам сотни бесплатных бегают.»
Я твердо решила идти, но на душе было неспокойно, и для смелости я позвала с собой подругу.
Довольный ветеринар сказал, что все не так плохо, как он ожидал. Кот молодой, крепкий, выживет. Показал нам рентгеновсеий снимок – все кости целы, а стоять не может от слабости. Почки работают, рана уже сама заживает. Кормить надо детским питанием для котят-сирот, корм он нам даст, лекарства тоже. Если что, сразу звонить и приходить.
Кот был под наркозом и лежал под капельницей. Я взяла кота, подруга - еду и лекарства, и мы остановились в недоумении. «Что-нибудь непонятно?» - спросил ветеринар.
- «Да нет, все понятно, но я же должна тебе заплатить»
Mолчание. С сомнением смотрит на нас. Наш акцент и внешность не оставляют сомнения в new-эмигрантском статусе.
- «Ну, 150 шекелей можешь?» (А это меньше стоимости только рентгена.)
- «Могу, могу!»
Какое счастье!
Назавтра начальник не мог мне поверить: ветеринар славился в городе своей жесткостью в денежных вопросах.
Долго спорили, как назвать кота. По своему виду и благородному происхождению он безусловно имел право носить самое красивое имя, но из суеверия – вдруг не выживет – назвали его Барсиком. Но он был кто угодно, только не Барсик. Так от стал Барсом.
Около месяца кот отлеживался, поднимаясь только поесть и в туалет. Чистоплотен был необыкновенно. Пока не мог ходить, ползал к туалету, но на руках себя носить не позволял. Безропотно позволял делать уколы, запихивать в рот лекарства, чистить нос и уши, и ел все, что предлагалось. Но сначала инспектировал наши тарелки и пробовал с каждой.
Место Барс выбрал себе на диване напротив телевизора. Очень любил смотреть фильмы, новости, и особенно передачи о животных. Терпеть не мог современную музыку, особенно рок.
На нас смотрел с напряженным вниманием, явно стараясь понять, о чем говорим и что делаем.
Каждый раз, когда я выходила из дома, кот панически орал и рвался за мной. Если я шла не на работу, то брала его с собой. Купили ему красивый голубой ошейник и поводок. Он ходил на поводке, как собака, к удовольствию местной публики, которая по вечерам обычно всей семьей сидела во двориках с кофе и кальяном.
Однажды почтенная марокканская семья хором пыталась меня вразумить, что это кошка, а с кошками так не гуляют. «Да нет», - говорю я - «это собака».
- «Что ты, гверет (госпожа), какая же это собака, это сиамская кошка!».
«Правильно» - отвечаю,- «сиамская, но собака».
От моей уверенности они начали сомневаться, то ли в моих умственных способностях, то ли в том, что это действительно сиамская собака.
Барс явно считал меня своей личной и неделимой собственностью. Единственный человек, которому дозволялось ко мне приближаться и прикасаться, был мой сын. Все остальные подлежали немедленному укушению двухсантиметровыми клыками, обычно за щиколотки. Сначала он брал зубами гостя за сухожилие и медленно сжимал челюсти. Если же гость не понимал вежливого намека, его кусали уже до крови. Если кто-то предусмотрительно надевал толстые непрокусываемые носки, кот прыгал и кусал за коленки. Он обладал необыкновенной прыгучестью. Вскочить на верх буфета одним прыжком для него не составляло никакого труда, но на верхней части шкафов оставались глубокие царапины от его задних лап.
Если же мы с Барсом сидели на диване, никому не дозволялось на тот же диван садиться. Метода изгнания чужака была не столь кровавой. Кот просто ложился на бок и упирался в захватчика всеми четырьмя когтистыми лапами, сталкивая его с дивана. Перевоспитать его было невозможно, оставалось смириться. На гостей, ведущих себя «по правилам», Барс презрительно не обращал внимания. Но на всякий случай поглядывал, куда это гость направился – и зачем.
Среди родных и друзей были два-три человека, которых он откровенно ненавидел (думаю, не без причины) и всячески изводил. Одну довольно хрупкую даму кот подкарауливал, спрятавшись за занавеской в коридоре, и ударяясь всем телом ей под коленки, сбивал ее с ног. Он рвал и разбрасывал ее вещи, а когда она уехала от нас и оставила какую-то свою одежду, упакованную в пакет, Барс разорвал пакет и все испачкал. Вещи пришлось выбросить.
Однажды у сына в квартире завелась мышь, и он попросил одолжить ему Барса на недельку.
Надо сказать, что Барс очень любил ездить на машине. Если брали его с собой, он бежал впереди нас, первым влетал в дверь и усаживался на переднее сиденье рядом с водителем. В крайнем случае, был согласен сидеть у меня на коленях и гордо смотреть в окно, положив лапы на панель. Ни о каких корзинках, сумках или кошачьих домиках и речи быть не могло. Даже в общественном транспорте, что приводило иногда к недоразумениям с другими пассажирами, особенно бывшими соотечественниками.
Поэтому и в этот раз он охотно забрался в машину сына и поехал. Вернули его через 2 дня. Кот орал, скандалил, потом ушел по балкону к соседям и устроил у них форменный погром. Мы наконец догадались, что кот хочет жить только у себя дома.
Как только Барс более или менее поправился, он отвоевал себе право свободного входа и выхода (из чего мы заключили, что его бывшие хозяева владели, как минимум, виллой). Первый раз он «вышел» из окна второго этажа, который по высоте был как московской четвертый. Когда я вернулась с работы, он ждал меня на коврике под дверью целый и невредимый и встречал мерзким сиамским «мявом», в котором явно звучало: «Где ты пропадаешь, когда Нашему Величеству давно кушать пора». После этого он спал целые сутки. Пришлось закрывать окна, и выпускать кота погулять на пол-часа - час через дверь.
Он быстро приспособился к режиму, но иногда опаздывал ко времени, когда мне надо было идти на работу, и тогда оставался на улице. Точнее, не совсем на улице. Поорав под своей дверью и поняв, что дома никого нет, кот шел знакомиться с соседями, то есть орать под другими дверями. И познакомился с двумя семьями, которые пускали его в гости. Первым делом в гостях он шел на кухню и требовал открыть водопроводный кран. Пил он только проточную воду. Если угощали, мог вежливо что-нибудь попробовать, но помногу не ел. Потом разваливался напротив телевизора и требовал его включить. Тогда мог и подремать.
Ближе к 6 часам (и как только он определял время?) Барс подходил к двери и просил выпустить его. Он занимал свой пост на коврике под своей дверью и ждал меня. Если я задерживалась, еще из холла на первом этаже я слышала его возмущенный монолог.
Соседи же и просветили меня, как кот выбирается из квартиры, когда меня нет дома, а у него появляется охота погулять. Окна на первом этаже нашего дома были защищены фигурными решетками, а над балконом первого этажа был пластиковый козырек-крыша. Кот спрыгивал из окна на этот козырек (со временем в нем образовалась серьезная вмятина) и как обезьяна спускался по решетке, цепляясь за нее лапами. Сначала я не поверила, но однажды соседи позвали меня, чтобы я увидела это скалолазание своими глазами.
После первой же самостоятельной прогулки кот вернулся без ошейника, на котором мы наивно написали адрес и номер телефона на случай, если он потеряется. Мы еще несколько раз покупали ошейники, но кот исправно возвращался раздетым и на вопрос «Опять ошейник пропил?» только урчал. На последний ошейник я поставила заклепки, но на третий или четвертый день Барс опять вернулся без него.
Несколько раз Барса крали. Иногда он позволял себя гладить чужим людям, однако никогда не позволял брать себя на руки – кусался. Но однажды он пропал на двое суток и вернулся с метровым размочаленным обрывком пластикового шнура на шее, который он видимо, перегрыз. После этого несколько дней отсиживался дома, а потом опять загулял.
В другой раз он пропадал три дня и приковылял на израненных обожженных лапах, на подушечках были пузыри, он лежал на спине и жалобно стонал, протягивая мне лапы.
В следующий раз появился чистый, благоухающий дорогим шампунем и украшенный ленточкой на шее, как загулявший муж. Только следов губной помады не хватало...
А бездомных котов, благодаря теплому климату и «богатым» помойкам водилось в округе великое множество. Поэтому редко Барс возвращался без боевых ран и отметин. Иногда попадались ему под горячую лапу и собаки, и даже дети, если хотели его схватить. Я не раз наблюдала из окна, как собака, в несколько раз больше него самого, улепетывает, поджавши хвост. Барс в драке казался еще больше, чем он был на самом деле – шерсть на спине стояла как гребень у панка, а хвост был похож на ершик для мытья бутылок. Кот изгибался, наклонял голову и, угрожающе рыча, боком наступал на врага. Зрелище было впечатляющее.
Однажды Барс спас меня от ночных воров. Летом я спала на застекленном балконе, окна из-за жары были открыты. Барс всегда ночевал дома и спал на подушке около моего диванчика. Около двух часов ночи два вора залезли по решеткам первого этажа на мой балкон. Этим летом было много таких краж: воры забирались через окно, проходили по квартире, собирая все, что под руку попадется, затем выходили через дверь, прихватив ключи.
Я сама ничего не слышала, а о ночных событиях узнала наутро от соседки из дома напротив. Ей не спалось, и она все видела со своего балкона. Она мне поведала, что «ваша белая собачка набросилась на воров, странно так лаяла, они испугались и вылезли обратно через балкон».
Почему она сама не крикнула или не позвонила в полицию, так и осталось для меня загадкой. С этого дня, кроме Барса, я всегда держала рядом с собой молоток.
Однажды вечером Барс пришел домой вместе с чистенькой красивой рыжей кошкой, по виду совершенно домашней. Они поели и явно решили пожить тут вдвоем. До сих пор не могу себе простить, что на следующее утро выставила его избранницу за дверь. Основная мысль была, что хозяева о ней волнуются, да и мне забот с одним котом хватало. Кошечка посидела еще на площадке и исчезла. Больше я ее в нашем районе не видела.
А Барс продолжал свои уличные бои. Драки привели к тому, что он постоянно страдал от ран, абсцессов и миллионов блох, которыми противники обменивались в бою. Я лечила его сама, но не всегда успешно, поэтому кот стал постоянным пациентом ветеринара. Половина морды выбривалась, абсцесс вскрывался, края раны скреплялись металлическими скобками, и кот становился похож на дикого металлиста. Ветеринар шутил, что нам давно положен у него абонемент.
Мне иногда приходилось уезжать на 2 –3 недели, и Барс оставался или с моим сыном, или с подругой. Им он милостиво разрешал за собой ухаживать и не кусал их за ошибки. Но меня отпускать не любил и всячески противодействовал отъезду: мешал складывать вещи, не давал открывать чемодан, садясь на него. А накануне последней поездки принес в зубах живую мышку и положил к моим ногам – дескать, не уезжай, я сам тебя прокормлю. Мышка убежала под диван, и пол-ночи мы пытались ее оттуда выгнать. В конце концов Барс сам ее поймал, но есть не стал. Он не ел мышей, что не мешало ему их исправно ловить.
А на следующее утро я уехала на две недели. Каждые два-три дня я звонила домой сыну, и он мне подробно рассказывал, как они с Барсом живут.
Когда я вернулась, то сразу поняла, что с Барсом неладно. Он почти не ел, не играл, не хотел гулять, от меня не отходил. Сын рассказал, что он очень тосковал, каждый вечер ходил встречать меня с работы, как обычно, по нескольку раз за вечер возвращался домой и снова бежал на улицу. Но когда я приехала, особой радости не проявил. Он был уже тяжело болен, обострились старые болезни почек, и спасти его не удалось.
Прощай, Барс. Ты был мне верным другом в одинокий и трудный период жизни. Надеюсь, что когда придет мое время, ты встретишь меня в конце того туннеля, которым заканчивается наша жизнь, и возьмешь в свой кошачий рай.