Посвящение Иосифу Бродскому
Город смакует новую жертву на всех каналах ТВ,
Нервы напряжены до отказа.
Кто знает, какой картиной трещин на белой стене
Сложится новая, непредсказуемая зараза.
Из строя выведен снова самый непрошеный гость,
Их ликвидируют строго по плану, по одиночке,
Ноет гулким мотором пыльных автобусов больная кость,
Разбитая поневоле в самой истерзанной точке.
Густое бессилие зудит в зубах, повязшее в сплетении дат,
Глаза заливает страх, и нету субстанции гаже,
Зная, что, сколько бы новых жертв не было в других городах,
В этом городе снова все останется точно так же!
Святые времена
На самом деле все очень просто —
Годами хаять свои ошибки,
В себя не верить и рвать колени,
Сметая землю у ног кумиров.
Плевать на ветер слюной кровавой,
Искать проступки всех предыдущих,
Искать виновных и верить догмам,
Пилить глазами всех несогласных,
Рубить полено, попасть по пальцам,
И плакать долго, до боли в сердце.
Оно такое, что не прикажешь,
Любовь здесь злая — себя полюбишь!
А верить слову — какая глупость!
Ищи другого, тебя смелее,
Сметай преграды и рви канаты,
Тогда уж точно его погубишь...
Когда стреляют, мне режет ухо,
И камнем улиц дробят осколки
Чужих знамений, чужих преданий,
И режут лица ножом кровавым.
Любить до боли, любить до страха...
Как много глупых, как много страшных,
Себе подпишешь последний возглас,
И тот своруют, и тот сломают.
Сломают злостью святой утраты,
Сломают голос и петь заставят,
И жить заставят, как раньше было.
Как было раньше? Никто не помнит.
Живи, как знаешь, а знать не можешь.
Все столько знают, что пусто в сердце.
Ума палата, а ключ потерян,
А ключ закопан в листве осенней.
Прощальный возглас последней птицы,
На юг летевшей к реальным сказкам,
Оборван пулей, и злое эхо
Его разносит по дальним землям!
Земля литая рождает пули,
Полки рождает и эскадроны.
Они взлетают к полям июньским
И улетают в тайфун кровавый.
Бездомный ангел зашел погреться
И был расстрелян героем новым:
Искал ночлега — нашел могилу,
Искал общенья — нашел расправу.
Святейший кодекс священных правил
Творит порядок на новых землях.
Святейший сударь князь-губернатор
Сам принимает участье в казнях.
Война безумных, бой бестелесных,
В жестокой битве за призрак павших.
Святая бойня, святая пакость,
Священный символ святой помойки.
И Римский Папа на белой крысе
В своих владеньях уже не правит.
И патриарх московский сдохнет,
Не в прошлом веке, так точно в этом!
Большая буря заполонила
Остроги, тюрьмы и поселенья.
Для упиравшихся заключенных
Воздвигли башню и гильотину.
Землетрясенье, землепаденье
Бездарной рифмой поет в сознанье,
Кровавой тенью и безутешной
Кричит о боли земной стихии.
Прощай, столица — одна, другая,
Еще штук десять (здесь счет на сотни).
В периферии своей деревни
Обороняйтесь от кровь сосущих.
Крыс расстреляйте, мышей душите,
И с комарами войну ведите,
Всех тараканов в Сибирь сошлите,
Пусть снова будет все так, как было!
Рождайся, слово! Пробейся, сука,
Пробейся, стерва, чрез власть имущих,
И дай по роже всем бесполезным,
Всем бестолковым и бесталанным.
А всем бездомным даруй жилище,
Всем безработным найди работу,
Я точно знаю, что мы исчезнем,
Но дай нам, Боже, оставить хоть что-то!
Мы столько жили почти до смерти,
Мы столько ждали не первый месяц.
Придя на встречи, мы понимали,
Что цикл окончен и мы в пролете.
А время терпит, а время помнит.
Оно не может нам лгать спокойно,
Как вы все лгали, и нам обидно,
Что мы так мало успели сделать.
Наш город умер, и мы родились
Закономерно и непонятно,
Зачем все это? Не знаем сами —
Ответ гуляет лишь с ветром в поле...
Libertad o muerte!
Если ждать слишком долго, можно все потерять,
А потом бесполезно об этом жалеть,
Если новые боги прикажут страдать,
Если новые власти предпишут нам смерть,
Не уйти от погони — отыщут везде,
Сатана правит бал, его власть велика,
И в последнем кругу ты как на волоске
Повторяешь подобно молитве слова:
“Libertad o muerte!” — “Свобода или смерть!”;
В пожелтевшем конверте приказ умереть,
Приглашенье на казнь — как последний рывок
Умереть непокорным и смыть кровью плевок —
«Libertad o muerte!”
А пока ты один, тобой правит лишь страх,
Ты подвластен всему, цепляясь за жизнь,
Ты пока нарушенье всех авторских прав,
Ты — больная любовь, напускной оптимизм,
Ты бесславно умрешь, ничего не создав,
Твой логический путь — от земли до петли,
Даже если уйдешь от наркотических трав,
Доведут прямиком до колес и иглы.
“Libertad o muerte!” — “Свобода или смерть!”;
В пожелтевшем конверте приказ умереть,
Приглашенье на казнь — как последний рывок
Умереть непокорным и смыть кровью плевок —
«Libertad o muerte!”
Выбирать — не жалеть, здесь же выход один:
Либо сдохнуть в плену, либо вновь умереть,
Но не дали нам выбор, вместо пламени — дым,
И пока только есть и свобода, и смерть,
Так не бойся же встать и увидеть весну,
Ну и что, что последняя будет она?
Лучше сгинуть в бою, чем подохнуть в плену —
Лишь тогда к нам придет следующая весна!
“Libertad o muerte!” — “Свобода или смерть!”;
В пожелтевшем конверте приказ умереть,
Приглашенье на казнь — как последний рывок
Умереть непокорным и смыть кровью плевок —
«Libertad o muerte!”
Моя милая вяжет кружево
Моя любушка у окошечка
Вяжет шелковое, вяжет кружево,
За окошечком только снег и хлад,
За окошечком только ночь черна.
Смотрит любушка на дороженьку,
На дороженьке только зла метель,
Смотрит милая, не насмотрится,
Ждет меня без вести пропавшего.
Без недели год ждет голубушка,
Молится святой Богородице,
Чтоб дороженька всколыхнулася
Пылью от копыт моего коня,
Чтоб вошел к ней я в сени чистые
И сказал ей: “Здравствуй, родимая!”,
Смотрит любушка на дороженьку,
Ждет меня без вести пропавшего.
Только не войти в сени чистые,
Не сказать ей: “Здравствуй, родимая”,
И дороженька не всколышется
Пылью от копыт моего коня.
В чистом поле я, падший замертво,
Злой стрелой пронзен землю за свою,
Любушка моя у окошечка
Ждет меня без вести пропавшего
Лодка
Как по речке плыла лодка да в далекие края,
За забором было солнышко, за озером — земля,
У дороги были ноги, и верста шла за верстой,
А за лесом пели птицы, зазывая за собой.
А ты когда идешь, смотри по сторонам,
Ведь ты бежишь вперед по грязи и камням,
А если дождь пойдет, не бойся дождя,
Вода полюбит и примет тебя,
Вода, вода полюбит тебя!
На вокзале было тихо, только тикали часы,
Расписанье электричек приглашало по пути,
В перекрестках в полнолунье стрелки все переведут,
Как вернейшая примета, что в нас верят, что нас ждут.
А ты когда идешь, смотри по сторонам,
Ведь ты бежишь вперед по грязи и камням,
А если дождь пойдет, не бойся дождя,
Вода полюбит и примет тебя,
Вода, вода полюбит тебя!
Опоздали — и все снова, все пути ведут назад,
Бесконечные заботы, по пути в цветущий сад,
Все, как прежде, все по делу, и опять всем дела нет,
Улетает в поднебесье мой прекрасный белый свет...
А ты когда идешь, смотри по сторонам,
Ведь ты бежишь вперед по грязи и камням,
А если дождь пойдет, не бойся дождя,
Вода полюбит и примет тебя,
Вода, вода полюбит тебя!
Линия Маннергейма
Мы уходим в леса, мы бежим от беды,
За рекою полки — это наша вина,
Словно волки спешим, заметая следы:
Линия Маннергейма давно сметена.
Нам не нужно наград, нам награда — спастись,
Нам осталась лишь смерть, кто же сможет помочь,
И цепляясь за ночь, мы храним свою жизнь,
Линию Маннергейма и белую ночь.
Мы уходим в леса по обрывкам знамен,
Похоронный оркестр не сыграет по нам,
По иссохшей земле сожженным цветком,
Линии Маннергейма и прочим цветам.
Танцуй, смеясь
Скелеты деревень на перекрестке в ряд,
Они стоят, не шевелясь,
Пока не слышны выстрелы чужих солдат,
Танцуй в огне, танцуй, смеясь.
Подернулись угли золой, — так было всегда,
Идея превращалась в грязь,
Пока весь мир не просто серая зола,
Танцуй в золе, танцуй, смеясь.
Причал в реке не преграждает путь воде —
Он мог уже давно упасть,
Пока причал стоит, пока течет вода в реке,
Танцуй в реке, танцуй, смеясь.
А севера идет гроза, подули ветра,
Они хотят тебя украсть,
Пока еще никто не смог украсть тебя,
Танцуй со мной, танцуй, смеясь.
Освенцим
На новых улицах апрель,
Везде нелепая тоска — плохо.
Христос нам завещал любить,
Но возлюбили мы себя — с Богом!
Игрушки превратились вдруг
В орудия убийства — страшно,
А то, что происходит здесь,
Когда уже измучен весь, — тяжко.
И узникам Освенцима все скажут спасибо
За новый солнечный день
И убивают в темноте, горит в безудержном огне рай.
Я в мире видел много самых разных чудес
И меня ими не удивить,
Тем более, что чудом можно сделать даже грязный сарай.
Я знаю много — не забыть,
Но мало чтобы натворить что-то,
Все могло бы и не быть,
Но к горлу подступает вновь рвота,
Наркотики из детских рук —
Сначала кайф, потом испуг — тянет,
Мораль оправдывает смерть,
Несчастный случай, суицид, манит.
И узникам Освенцима все скажут спасибо
За новый солнечный день
И убивают в темноте, горит в безудержном огне рай.
Я в мире видел много самых разных чудес
И меня ими не удивить,
Тем более, что чудом можно сделать даже грязный сарай.
А лица на иконе
Столь наивны и просты в своем горе,
А за окном зовет тюрьма
В святых и вечных небесах, море,
И Магомет был в чем-то прав:
В монастыре чужой устав — лихо,
И завещают всех любить,
Пока еще не скучно жить, психи...
И узникам Освенцима все скажут спасибо
За новый солнечный день
И убивают в темноте, горит в безудержном огне рай.
Я в мире видел много самых разных чудес
И меня ими не удивить,
Тем более, что чудом можно сделать даже грязный сарай.
Город трамваев
Столбовая
Холод лютый во дворе разливается,
Горе к дому моему придвигается —
У деревни Столбовой схоронил жену,
Сел в телегу, развернулся и домой в Москву.
Сына два Господь послал — оба молодцы,
Старший вышел кавалер всех георгиевских,
Младший слишком был смышлен и с цыганами
Начал дружбу он водить с комиссарами.
Все, что мог им завещать, дал, не жадничал,
Денег не было — добром переплачивал,
Дома не было — учил, как построить дом,
Хоть и строг был, но хвалил, да любил при том.
Но настали времена, что хоть плачь, хоть вой,
Заплатил за все сполна дорогой ценой,
И Христос не уберег, Николай не спас,
Знать, и в правду Господь Бог позабыл про нас.
Налетели ураганы уральские,
Принесли с собой холеру гражданскую,
Кавалер Георгия лег под Троицком
Ненаглядный старший сын мой Сереженька.
В Казахстане меткой пулей снайпера
Был убит мой младший сын, звали Павликом,
Посмотрел я, сам себе не понравился,
И тогда в двадцатом богу душу отдал сам.
Подождём ещё немного
Чтоб не морочить себе голову,
Давай забудем все ошибки, их оставим на потом,
Отбросим все грехи да в сторону,
А ты не хочешь, тогда выберем одну из сторон.
Эй-ей, подождем еще немного
До светлого полета в Зазеркалья страну,
Эй-ей, не будем торопиться,
Досматривай свой сон, а я пока спою.
О том, как город просыпается,
Летят машины, быстрые бегут поезда,
Нам по делам пора отправиться,
А ты не хочешь, тогда лучше не поедем никуда.
Эй-ей, подождем еще немного
До светлого полета в Зазеркалья страну,
Эй-ей, не будем торопиться,
Досматривай свой сон, а я пока спою.
Заботы — сущая безделица,
На празднике все радуются новой весне,
Давай смотреть, как люди бесятся,
А ты не хочешь, тогда лучше поедем ко мне.
Эй-ей, подождем еще немного
До светлого полета в Зазеркалья страну,
Эй-ей, не будем торопиться,
Досматривай свой сон, а я пока спою.
Мишень над городом расправили,
И выверен прицел перед подъездом моим,
Давай уедем, чтоб не сцапали,
А ты не хочешь, тогда лучше посидим-помолчим.
Эй-ей, подождем еще немного
До светлого полета в Зазеркалья страну,
Эй-ей, не будем торопиться,
Досматривай свой сон, а я пока спою.
Юбилейный романс
Троллейбусы торжественно гудели,
В сантехнике слегка цвела вода,
Предвестником нелепой канители
Неонили на стенке словеса,
Вокзалы важно надували спины,
Часы ходили вдоль и поперек,
Какие-то серьезные мужчины
Делили электрический звонок.
Такси стояли плотными рядами,
На рынке заливался автомат,
С какими-то безумными глазами
Трудился в котловане стройотряд,
Вороны деловито умирали,
Собою наполняя шлакоблок,
Тупые вертолетчики летали
Из Ржева в Щелково, и дальше на восток.
Метро призывно окопалось слева,
Почти исчерпан был боекомплект,
И звуками китайского напева
Лилась солярка прямо на паркет,
Короче, как обычно, жизнь летела
В преддверье дня рождения Москвы,
Лишь только в дальнем доме цвета мела
Ребенок испугался темноты.
Погладь меня по голове
Белая птица
Исподлобья смотреть белой птицей,
Веселиться, если не спится,
Появиться, взлететь над страницей прочь.
По рождению — все предпосылки,
По призванью — пустые бутылки,
И кривые ухмылки каждую ночь.
Отодвинь подальше тарелку,
В нашем небе опять перестрелка,
Мой извечный охотник достал свой обрез.
Обернись поскорей, белый ворон,
Там погоня, звук выстрелом порван,
Небо с привкусом крови, но, может, и без…
Улетай поскорее отсюда,
Нам уже не положат на блюде
Наше самое нужное чудо — любовь!
Жаль, что верить — плохая примета,
Нет ответа от лета до лета,
Этот лучик дрожащего света не нов…
Улетай скорей, белая птица,
Нам столица, похоже, не снится,
Как родиться, так в серые лица петь.
Что такое? Зачем ты остался?
Ты попался! Ты просто попался!
Мутной жижею льется сквозь пальцы смерть.
Нет ответа
Посильная плата за серые будни —
Обетованная свалка иллюзий
Ползу телефонным гудком из трубки
Назло одиночество и расстояньям,
Но я все никак не могу смириться,
Я все никак не могу поверить,
Зачем надо мной посмеялось лето,
Но нет ответа… нет ответа…
Закрытая дверь, чтобы ветры не дули,
Чтоб не беспокоили, не отрывали,
Мать-героиня смотрит с упреком
На незаконнорожденного сына,
И я все никак не могу понять их,
Я никогда не смогу простить их,
Как можно простить им убийство ветра?
Но нет ответа… нет ответа…
А можно было несколько меньше
Принести в жертву киноискусству —
Фильм делался два с половиною лета
Во имя здорового образа жизни.
И я все никак не могу не биться
Вольною птицей о прутья решетки
Зачем надо было со мной делать это?
Но нет ответа… нет ответа…
Скорый поезд «Абакан — Москва»
Скорый поезд «Абакан — Москва»,
Койка сбоку и гудит башка,
И бегут в окошке провода —
Это я спешу домой.
За спиною две недели зимы,
За спиною кусок страны,
За спиною приближенье весны,
На опушке сухостой.
Если выехать не позже шести,
Если радоваться в этой связи,
Можно встретить воплощенье любви
В снегопаде за окном.
Я люблю смотреть на небо зимой,
Я люблю идти лесною тропой,
Я вернусь, чтобы остаться с тобой
Ради счастья за углом.
Скорый поезд «Абакан — Москва»
Прибывает в Пермь в шестнадцать-ноль-два,
И бежит веселая река —
Интересно, лишь куда,
А я иду по улицам Москвы —
Мне до дома только час пути,
Знаю то, что меня ждешь там ты,
Знаю то, что ждешь меня…
Уйти из дома навсегда
Уйти из дома и исчезнуть в погребальных облаках,
Слепых деревьях, окружающих желанную весну,
Обломках города, провисших на болотных сапогах,
Теплолюбивою трясиной приготовиться ко сну,
Уйти из дома навсегда…
Уйти из дома и погрязнуть в огнедышащем метро,
Где подземелье и реальность в каждой станции слились,
И пусть на улице по-прежнему уютно и светло,
Но нету времени и люди увлекают тело вниз.
Уйти из дома навсегда…
Уйти из дома и повиснуть на неведомом пути,
Когда и некуда идти и невозможно опаздать,
И только вечером, очнувшись, взять котомку и пойти
Туда, назад, где, вероятно, кто-то будет еще ждать…
Уйти из дома навсегда…
Кармический романс
Не живи с ним, не надо, мне кажется, это напрасно,
Он сказал, его карма — до гроба быть только с тобой,
Я не знаю, что это, но, видимо, это опасно,
Как опасен, увы, неразгаданный смысл любой.
Он забил на работу, он даже послал дискотеки,
Он сказал, что по-прежнему помнит и любит тебя…
Я не знаю, что это — наверное, вроде потехи?
И, вообще, я твой муж, и люблю тебя только лишь я.
Я сижу в подворотне, как будто последний мерзавец,
Уставая за нужным окном в окуляры следить…
Я не знаю, чем вы до утра у него занимались,
Но позволь мне до нашего дома тебя проводить.
Окружение
Немедленно снимайте бронепоезд с рельсов — будет поздно,
Оружьем, провиантом обеспечить не смогу — не в силах,
Не пойте, приближается безвременный конец эпохи,
И динамит — оружие террора, если нет тротила.
Задача: выходить из окружения любой ценою,
Скорее, не взирая на потери проникать на воздух,
Но знайте, что награда вас не ждет, забыты вы страною,
Вернувшись, поскорее разойдитесь, или будет поздно.
А я уйду, обманывая вражеской разведки планы,
Не зная и не думая о том, кому служить примером;
Уютный особняк — таков логичный эпилог романа,
Любовь, предательство и остальное в пуле револьвера…
Алексей Караковский: Libertad o muerte! (тексты песен 1990-х годов).