Александр Кротов: Возвращение.
Тонкие грани человеческих чувств, не столько препарированные психологом, сколько написанные художником человеческих душ. Верность и любовь, осень как познание скоротечности бытия и и ирония как спасительная мера, тот самый инструмент, который позволяет посмотреть на мир заново. Но главное - вот эта самая непредвзятость видения мира, познание несмотря на и вопреки "авторитетам" и общепринятым ( кем, почему и кто сказал, что именно так?!) нормам искусства ли ("Искусство на продажу или линия голубого мелка"), морали ли ("Возвращение"), когда на не понятно почему и кем "признанное" можно скакать: " А Король то гол", а самое простое проявление подлинного может как в библейских сюжетах творить чудеса ( "Аксинья")
Автор безусловно талантлив, читать его интересно.
Редактор литературного журнала «Точка Зрения»,
Виолетта Баша
|
Возвращение
2007Возвращение |Искусство на продажу или линия голубого мелка |Аксинья |В старых аллеях
Возвращение
Когда я хочу что-то изменить в своей жизни и отдохнуть от чувства бездарно прожитых дней, я сбриваю себе усы. Я стою босиком в ванной и смотрю в запотевшее зеркало, мутно отражающее моё холённое безусое лицо, и тогда мне кажется, что какой-то отрезок моей жизни начался заново. Нет, даже не заново, а просто по-новому… Сразу хочется сделать что-то ещё не сделанное или попробовать то, о чём всегда мечтал. Когда в прошлый раз я сбрил усы, мне захотелось креветок. Но я так их и не купил. Наверное, пожалел денег. А может, иногда стоит игнорировать какое-то желание, оставляя его исполнение на неопределённое будущее. Но в тот момент мне всегда хочется чего-то… чего-то другого или по-другому…
Зима уже таяла на улицах города под тёплым объятием солнца. И дети носили шапки набекрень, стягивая их на макушке и открывая для баловства ветру свои кудри. Я люблю такое время: кажется, что в нём есть что-то беззаботное и расхлябанное. Ещё не наступила настоящая весна, а уже хочется жить по-другому… по-весеннему.
Ты вернулась из командировки. "Подумаешь две недели" - сказал я сам себе перед тем как ты уезжала. Мы стояли на перроне и я провожал тебя. Тогда мне в лицо брызгал запах мороза, железнодорожного угля и беляшей. А твои волосы пахли летом и карамелью. Ты специально сняла свою шапочку, потому что знала, как я обожаю, обнимая тебя, класть свой подбородок на твою голову и говорить, подражая герою из фильма "Вам и не снилось":
- Теперь у меня две макушки.
Я ещё что-то говорил тебе влюблено и ветер, балуясь с твоими волосами, всё норовил, чтобы я тебя к нему приревновал. Я не люблю прощаться. Но тогда я ещё бежал несколько метров по перрону и размахивал своей шапкой, глупо улыбаясь блестящему от света окну твоего купе и зная, что за ним обязательно сидишь ты и смотришь на меня.
Я остался один. Опустошенный. Я жадно смотрел на свой сотовый телефон и ждал пока он оживёт и на дисплее появится твоё имя. Но телефон, как верный друг, всё чаще молчал и оживал только тогда, когда что-то кому-то требовалось. Я звонил тебе не так часто, как мне того хотелось. Постоянно использовать банальную фразу "как дела?" не поворачивался язык, а своими новостями я был не так уж богат.
Ты приехала из командировки поздним вечером. Перрон был тускло освещён фонарями и подмигивающей кому-то неоновой вывеской кафешки. Когда поезд, уже замедлив бег, продвигался к вокзалу и был тёмным очертанием, я позвонил тебе на сотовый узнать номер твоего вагона. Холод щипал пальцы, крепко сжимавшие небольшой букет хризантем, которые я купил к твоему приезду. Вокруг меня поодиночке и компаниями ждали поезда люди. Кто-то из них постоянно кашлял перегаром, кто-то торопливо надувал шары, а стоявший слева от меня мужчина нервно теребил застёжку куртки. Поезд затормозил, вернее он просто перестал двигаться и в дверях пятого вагона показался твой силуэт. Я подбежал, как-то сумбурно всучил тебе букет и взял из твоих рук сумки. А ты нежным шёпотом произнесла "привет". Старая полная женщина, выходившая за тобой, тянула матерчатую грязную сумку и ворчала тебе в спину "Ну, давай топай… топай…". Меня тоже прижимали со всех сторон люди. Ты сошла на платформу станции, обняла и поцеловала меня.
- Почему так долго? - обиженно проговорил я.
- Скучал? – поинтересовалась ты, заглядывая мне в глаза.
- Шутишь? Я с ума сходил.
Мы шли к моей машине и вдруг я спросил:
- А у тебя был кто-то?.. Там…
- Ничего серьезного, - после паузы просто ответила ты.
Ручка твоей сумки оборвалась под тяжестью груза, и в моём сердце что-то оборвалось под тяжестью сказанных тобой слов.
- Что ж, это же командировка, - начала быстро объясняться ты. - Не хочу тебе врать. Да и к чему недомолвки? - ты прервалась, вынув из кармана звонивший телефон, отражающей на дисплее - "Андрей". А затем, не ответив, выключила сотовый и продолжила. - Там было холодно и одиноко. Был просто друг… А здесь… здесь другая жизнь. Здесь всё по-другому… - закончила ты и виновато улыбнулась.
В машине мы ехали молча. Ты дремала. Перед дверью своей квартиры ты сонно поцеловала меня в губы. Не поддавшись на уговоры твоего отца остаться, я вручил ему сумки и поехал к себе домой… сбривать усы…
Когда я стою в ванной и гляжу на своё безусое лицо мне всегда хочется чего-то светлого… и другого… Провалившись в мягкий диван я смотрю какой-то старый чёрно-белый фильм. И пережёвывая анчоусы, представляю, что ем креветки. И думается мне, что где-то там другая жизнь, а здесь у нас всё будет также… только теперь уже по-другому…
Ты вернулась из командировки… Искусство на продажу или линия голубого мелка
Помнится, в моём школьном детстве среди моих одноклассников были популярны многие заковыристые, иностранные, непонятные слова. Такие слова произносились нами с особым пиететом. Для нас они были пригодны практически в любых предложениях, и мы не особо задумывались над значением этих слов. Моя соседка по парте часто любила говорить "я априори не могла это сделать", хотя она априори не могла знать что означает слово "априори"… уж простите за кавардак... А я любил поболтать с друзьями и на их вопрос "что делаешь?", задумчиво и с оттенком аристократической простоты, отвечал - "сибаритствую". Никто из моих друзей не спрашивал как это "сибаритствовать", но непременно каждый из них уточнял - "так я тебя не отвлёк?"... Ещё в девятом классе у нас появилась мода на слова "не общего употребления": афазия, идефикс, идиома, паупер и т.п. Некоторыми из этих слов можно было легко ругаться, даже в присутствии учителя, так как значение "выкопанного" слова, знал только человек, который это слово обнародовал. Никто не спрашивал, что имеется в виду и какое значение сказанного, просто после этого слова все кивали и поддакивали. Стоит тебе сказать что-нибудь непонятное и с тобой сразу согласятся, не станет же человек выставлять себя дураком с бедным словарным запасом… а между тем, подумает про себя "ведь ничего не понятно"…
Иногда, когда мне нечем заняться или я просто бываю на левобережье своего города я захожу в Музей современного искусства. Странное это дело современное искусство… Кажется всё уже давно изобразили, написали и исполнили, ан нет найдётся что-нибудь новенькое… или это только всем нам кажется… Так вот, в один из пасмурных дней, я с другом решил навестить современное искусство. Уже не помню чьи картины были выставлены в тот день, но музей был похож на одну большую абстракцию. В том смысле, что полотна заполняли все свободные места стен. Вообще-то, я могу назвать себя любителем всего прекрасного. И как все любители дилетанты я не особо разбираюсь во всех нюансах изобразительного искусства. Знаю что такое графика, живопись, пастель, гратуар и мастихин, даже лично знаю нескольких, на мой взгляд, хороших художников. Но в вопросах искусства я всегда был осторожен, и моё непрофессиональное мнение оставалось при мне. А тут меня "прорвало":
- Паша, вот скажи мне и это искусство? Ведь ничего не понятно, – спрашивал я, надоедая, цепляясь к своему другу и, тыкая указательным пальцем практически в каждую из картин, перед которой мы останавливались.
- Саня, что ты нервничаешь? Тебя никто не просит покупать эти картины. В чём проблема? Ты бы, даже так не нарисовал.
- Ну, не нарисовал. А если бы нарисовал, то уж точно не стал бы позориться и выставлять вот это "непонятное" на выставке, - не унимался я.
- Сань, это абстракция… – здесь смысл скрыт в красках, в технике… наверное… я ведь тоже не специалист в изобразительном искусстве… и, вообще, что ты ко мне пристал?
- Пашка, ты пойми, эти художники явно над нами насмехаются, они нас дурят. Им хочется делать деньги быстро, вот они и рисуют заборы, а потом говорят, посмотрите какой чудненький пейзаж за забором. А мы, как бараны смотрим на картину и видим только три доски забора. Да ещё потом врём себе и говорим "а, действительно, кто знает, что за забором?". Паш, ты понимаешь - "король-то голый"…
- Голый - не голый, но это картина тебя точно сразит. Смотри-ка одна линия голубого мелка, - Паша бесшумно засмеялся, но потом с видом историка искусствоведения продекларировал. – Глубочайший порыв, разнузданность и непонятость души мастера заставляют его снова и снова создавать, в прямом смысле этого слова – "однолинейные" произведения.
- Вот и я о чём говорю. На этой картине, наверное, одна извилина мозга того художника, который полагает, что любая линия или геометрическая фигура может являться произведением искусства.
На моих глазах, возникший непонятно откуда мужичок, стал снимать "однолинейную картину"
- А куда вы её? – поинтересовался я.
- Купили её… красавицу, - ответил мужчина, радостно подмигнув нам правым глазом. – Восемь тысяч евро, вы представляете восемь тысяч, за неё отдали. Эти покупатели, - сказал он шёпотом, - дураки! Все эти картины рисует мой пятилетний сын, а я вот их выставляю… Восемь тысяч… - радостно промурлыкал он и шёпотом снова добавил. – Дураки.
Мы с Пашкой глупо смотрели друг на друга. А затем он сказал:
- Что ж Санёк, любое творчество это в каком-то роде сублимация.
Я согласился с ним, кивнул и пошёл домой… смотреть в толковом словаре, что же это такое - "сублимация"
ведь ничего не понятно…
Глоссарий
АПРИОРИ - не опираясь на изучение фактов, до опыта, независимо от опыта. Судить о чем-нибудь априори.
СИБАРИТ - праздный, изнеженный роскошью человек. Сибаритство — поведение сибарита.
АФАЗИЯ - полная или частичная утрата способности говорить и понимать слышимую речь вследствие поражения головного мозга.
ИДЕФИКС - навязчивая идея.
ИДИОМА - то же, что фразеологизм.
ПАУПЕР - нищий человек, лишенный средств к существованию.
МАСТИХИН - нож для наложения, смешения красок на палитре или на картине.
ГРАТУАР - стальной скребок, применяемый художниками для выравнивания поверхности (на металле, гипсе и др.), для удаления пятен на бумаге и т. п.
СУБЛИМАЦИЯ - переключение низших, преимущественно сексуальных побуждений на высшие, интеллектуально и социально полезные цели. Аксинья
Больничная палата была чиста, как руки матери. Пахло запахом лекарств - запахом, знакомый каждому с рождения, с детства. Стоит его вдохнуть и тут же появится легкая слабость в ногах. На подоконнике стоял букет из опавших листьев тополя, таких больших, что они даже и не думали проваливаться в огромную вазу. Их принесла Аксинья.
- И всё же есть в этом букете что-то грустное, а что, я до сих пор не могу понять, - упираясь всем своим телом в подушку, говорил Арсений.
- Наверное, грустно оттого, что они опали, – стараясь не глядеть в глаза Арсению, отвечала Аксинья.
Жизнь пятнадцатилетнего Арсения круто изменилась, когда он почувствовал, что ноги его не слушаются. Дни проходили мучительно долго. Врачи, уже не зная на что им надеяться, ничего не говорили; а близкие то и дело спрашивали, и ждали ответа, который им хотелось слышать. Мальчик же не поправлялся и лучше ему не становилось.
В палате была тишина. Пауза между Арсением и Аксиньей постепенно переходила в вечность.
- Ну, тогда я приду завтра. Ладно? В это же время. Хорошо? – наконец-то произнесла Аксинья.
- Ты точно придёшь? – подтянув худыми руками больничное одеяло, спросил Арсений.
- Конечно, – слегка смутившись, отвечала она. – Если хочешь, я могу придти с твоими одноклассниками. Хочешь? Ну, хочешь?
- Нет. Приходи лучше сама. Очень прошу, приходи.
Сердце Аксиньи защемило, впервые она почувствовала, что кто-то нуждается в ней, нуждается в её заботе. Она коснулась губами бледного лба Арсения. Ещё раз сказала, что завтра обязательно придёт и уже нехотя, ушла. Арсений накрылся одеялом, из-под которого торчала только его нестриженная макушка, и оставленный в полном одиночестве думал о подаренном ему поцелуе. И все же, казалось ему, что это не выражение вежливости, а поцелуй дарованный любимому.
Прошла ещё неделя. Доктора огласили Арсению диагноз, из коего следовало, что "ходить он будет не в силах", оговорившись, что организм молодой и всякое может случиться. В течение этой недели с деревьев опали почти все листья, по которым он больше не сможет пройти. Близкие выплакали все слёзы. А Аксинья всё так же продолжала навещать больного. Она часами сидела с ним в палате и разговаривала, иногда просто молчала оттого, что нечего было сказать, тогда воздух в палате становился особенно тяжёлым, и минуты молчания, казалось, были часами. Каждое посещение заканчивалось поцелуем в лоб, и этого поцелуя Арсений снова ждал после каждого ухода Аксиньи.
Дни становились всё холоднее, ветер обнимал голые ветви деревьев, солнце уже не так часто радовало своим присутствием. Поздняя осень.
Сегодня снова должна была придти Аксинья. Время тянулось мучительно долго. Арсений достал из тумбочки яблоко, которое было будто отполированное, и принялся его жевать.
Через некоторое время пришла Аксинья.
- Привет, – сказала она, задорно улыбаясь.
- Привет, – сказал Арсений, улыбнувшись ей в ответ.
- Ну, и как дела?
- Хорошо.
Арсений не знал, что дальше говорить, да и Аксинья была в этом деле не очень мастеровита. "Наверное, стоит спросить, как у неё дела" думал про себя Арсений. Но спросил он совсем другое:
- А почему ты приходишь ко мне?
- Ты же просил, – после некоторого раздумья ответила Аксинья и покраснела.
- А если бы я не попросил, ты бы стала приходить?
Аксинья по-детски кивнула головой и ещё больше покраснела.
- Значит дело совсем не в том, что я тебя просил? – продолжал Арсений.
- Значит не в том.
- А в чём?
Аксинья не отвечала.
- Тебе меня жалко, – ответил он за неё. – Ты думаешь, что ко мне больше никто не будет ходить? А ведь и правда, кроме родителей никто не будет. И всем, всем меня жалко. Мне самому себя часто бывает жалко. И я, накрою голову подушкой и кричу в неё. Я кричу не от боли в ногах, ноги я не чувствую и они у меня уже давно не болят. Но мне больно, очень больно. Даже не знаю, как это объяснить… Я смотрю на тебя и мне хочется любить… Я люблю тебя.... Но я, я прикован… Таких не любят, таких жалеют. И когда ты приходила снова и снова, я должен был сказать тебе, что мне больно. Больно не стоять перед тобой, а лежать прикованным к кровати. Но за один твой поцелуй я готов был пересилить все муки, и спрашивал, постоянно спрашивал: "Ты придёшь?", - Арсений затих, испугавшись того, что сказал, и посмотрел в сторону окна. Около него спиной к Арсению стояла Аксинья и не поворачивалась.
- Ты вправду думаешь, что я прихожу к тебе ради того, чтобы выделить очередную порцию сочувствия? Глупенький, – она кинулась к Арсению и, задыхаясь, начала целовать его. – Боже мой, какой ты глупенький. Я ведь люблю тебя. Слышишь? Люблю.
Они вмести плакали, и их детские слёзы катились по щекам.
- Может быть, хочешь яблоко? – наконец-то заговорил Арсений, утирая слёзы
- Давай! – сказала она, снова заревев.
Арсений потянулся к тумбочке и сквозь плач закричал:
- Ноги, ноги! О Боже, какая боль! В старых аллеях
Код для вставки анонса в Ваш блог
| Точка Зрения - Lito.Ru
Александр Кротов: Возвращение. Сборник рассказов.
25.05.07 |
Fatal error: Uncaught Error: Call to undefined function ereg_replace() in /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/fucktions.php:275
Stack trace:
#0 /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/sbornik.php(200): Show_html('\r\n<table border...')
#1 {main}
thrown in /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/fucktions.php on line 275
|
|