***
***
Самоубийство тот же монастырь, извини.
Я в окно летел в первый раз...
Ты мне только, пожалуйста, снись.
Думал я в любовь, но в глаз.
Каши я хотел и дежурных ласк.
Но для этих улиц все ж урод.
Самоубийство тот же монастырь, извини.
Мне сегодня снилось, как хрупок я...
Я тебе ни разу не изменил.
Я прошу тебя не казнить.
Цокнет поцелуй как выстрел и тьма.
Я прощу, но не здесь. Прости.
Не хотел – я плачу – прожить стихом!
Не хотел – я плачу – зимних невест!
Не хотел – я в памяти – плакать там...
А хотел устало таять в ночь
Просто у любимой на груди,
Маленькой груди и чужую дочь.
Самоубийство тот же монастырь, извини.
И измена пойдет как жизнь и гниль.
Но я телом закрою этих святых ран
Эту боль и рвань ото всех дождей…
Или Бог убьет сам себя в лоб.
Да не будет этого никогда...
Ну хоть что-нибудь ты мне отдай.
***
Девять ноль восемь. Скоро проснутся люди.
Сегодня суббота. Они просыпаются в десять.
А мне неймется всю ночь. Не знаю зачем. Не могу. Не умею. Жить.
Они просыпаются в десять.
Сегодня суббота. Я до субботы пьяный.
Опережая дни, я предвкушаю событья.
Завтра, по логике, видимо, воскресенье.
Завтра воскресну. Сегодня – опять пиво.
Здравствуйте, утро. Сегодня вы снова чудо!
Последней нет. Ни рюмки, ни жизни, в общем.
Вот и слоняюсь. И вновь полюбил эту суку.
Жалкое небо плакало от бессилья.
Девять. Ноль. Девять. Трудно поспорить с этим.
Как и со мной. Неужели я стал часами?
Пенится пиво. Кто-то сегодня умер.
Кто-то родился. Земле все равно все это.
Старенький Бог. Я – молодая смена.
Больше любил, чем ты и чем было можно!
Богом стала любовь. На часах пишу я –
Девять. Ноль. Восемь. Девять. Ноль. Восемь. Девять.
Прощай
Вот мы и стали несчастней планеты этой
Всей с ее сиротливой луною рядом...
Так мы и стали с тобой красивы как звезды,
Которым на пальцы не надеть обручальные кольца...
Умер и я, как мечтал, так и случилось,
Ну вот и ты как хотела все-таки попрощалась...
Где же у нас счастье и наше теплое вместе,
Оно ведь так сильно себя нам не обещало...
Так ведь и снова мерзнуть мне у подъезда,
Пока ты греешь свою шевелюру феном...
Так ведь и снова ругаться, мириться и плакать,
Чтобы быть счастьем в той, тридесятой жизни...