ковбойское
когда уходишь, не поворачивайся спиной,
говори ей о чем захочешь, но уходи,
этот дом, он больше не будет твоим,
это нас настигает собственный Эллинойс,
с револьверами, которые вытащить из груди,
с перестрелками, в которых не выжить двоим,
это нас наполняет чей-то кино-героизм,
увеличив руки в длину, но не в толщину,
ты всю жизнь пролюбил, и, конечно, её одну,
и боишься пули чуть меньше, чем люди клизмы,
и твой верный конь, он конее любых коней,
ты вконец уехал, и корм не в коня пошёл,
ей теперь свободнее жить, в общем, хорошо,
что уехал, и знаешь, кузнец теперь ходит к ней,
по хозяйству, да и вообще у него длинней...
но теперь, ковбой, бойся, ночи здесь холодны,
это нас на костры индейцев наводит страх,
это смерть на тебя наводит тоска,
это значит, ей не увидеть твоей спины,
это значит индейцам не высидеть у костра,
ты быстрей стрелы, иногда, но стрела остра,
так кому же кого сегодня искать?
Мондамин
Хоть молчи, хоть молись, не дождешься звонка, мой Маис,
поднялись, обступили чужие голодные сны,
пусть увянут волосы в темное. Я не злая,
я не знаю тебя, мой Маис, уже с весны,
так не смей на мои поля ты своих побегов,
если я не знаю тебя - это зона риска,
да и ты не помнишь, что кожа белее снега
у меня, ты даже снега не видел близко,
но теперь, ты знаешь, в крохотном магазинчике,
где тебе "Доширак", покупаю кому-то Колу,
и за это хотите - судите, хоть как, хоть Линчем,
не судите только за то, что мне не по приколу
на свои поля золотые твои колосья,
я сама разберусь, я сама расставляла статы,
так что хочешь - иди, мой Маис, иди, не бойся
не упасть под ударами смуглого Гайаваты,
это мой пограничник Петр у входа в рай,
заселенный влюбленно-преданными херувимами,
так иди, не бойся, ты мне никогда не врал,
правда, Маис? А значит, серп пронесет-ся мимо.
Мария
недостаточно общего, видимо, было у нас внутри,
мы не встретились, милая, нас так и осталось двое,
и на разных концах навсегда опустевшей вселенной,
я стою на балконе, смотри, это звезды воют
над притихшим сосудом не ставшего нами тлена,
если было бы можно,я звала бы тебя - Мария.
Мы одну и ту же с тобой обнимали талию,
ты - своими пречистыми дланями, я - просто ладонями,
и на разных концах завывавшего звездами мира,
те, кто знал тебя, милая, кто целовал тебя - кто они?
Просто узкие ступни твои не познали мирра,
а я и не верила толком, ты там ли, и та ли?
Недостаточно, может, Мария, я видела эти злобные
ошалевшие звезды над незащищенным теменем,
разлучить с тобой бутдо клятву нарочно давшие,
Отыщи, Мария, найди в моей темноте меня,
пусть ладони на талии все-таки станут нашими,
чтобы люди поверили, слышишь ли, верили, чтобы..
***
сейчас почему-то модно хотеть в Милан,
а я так упрямо хочу с тобой, что мозг
возрвется не словом "люблю", а командой "бокс!"
воистину, женщины сделаны из ребра
ладони, что с хрустом врезается в позвонки.
Мария, видишь, мне выю себе скривить -
раз плюнуть, ну что ты, глупая, не реви,
на жалость в моей голове, как на птиц, садки,
Садки играют на гуслях, идя на дно,
ты воду - в вино, а окурки, видать, в курки?
Не нервничай, киска, так. Контролируй_Ки,
тебе в глубине души все равно все равно,
говно, дорогая Мария, твой кроткий взгляд,
и как бы кристально чиста не была душа,
когда вдруг - случайно - разучишься воскрешать,
ты тоже приправишь молитву честнейшим "бля".
Я буду орать под окном, но тебе все до:
сухие глаза, всемпрощающие грехи,
Мария, видишь, как горлом пошли стихи,
последний шанс заблевать твой белый подол,
Мария, выслушай, не слепи меня, не святи,
скажи им вон, своим штампованным холуям,
я так упрямо
хочу с тобой,
потому что я
тебе,
Мария,
самый преданный
еретик.
Папа
Отцов Горио на меня не хватило, папа,
но грязные кухни нас, может быть, примирили,
а может быть, мили и годы, и все же мыли
ладони, смывая не-свой тошнотворный запах,
не кровь и не ссадины, просто "осадок остался",
утрами труднее здороваться, кухни грязнее,
а те, кого мы - словно на спор - приводим извне,
писать о них стоило разве в больничных листах,
убей меня, папа, не парные наши кухни,
не общие наши вилки, ножи и ложки,
а если мы даже родственны, так, немножко,
по цвету глаз, да и то одного из двух,
купируй мне гены, отцовские, станет легче,
купи себе право ходить неприлично мимо,
ведь грязные кухни - не то, что хотелось вымыть,
и превосходить тебя мне, похоже, не в чем.
Доброе. Утро.
по предсказаниям месячного календаря,
это случится числа двадцать четвертого,
хотя честно говоря, мне давно честно не говорят.
А я не гордая, я могу и не носить шорты
в обтяжку белые, хоть месяц и напролёт,
любой пролёт переходов общажных, лестничных,
но ты вопишь, что не делан пальцами в рот,
и тоже можешь вести календарь месячных...
Словила тупишку, пытаясь понять, на кой,
но в койке ты неизменно смешной и странный,
и каждый день убиваешь детей. Рукой.
И дети молча стекают по стенке в ванной
Панда Грин: киН_о.