Как-то суетно жить...
Как-то суетно жить, добывая себе на еду.
И, пожалуй, неловко писать резюме, отмечая,
что тогда-то, в таком-то неярком советском году
ты родился и жил. Я сама в сотый раз начинаю
описание жизни. И даты. Когда. И кому...
Что чужому уму говорят эти числа и сроки?
Зашифрован мой код и порою сама не пойму:
я живой раритет или памятник мёртвой эпохи?...
Послушай...
Послушай...
В округе бело всё и тихо,
покорно холодному сну.
Какие ткачиха с портнихой
творили всю ночь белизну?
И неуловимо для слуха,
видением этого сна,
на крыльях из снежного пуха
над нами кружит тишина...
Как это будет?
А как это будет? А всё же? А как же?
А как потом будет? Как раньше? Да? Раньше,
когда была мама кругом?
А я была миром,
несносным кумиром
и просто - её животом...
А как будет дальше? Когда прекратится
всё то, что я знаю? А буду ли сниться
тебе или людям другим?
И стану ли светом?
И буду ли ветром?
И кем тогда будешь любим?..
Совсем невозможно? Я знаю, что сложно.
Но можно, наверно. Разведать возможно
всего только самую суть.
А если узнаешь?
А, может, скрываешь?
Ты сможешь меня обмануть?
Ведь хочется, знаешь, так хочется верить...
Раз негде проверить - ты сможешь уверить,
что все повториться потом...
И я буду миром,
несносным кумиром...
И чьим-то большим животом...
Все дело в осени
Все дело в осени, дружок, все в ней.
Её приход, почти неуловимый,
я чувствую, чем дальше, тем верней
в июньском оперении рябины
и в облачных пуховых перетяжках.
Но то, что раньше было не по мне,
теперь принять становится не тяжко.
Свое тепло в октябрьском вине
и сладком воздухе запущеной аллеи,
который медленно смакую. И - плыву...
Ах, невесомость дымчатой пастели...
Все дело в осени... Я в ней живу.
Белой известкой по фреске
Забели меня. Белой известкой по фреске.
Чтобы скрыть от недобрых, завистливых глаз.
Я укроюсь в штрихах твоей кисти , исчезну
В плоскостях из банальных засушенных фраз.
Моих родинок тёмных и бледных веснушек
Не увидит никто. Никогда. Только знай:
За побелкой простой - запах наших подушек
И комок простыней. Не сдирай. Не смывай...
По-за воды тёмные
Выстудило, высвистело, сникло слово. Засветло
ушел...
По-за воды тёмные, по-за горы немые. Милый...
Что нашёл?
То, что распотеряно, то, что порастрачено заново собрал...
В говоре калиточном - стуке-бряке скрипочном -
что узнал?
Стоило ли, надо ли? Так, оставив надолго в осени,
уйти?
Чтобы возвернушеся, лбом в колени ткнушеся, зашептать "прости"...
Полудённое
Голубые дожди пахнут летней, веселой травой...
А цветочный десант занял все уголки на опушках.
Томных бабочек рой переждет наплывающий зной
На кусте бузины, в легкопенных душистых подушках.
Легкий плен гамака. Запотевшая чашка в руке.
В ней грейпфрутовый сок наслаждается тающей льдинкой.
Перешёпот страниц. Многоточие в длинной строке...
И полуденный зной бродит в сонном саду невидимкой...
Не спящим
Не уснуть. И смотреть до утра,
до сиреневых перьев рассвета,
на графитную шкуру двора
в жёлтых пятнах фонарного света.
Ветер словно сорвался с цепи
и - дворнягою - к мусорным бакам
всё обнюхать, стянуть, взворошить
как положено. Только собакам
до того ли? Вот вижу - бегут
по делам стайно-пёсьего клуба.
Нос по ветру и шеи не гнут.
В редком брёхе - оскал белозубый.
Чёрной кошки ожившая тень
за кустами в подвал попадает.
Для хвостатой вся ночь - белый день.
Чёрных дней ей, похоже, хватает.
Дом напротив. Окурок в пике
красной точкой с балкона уходит.
Видно, трудный был день... Налегке,
с бодрым смехом, никак не выходит
станцевать эту странную жизнь.
Не оставить тепла для просящих.
Что же делать, братишка, держись.
Нас не так уж и мало - не спящих.
Белый шёпот
Белый шёпот снежных бусин.
Белый шорох. Белый плен.
Вьюга вяжет снежный узел,
Белый узел у колен.
От вязальщицы-плутовки
Я мечтаю убежать.
До последней остановки -
Твоего плеча.
И спать.
Тонким мизинцем
Тонким мизинцем легко по ажурной решётке веду.
Мне бы к бровям твоим так прикоснуться. В бреду
я лишь могу то представить. Горе мне, если услышит
имя любимое стражник бессонный. Слово держу в поводу.
Тело - в оковах шелков. Сгорает оно без надежды
весь свой огонь телу другому отдать. В сонном пруду
рыба плеснула. Хвостом раздробила Луну. Той двойника,
что светло улыбается с неба. Я зачерпну, украду
малый осколок. С ним до утра буду грустить о тебе.
Снится мне: пальцем легко по бровям твоим тёмным веду...
Ничто мышиное не чуждо...
Примят матрас листвы мышиной лапой.
Опробован на мягкость и упругость.
Зимой на нём печалиться и плакать,
надеяться... На лисью тугоухость.
На то, что под лосиною ногою
не потечет и не поедет крыша
родной норы. На то, что быть героем
не страшно. И тебя Поляна слышит.
Так ждать весны за прутиком-засовом.
Она придет - всё будет, как хотелось:
закрыт пролёт по небу хитрым совам,
а на твоей груди - медаль за смелость.
Заполнят все кладовки да амбары
созревших зёрен сладостные ливни.
А счастья - завались. И просто даром.
Ах, эти мыши... Как они наивны...
Мара Левина: Как-то суетно жить....