|
Алексей Грин: Депрессивная Романтика.
Сборник А. Грина «Депрессивная романтика» состоит из двух неравнозначных рассказов. Первый рассказ «Пингвины» и второй «Сюр». Это первая публикация автора на ТЗ.
Меня всегда настораживают попытки авторов перенести действие своих произведений в другую страну, на другую планету, в другую эпоху. Я прекрасно помню советские фильмы про иностранную жизнь. Фильмы эти были всегда фальшивыми. И то, что автор назвал своего героя именем Сидни, нисколько не помогает, а лишь мешает восприятию рассказа. Рассказ получился неплохой, но сыроватый. Команда «Пингвины» и реальные пингвины в рассказе никак не связаны логически.
Второй рассказ «Сюр» слабее. Здесь опять автор пытается скрыть недостатки сюжетной линии под оговоркой «сюр» и, типа «фиг знает, как у них там на Западе»
Если в первом рассказе автор описывает те чувства, которые он сам, переживал, то второй выглядит вовсе надуманным.
Надеюсь, что А.Грин не обидится на критику, а будет продолжать упорную работу над словом.
Редактор литературного журнала «Точка Зрения»,
Евгений Родин
|
Депрессивная Романтика
2007Пингвины |Сюр
Пингвины
Матч закончился. Я покидаю стадион, съеденный человеческим потоком. Мы проходим по лестницам, спускаясь к выходу. Настроение не самое лучшее, но и не то чтобы уж поганое. Игра порадовала, да и благо наши “пингвины” сегодня победили. Хоккей был что надо. Людская река выносит меня из дворца. Здесь, на улице, у входа человеческий поток раздваивается. Я сворачиваю налево. Мне быстро надоедает передвигаться в плотном болельщицком кольце и я пробираюсь к мощной опоре стадиона. Здесь спокойнее. За моей спиной толстая стена. Дорога уходит вниз, и я смотрю на проходящих мимо людей свысока. А поток не прекращается, мелькая разнообразными лицами. Кто-то запоминается, а кто-то остается незамеченным. Над нами уныло висит серое небо. Поежившись, я продолжаю рассматривать толпу, медленно проплывающую мимо. Единственное, что их объединяет – черно-желтые цвета команды. Видны старые свитера супер-марио с двумя шестерками на спине, а рядом мелькают восемьдесят девятые с именем нового кумира. А вот и поклонники русского – семьдесят первые. Мне надоедает толпа, как вдруг я замечаю девушку на другом берегу импровизированной реки. Она видимо только что успела вынырнуть и теперь озирается по сторонам, дожидаясь пока схлынет основной поток. За ее спиной просторная парковка, отгороженная сеткой. Я смотрю на нее. Она почти напротив. Мимо проплывают головы незнакомцев. Она обращает внимание на меня, видимо почувствовав назойливый взгляд. Сам не знаю почему, я отворачиваюсь, глядя куда-то в край неба. Но, быстро одумавшись, вновь смотрю на нее. Затем мы по очереди прячем взгляды по сторонам, то и дело встречаясь. Первым делом я отмечаю, что она в плеере и что на ней красивое черное пальто. Я машу ей рукой. Выгляжу я в этот момент довольно глупо. Хотя друзья говорят, что это мне идет. Сволочи. Она видит мою неловкость, словно я предсказуем как осенний лист. Она улыбается и отводит взгляд. На улице довольно прохладно и мы переминаемся с ноги на ногу. Поток людей ослабевает, в нем появляются все более заметные дыры. От одной мысли о наступающей развязке мне становится не по себе. Мне душно, жарко и холодно одновременно. Тело начинает бить мелкая дрожь. Ладони предательски потеют. Взяв себя в руки, я иду ей навстречу, петляя между остатками некогда бурной реки. Вот она уже совсем рядом. На ней черный свитер и джинсы. Я здорово перенервничал. Она куда красивее, чем казалась издалека или это я себя так завел.
- Привет. – говорю я, оказавшись рядом.
Она снимает наушники, глядя на меня зелеными глазами. Честно скажу, я плохо помню, что со мной происходило, было мне худо. Переживал я так, что у меня чуть ли пар из ушей не валил.
- Привет. – с трудом повторяю я, чудовищно сложную фразу. – Я заметил тебя. – стало совсем неуютно. Будь у меня с собой пистолет, я бы застрелился, отвернулся, вытащил “ствол” и застрелился, вот так мне не по себе было от ее взгляда. – Я напротив стоял.
- Я видела тебя. – говорит она, мило улыбаясь.
Так мило, что дураком себя чувствую последним: Меня Сидни зовут. – говорю.
- Меня Кира. – она улыбается и прячет наушники в пальто.
Это хороший знак. Мне полегче становится. Не так чтоб уж совсем, но значительно легче.
- Ты ждешь кого-то?
- Нет. – она совсем просто смотрит на меня. Знаете, как давний-давний друг, который просто слушает тебя, который тебя знает вдоль и поперек. Странно, в общем, она смотрит. Да и вообще она странная какая-то, вернее не странная, а необыкновенная. Не похожая ни на кого.
- Может, пройдемся, поболтаем, если не возражаешь?
- Давай. – говорит. – Давай поболтаем, Сидни.
Неловко как-то мне стало. Так всегда бывает, когда меня по имени называют, особенно когда это девушки красивые, тогда вообще труба. А тут не просто красивая, а… Слов нет. Вот как она мне понравилась.
И мы двинулись вслед поспешно удалившимся людям.
- Ты любишь хоккей? – это единственно, что пришло мне в голову. Вернее был еще второй вариант – о музыке спросить, но его я приберег на потом.
- Да не то что бы очень. – говорит она. – Отец меня часто сюда водил. Ему хотелось на хоккей выбраться, а я не против была. С ним интересно даже на хоккее было.
- Почему было?
- Он умер пять лет назад. – грустно говорит она, убирая волосы за ухо.
У нее на руках черные перчатки, красивые такие, подходят ей очень.
- Прости. – говорю. – Это я не подумав спросил.
- Да все в порядке.
Не знаю, что сказать. Вот хоть убейте! Ни слова из себя вытянуть не могу. Сбил меня этот разговор об отце.
- А ты болельщик? – она смотрит на меня, необъяснимо как-то. Вот умеют женщины смотреть так! Хитро, что ли, как-то искоса. Не знаю, как объяснить. Язык сломать можно, а объяснение не найти. Женщины, женщины… У меня от такого взгляда улыбка дурацкая по лицу поползла, и замерло все в душе.
- Да не то чтобы уж болельщик, хотя я слежу за результатами, на матчи хожу, но без фанатизма. К тому же просто здесь все.
- Просто?
Опять этот взгляд!
Да. – говорю. - Ты приходишь на арену и вокруг тебя двадцать тысяч незнакомых вроде бы людей, но ты чувствуешь, что связывает вас общий интерес. Как-то уютно становится, не одиноко. И не важно кем ты работаешь, сколько получаешь, сколько друзей у тебя, счастлив ты или нет. Ничего не важно. Просто сидишь и смотришь хоккей вместе со всеми.
- Никогда не думала об этом. – она улыбается.
У нее красивая улыбка, умеренная что ли. Она не скалится как голливудские все эти силиконщицы, но и не угрюмничает. Честно у нее получается, естественно, искренне как-то.
- Похоже мы оба не на хоккей ходили. – говорит она.
- Пожалуй. – я успокоился немного.
Мы покинули зону стадиона и шли мимо ограды из высоких чугунных прутьев, за которыми прятались пожелтевшие клены.
- Что слушаешь? – я вспомнил о своем припрятанном козыре.
- Да все понемногу. – она слегка наморщила брови и стала еще симпатичнее. Хотя куда уж кажется симпатичнее. – Я готику люблю, рок, металл немного, всего по чуть-чуть. Но не только.
- Странный набор. – говорю. – Ты не похожа внешне…
- На панка-оторву?! – она рассмеялась.
- Ну да. Для панка ты явно не дотягиваешь.
- Не думаю, что стоит связывать внешний вид и музыкальные пристрастия.
- Здесь ты права. – взволновала она меня своими ответами, честно скажу. Бывает вот так… Будто мечты сбываются. Человек говорит на твоем языке, говорит о том, что тебе близко. Странно всегда так, когда случается подобное.
- Значит, ты тоже серьезной музыкой увлекаешься? – весело говорит она.
- Вроде того. – говорю, а самого смех разбирает. Очень она мне понравилась и с каждой минутой нравилась все больше и больше.
Тем временем мы подошли к метро.
- Куда съездим? – она посмотрела на меня, наклонив голову набок.
Смешная она все-таки. Несерьезная, но в меру. Редкость, в общем.
- Есть у меня идея одна. – говорю. – Идем.
Я взял ее за руку, и мы побежали вниз по ступенькам. Странное дело, вроде бы ничего невозможного, просто рука в руке, а чувства невероятные. У меня дух захватывало, в груди жарко становилось, от одной мысли, что держу ее за руку. Нудная поездка в метро превратилась в сказку. Мы говорили друг другу на ухо какие-то глупости, обсуждая одну из новых финских групп. Не помню, что я говорил – это и неважно. Вагоны неслись по черному туннелю, где-то глубоко под городом. Мы раскачивались из стороны в сторону, стоя лицом друг к другу. И то я наклонялся вперед и говорил ей, что стиль агрессивного меланхолизма уходит в прошлое, уступая место прогрессивному звучанию и мягкой романтике, в противопоставлении новомодным тенденция, то она наклонялась ко мне, споря, отстаивая свою точку зрения. Вот это мне в ней понравилось больше всего, то, как она держится, оставляя свои убеждения с собой, лишь отстаивая их, а не позерствуя понапрасну. Мы выбрались из метро где-то через полчаса, хотя мне казалось, что прошло не больше минуты. Голова у меня кругом шла. Руки ее я не выпускал. Она несколько раз поправляла ворот пальто, высвобождая для этого руку, но всякий раз я брал ее за руку снова. Она улыбалась и смотрела так… Так что я еле на ногах мог устоять. Мы шли по аллеи парка. Сказочно здесь в это время года. Нужно ли говорить как это красиво. Красно-желтые деревья, живой ковер из листьев под ногами.
- Чудесно здесь. Я осень только за это и люблю. – говорю я, вдыхая прохладный воздух.
- А мне нравится, что осень пахнет смертью. – говорит она.
Я смотрю на нее.
- Знаешь… - говорит. – Такой странный запах… Запах смерти и грусти. Чувствуешь, что она живая. Так грустно становится.
Она очень красивая, вот особенно, когда говорит вот так… Когда без улыбок и масок эмоций. Просто лицо, ну может быть немножко грустное, но чистое, просветленное такое. Она безумно красивая.
- Грусть - светлое чувство. – говорю.
- Только хотела сказать! – она бросает удивленный взгляд. – Будто мысли прочитал!
- Это здорово. То, что ты говоришь. Мне тоже так кажется… - я смотрю на нее, затем перевожу взгляд на кажущуюся бесконечной аллею.
- А особенно здорово потом, весной. Когда пахнет жизнью, и вспоминаешь осень. Плакать хочется, как это красиво. Кто-то кто это придумал большой молодец. – говорит она, убирая привычным движением волосы с лица. – Хорошо, что ты меня сюда привел. – и смотрит на меня, только не так хитро как раньше.
- Здорово, что я тебя встретил. – говорю. И на нее смотрю, а она впервые по-настоящему смутилась, покраснела даже немного. Чудо как хороша! Просто чудо!
- Идем. – говорит она. – Я кое-что покажу тебе.
Мы быстро добрались до автобусной остановки, купив по дороге большой пакет с кукурузными хлопьями. И через час, а может и меньше, или больше, мне, честно говоря, все равно было, оказались около зоопарка.
- Ты мне зоопарк хотела показать? – я рассмеялся.
- Идем. – говорит она и тянет меня за руку. – Только не через главный вход.
Мы пробежали к черному входу. Я успел заметить, что кассы закрыты. Поздно уже было. Я совсем во времени потерялся. Ну да Бог с ним. Мы перелезли через невысокую изгородь. Она ловко лазила, я даже дольше копался, боясь зацепиться и рухнуть на землю.
- Скорее копуша. – подначивала она.
Затем мы углубились в зоопарк. Странное это чувство, когда людей нет кругом, даже клетки становятся дикой природой. Звуки посторонние, животные. Не то что бы мне страшно было – нет, просто странные ощущения.
- А ты здесь не в первый раз. – говорю ей.
- Верно. – она поглядывает на меня, увлекая за собой.
И вот она останавливается около одной из тюремных клеток. Обширное пространство отделено от нас стальными прутьями и сеткой. Большой водоем посередине, несколько странных сооружений на берегу.
- Кого мы ждем?
- Я их обожаю. – она пошуршала пакетом. – Смотри.
Я и не сразу разглядел их. Темно уже было. Из темноты одного странного сооружения выбрался какой-то до боли невнятный, кособокий пингвин и вразвалочку засеменил к нам. За ним появилось еще несколько, а следом еще. Все они столпились у сетки, толкая друг друга и суетясь.
Она пересчитала птиц и, глянув на меня, сказала: Все на месте.
- Сколько их? – пингвины выглядели до безумия забавно. Они вытягивались к ней, а вернее к пакету, пихая друг друга в круглые бока.
- Тринадцать. – она разорвала пакет, и пингвины занервничали куда пуще прежнего. – А вон тот мой любимец. – она указала на скромно топчущегося в стороне.
- Стеснительный какой. – я усмехнулся.
Пингвин, словно понял меня и недовольно отвернулся.
- Не обижай его, он все понимает. – она взглянула на толпящуюся у сетки ораву. – Эти тоже, но только меньше задумываются.
Я вопросительно посмотрел на нее.
Она стянула перчатки и просунула первую порцию хлопьев через сетку: Не думай, я не спятила. Они совсем как люди.
- Не буду думать. – честно сказал я.
Мы просто стояли и кормили умильно суетящихся пингвинов. Говорили обо всем и ни о чем. Но больше всего меня интересовал тот самый, тринадцатый пингвин. Он стоял в сторонке и не старался включиться в борьбу за лакомство. Вскоре с хлопьями было покончено. И мы просто стояли напротив клетки. Некоторые птицы, устало покачивая, грушевидным телом отправились на боковую, самые стойкие дежурили у сетки, рассчитывая на дополнительную порцию, а тринадцатый так и стоял на том же самом месте в паре метров от сетки. А небо уже сбрасывало с себя ночные путы, и первые лучи прорезали черный океан.
- Нужно уходить. – она прижималась ко мне, держа мои ладони в своих.
- Этот твой странный приятель у меня из головы не идет. – я посмотрел на нее, пытаясь найти ответ в зеленых глазах.
- Правда он необыкновенный? – она подтолкнула меня в плечо.
Птицы тем временем уже покинули свой пост у сетки, прокосолапив в поисках ночлега. И только тринадцатый продолжал свое странное дежурство, глядя на нас из-за прутьев клетки. Мне даже не по себе стало как-то от его взгляда. Маленькие черные глазки смотрели на меня с необъяснимой человеческой пронзительностью, словно сожалея мне, что ли.
- Правда. – сказал я.
- Он никогда не уходит пока я здесь. Всегда дожидается. – она вздохнула. – Идем. – она помахала одинокой птице.
И мы поспешили к выходу. Уже рассвело, и нужно было торопиться. Я несколько раз обернулся – пингвин все так же смотрел нам в след. Мы выбрались из зоопарка и шли по просторной площади. Я держал ее руку.
- Мне пора. – сказала она.
- Где ты живешь? Я провожу тебя. – я не хотел ее отпускать.
- Здесь недалеко. – она улыбнулась своей настоящей улыбкой. – Спасибо за вечер.
- Это тебе спасибо за ночь. – я все еще держал ее за руку. – Я… Мне никогда так… - не знал я, что сказать, вернее не знал, как выразить то, что чувствую.
- Мне тоже. – она еще раз улыбнулась.
Я отпустил ее руку. Она как-то легко побежала прочь, к домам, что стояли невдалеке на другой стороне площади. Она обернулась и отправила воздушный поцелуй. А я не мог пошевелиться, просто стоял и смотрел, как она удаляется. Она еще оборачивалась и махала рукой. Она становилась все меньше и меньше, пока не растворилась в тумане.
Не знаю. Даже сейчас не знаю, почему не поцеловал ее тогда. Я и теперь хочу этого больше жизни… Почему не поцеловал ее? Мне до сих пор кажется, что это бы все изменило. У меня не было ни ее адреса, ни телефона. Только имя… Кира. И все. С того дня я не пропустил ни одного домашнего хоккейного матча. И мне кажется, что так ни разу и не посмотрел на лед. А еще я покупал кукурузные хлопья, те самые и ходил в зоопарк. Пингвинов не разрешали кормить и приходилось пробираться к ним по ночам. Я стоял около клетки, а они суетились, стараясь занять позицию поудобнее. И только один, тринадцатый, стоял в сторонке и смотрел на меня, то и дело вытягивая шею, словно хотел что-то сказать.
Ты больше так и не пришла. А мы с пингвинами тебя ждали. Я их кормил, они топтались у клетки. Сюр
Парень стоит на коленях перед унитазом и пьет воду. Дерьмовая привычка. Сложно отвыкнуть. Ему двадцать сем лет, он подающий надежды художник. Сам-то он о себе паршивого мнения, но это только в плюс. Между нами говоря, он весьма неплох. Я серьезно. Зовут его – Кит Трэвис. Он – это я. Но начать мне стоило не с этого момента. Все началось…
Был обычный промозглый день, каких ранней весной в наших краях сколько угодно. Я стою на перроне в Квинсе. Это крохотный городок в четырех часах езды от Саусмэйна, самого большого города на юге, где я и обитаю. Как я оказался в такой дыре? Ну все просто: мне нужен первосортный товар. Такой, что сможет отправить мой мозг и меня заодно в космос. Я серьезно. Один мой знакомый обмолвился, по большому секрету естественно, что здесь можно достать “ракетное топливо”, так он это назвал. После короткого телефонного разговора, я уяснил три вещи: перевести на некий счет тридцать штук, быть на перроне в Квинсе ровно в два пятнадцать, иметь с собой пакет собачьего корма.
В общем, я здесь. На часах два шестнадцать. Я мерзну на пустом перроне. У моих ног стоит огромный пакет “собачьей радости”, весьма неплохой корм, я сам пробовал по пьянке. Никого больше.
Знаете странное ощущение… Когда ты понимаешь, вернее начинаешь понимать, что тебя нагрели на тридцатку. Такое легкое покалывание чуть ниже шеи. Ждать дальше было бессмысленно и я набрал Джейка.
Старика я заметил не сразу. Он шел не спеша, мерно покачивая правой рукой, левую он держал в кармане. До Джейка я не дозвонился, но это было лишнее. Голова слегка ныла, провожая действия стекла. У меня еще осталось немного, но только на обратную дорогу. Старик смотрел на меня внимательно и серьезно. Я как-то пропустил момент, когда он оказался рядом. По правде говоря, я явно перебрал в тот день и в предыдущий тоже, и в тот, что был до него.
- Пошли. – прохрипел он.
Я закинул мешок с собачьим кормом на плечо и пошел следом. Старик был одет сущим придурком. Знаете, такой ковбойский стиль. Джинсы, джинсовая куртка, джинсовая рубашка… Ну вы поняли. Длинные седые волосы завязаны в хвост. Только на ногах вместо сапог, кроссовки.
- Далеко идти? – меня не вставляло переться с чертовым пакетом на перевес.
Мы уже сошли с перрона и двигались к домам через раздолбанную площадь.
- У вас тут, что война только закончилась?
Старик и не думал отвечать. Да и хрен с ним думаю, пошло все на хрен. Мы шли довольно долго. Вскоре дорога уперлась в непонятное черно-серое здание. Первым, что пришло в голову было: вот и все. Жаль, что я не добил припасенное – это было второй мыслью. Мы подошли к зданию. Старик открыл тяжелую изгрызанную ржавчиной металлическую дверь. Внутри было темно. Он шагнул в темень уверенно и спокойно. Понятное дело я последовал за ним. Единственным о чем я думал, пробираясь в кромешной тьме по горам битого кирпича, было, что кинуть не должны, выходил через нужных людей. Я два раза ударился головой и раз десять ронял чертов мешок. С большим трудом глаза привыкли и я видел старика копающегося с замком у белой, совсем домашней, как мне показалось двери.
- Проходи. – он схватил меня за руку и втащил внутрь.
Щелкнул выключатель и комната осветилась тусклым мертвым светом.
- Поставь к двери.
Я с радостью скинул мешок у боковой дверцы.
- Садись. – он указал на какую-то кучу тряпок на полу, примерно по середине комнаты.
Спорить я не стал. Освещение было мерзкое, хуже не придумаешь. Морщась, я огляделся, пока старик возился с какой-то металлической бочкой. Бетонный холодный пол. Высокое створчатое зеркало за моей спиной, сильно запылившееся. В углу старик с бочкой. Пакет корма у двери, белая входная дверь. С потолка свисала лампочка. Больше ничего не было.
- Держи. – прохрипел ковбой.
Он протягивал мне стеклянную литровую банку, наполненную мутной жидкостью.
- Это и есть?.. – договорить мне не дали.
- Пробуй.
Я взял банку. Пить не хотелось, к тому же я не знал ни дозы, ни действия. По рассказам нужно было совсем немного. Какого черта! Знаете, когда нечего терять, то легко теряешь все, что осталось… Не помню кто сказал. Я сделал небольшой глоток. На вкус похоже… На мел, перемешанный с тухлыми яблоками. Дерьмо ужасное. Я отставил банку. Во рту пересохло до боли. Мне казалось, что глотка у меня трескается, словно высохшая земля.
- Жди. – старик закурил.
От дыма меня замутило. Я дотронулся до горла, чуть ниже подбородка и ощутил сталь, холодную ровную. Я ждал. Время перестало существовать. По стенкам моего горла бегали какие-то маленькие твари. Они спускались в желудок, копошились там и поднимались вверх к зубам. Я скалил плотно сжатые зубы, не давая им выбраться, еще я зажимал нос. Но они были умнее меня, эти чертовы бестии. Затем у меня дико расчесалась спина. Это резались крылья. Они отложили в меня личинки и теперь я становился чем-то средним между ними и людьми. Я мутировал. Кожа на руках приобрела серебристый оттенок. Старик что-то мне говорил, но я не слушал его. Я смотрел ему в мозг, дырявил дряхлую оболочку старого пердуна красным лучом джи. Теперь я знал, все что знал он. Он хотел убить меня. Но ничего не выйдет, я сверну ему шею раньше чем он сможет опомниться. Крылья звучно хлопали у меня за спиной. Я чувствовал себя сильным и здоровым.
- Карунджа, фильестри! – говорил я, расчесывая внутреннюю сторону левой руки до крови. – Карадориван! Жгири!
Старик смеялся в ответ. Дурак! Глупец! Он ничего не понимал.
- Ты много выпил. – вдруг прозвучал его голос.
Я ощупывал спину, стараясь обнаружить на месте ли крылья. Во рту был такой привкус, будто я сожрал дохлую крысу. Никогда я не жрал дохлых крыс, но клянусь привкус у них именно такой.
- Не так уж и серьезно. – язык у меня заплетался.
- Понятно. – он курил какую-то странную завитую трубку.
Я водил глазами по комнате, не переставая почесывать шею: Это что Гитлер?
- Ага.
- Хм. – я нервно хихикал. – Не люблю нацистов. – смачно плюнул в сторону.
Щуплый фюрер недовольно поморщился. Какой-то он невнятный был. Придурок, одним словом.
- Ладно. – говорю. – Давай о деле. – я еле говорил, язык практически не ворочался.
- Литр за десятку. – глухо сказал старик.
- Смотри, контра! Не вздумай бузить! – я покачал пальцем у него перед носом.
Старик затянулся дурно пахнущим дымом: Ну, рассказывай.
- Чего еще надо? – промямлил я.
Старик перестал меня интересовать. По комнате литали какие-то бешеные синицы. Они носились по замкнутому помещению с бешеной скоростью, ударялись о стены и падали замертво. Но быстро оживали и принимались летать снова.
- Зря ты их здесь держишь, контра. Синицы свободу любят.
Старик молчал. Я поймал одну синицу. Она была похожа на моего деда. Сварливая такая и пахло от нее плохо.
- Дура ты. – объяснил я ей.
Я поймал еще парочку, но они тоже оказались туповаты. Ловля синиц меня утомила, и я сидел, раздумывая о странном смысле природы вещей.
- Ну, так что? Отчего ты бежишь, парень?
- Я? – говорил я очень плохо, плюс лицо приобретало невозможные гримасы. – Как те сказать? Понимаешь… Все как-то не так… Не устроено… Пусто… Вселенная так далеко. Знаешь, я когда смотрю на звезды меня тошнит. А многие их даже и не замечают. Понимаешь? – пьяно повествовал я. – Мы убиваем землю, а ради чего? Ради какого такого великого смысла? – я прервался, с трудом достал сигарету и с пятой попытки прикурил. – От чего я бегу? Это ты хочешь знать?
- Да.
- От себя, как и все в общем… - меня шатало даже сидя.
- И что тебе не хватает. – хрипел седой. – Ты молод, руки ноги у тебя на месте. Выглядишь странно… Серьга эта. Но девчонки у вас таких любят. Так чего тебе не хватает?
- Себя. – говорю, а сам клюю носом. – Мне не хватает свободы. В этом гребанном мире не возможно дышать. Здесь всем на все насрать. Одни уроды кругом. Им забили мозги фальшью, а они только и рады! Понимаешь?! А я не могу так.
- Как так?
- Как все. – я пытался попасть сигаретой в рот. – Я так не могу. – меня начинала волновать дверь, та около которой я поставил мешок с собачьим кормом. Кто-то скребся за ней.
- И лучше жить вот так?..
- Да че ты докопался до меня со своими гребанными вопросами?! Твое дело продавать товар, а не проповеди устраивать. – я сплюнул.
За дверью кто-то был. Я все отчетливее слышал шорохи. Стало не по себе. Похоже, чертово зелье отпускало. Оставался только сильный дурман и говорил я плохо.
- Не понимаю я тебя. – ворчал он.
- А меня никто не понимает. Нет у меня никого, кто был бы близок, что ли… Я один. Один в этом долбанном мире. Во всей вселенной. Меня затрахала эта пустота. – я косился на дверь.
Уже четко было видно, как прогибается картонная вставка.
- Как скажешь. – старик поднялся. – Сиди, я тару принесу. – он поднял банку из которой я пил. – Устраивает?
- Годится.
Он вышел, закрыв за собой белую дверь. Я с трудом поднялся. Пошатываясь, подошел к двери. Шорохи усилились. Я оглянулся на входную дверь. Затем взялся за ручку. По спине пробежал холодок. Лампочка моргнула несколько раз. Я открыл дверь. Не знаю… Странное ощущение. Голова болела и трясло всего. А еще дико чесалось за ухом. Дверь закрылась. Я остался в темноте. Попробовал упереться и надавить, но дверь не поддалась. Я заметил небольшую щель и припал к ней, вглядываясь в тусклый свет. Посреди комнаты стоял старик, а рядом с ним молодой парень. Парень ощупывал себя руками и вертелся перед зеркалом. Вот он стер слой пыли. Старик говорил ему что-то. Я попробовал закричать, но не смог. Дикий ужас, какой-то совсем уж кошмарный. Меня колотило, но я не мог оторваться от щели. Вдруг я стал четко слышать их. Будто говорили прямо над моим ухом.
- Документы проверишь. – говорил старик. – Претензии есть?
- Нет, нет, что вы?! – тараторил парень, голос у него знакомый был не мог вспомнить только, где я его слышал.
- Ты все понял? – хрипел старик.
- Да! Все понял! – парень продолжал рассматривать себя в зеркале.
- Тогда вали. – скомандовал старик.
Парень, кивая, попятился к двери. Я слышал как он спотыкался, убегая по темному коридору. Вскоре шаги затихли. Старик закрыл дверь и подошел к той, за которой был я. Заворочалась ручка. Я отпрянул назад. Мне было страшно. Он смотрел на меня, как-то странно.
- Выходи. – сказал он строго. – Выходи, не бойся.
Я остался на месте.
- Захочешь есть - выйдешь.
Он взял пакет и, вскрыв его ножом, высыпал корм в большую желтую миску. Не знаю откуда он ее взял. Пахло вкусно. Есть хотелось очень. Но я не вышел.
Честно говоря, я не помню сколько прошло времени. Мы мало гуляли. Три весны я помнил четко. Значит года три. Или нет… Не помню.
Кит Трэвис ежился на промозглом ветру. Перрон был пуст. Он глянул на часы – два шестнадцать. Рядом с ним стоял пакет собачьего корма. Мы шли не спеша. Хозяин был по обыкновению спокоен.
- Кит? – хрипло спросил он.
Парень кивнул.
- Пошли. – скомандовал хозяин.
Кит забросил мешок на плечо и поспешил за нами: Как псину зовут?
- Сюр, давно он у меня, дольше всех.
Я обнюхивал Кита, затем гавкнул.
- Ты ему понравился, Кит. – усмехнулся хозяин.
- Долго идти? – Кит явно не горел желание тащится черти знает куда с мешком собачьего корма на плече.
- Не долго. – сказал хозяин. – Не долго.
Код для вставки анонса в Ваш блог
| Точка Зрения - Lito.Ru
Алексей Грин: Депрессивная Романтика. Прозаические миниатюры.
09.08.07 |
Fatal error: Uncaught Error: Call to undefined function ereg_replace() in /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/fucktions.php:275
Stack trace:
#0 /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/sbornik.php(200): Show_html('\r\n<table border...')
#1 {main}
thrown in /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/fucktions.php on line 275
|
| |